Кольцо с тремя амурами

Анна Князева, 2014

Провести отпуск в засекреченном городе, бережно хранящем свои мрачные тайны, – что может быть увлекательнее? Согласившись подменить знакомую, работавшую костюмером в местном театре, Дайнека даже не представляла, какие страсти кипят в мире пыльных кулис и старых декораций! Найдя среди реквизита вещи пропавшей тридцать лет назад девушки, Дайнека испытала страх и азарт одновременно – она никак не ожидала, что это заурядное на первый взгляд событие всколыхнет устоявшуюся спокойную жизнь городка и заставит свидетелей той давней истории вновь воскресить в памяти то, о чем все они предпочли забыть… Потянув за тонкую ниточку, Дайнека шаг за шагом бесстрашно приближалась к развязке, не только раскрыв старое убийство, но и обнаружив следы грандиозной аферы, связанной с похищением несметных сокровищ из крупнейших музеев страны, – они вели именно сюда, в подземные бункеры закрытого города…

Глава 9. Много нового

— Вы так и не узнали, откуда взялось кольцо? — спросила Дайнека.

— Нет, — покачала головой Екатерина Владимировна. — Это был последний наш разговор.

— Следователю про кольцо рассказали?

— Тогда мне казалось, что об этом лучше не говорить. Позже рассказала, но никто не заинтересовался.

— Оно и теперь у вас?

— Конечно. Я его берегу. Приедет Алена и заберет.

— Можете показать?

Екатерина Владимировна достала из передника скрученный носовой платок, развязала и протянула кольцо. Дайнека повертела его в руке.

— Дорогое и, кажется, старинной работы…

Она достала телефон и осторожно спросила:

— Можно сфотографировать?

— Пожалуйста. — Старуха не возражала.

Щелкнув несколько раз, Дайнека вернула кольцо.

— Алена хотела поступить в театральный?

— Хотела. Но где ж мне было взять столько денег? Билет до Москвы купи, за жилье заплати, есть-пить тоже надо… А у меня зарплата — семьдесят.

— Тысяч? — уточнила Дайнека.

— Рублей, — старуха внесла ясность. — Тогда, милая, все на рубли мерилось.

— Можно еще вопрос?

— Давай.

— Когда вы поняли, что дочь не вернулась?

Екатерина Владимировна степенно кивнула.

— Как за полночь перевалило, так и забеспокоилась. Пошла к Дому культуры, позвонила в служебную дверь. Вышел вахтер, сказал, что никого уже нет. Утром к подружке ее побежала.

— К Ирине Маркеловой?

— К ней. — Екатерина Владимировна говорила так, будто речь шла о самых обычных вещах. — Она сказала, что Аленушка ушла ровно в одиннадцать. И что с ней было дальше, Ира не видела, потому что осталась на репетиции. Ну а потом свидетель нашелся, он видел, как доченька моя уехала на машине. — Старуха вздохнула. — Знала бы я тогда, что с ней все хорошо, не убивалась бы так. Спасибо следователю, он подсказал. Дай ему Бог здоровья!

Чтобы завершить свою миссию, Дайнека подняла пакет, в котором лежала сумка Свиридовой. Но, взглянув в умиротворенное лицо Екатерины Владимировны, почувствовала, как рука внезапно ослабла и опустилась вместе с пакетом. Так она и ушла — с терзающим ощущением, что оставила незавершенным важное дело.

Вячеслав повез Дайнеку в дом Кораблевых. В пути выдал пару шуток, но, почувствовав ее настроение, замолчал. Высадил у калитки, попрощался и быстро уехал.

Близился вечер. На темное небо набежали невесть откуда взявшиеся облака.

«Ночью точно будет гроза», — подумала Дайнека и оглядела окна кораблевского дома. Во всех горел свет. Она взбежала по лестнице, быстрыми шагами перемахнула прихожую и оказалась в гостиной. Там у окна стоял высокий крепкий мужчина. Он обернулся.

— Ты Людмила?

— Да…

— Тебя все ждут.

Было в его голосе что-то, что заставило ее съежиться. Захотелось найти какой-нибудь угол, завалиться туда и оставаться так долго, насколько это возможно.

— Кто вы? — спросила Дайнека и растерянно огляделась. — Где мама?

— Все вопросы потом. — Мужчина отошел от окна.

Теперь Дайнеке удалось разглядеть, что он был немолод, однако его нельзя было назвать стариком: статный, подтянутый, моложавый.

— Лю-ю-юдочка! — в гостиную вплыла Мария Егоровна, в ее руках сиял хрустальный салатник, который она поставила на большой круглый стол.

Только сейчас Дайнека заметила, что на столе — белая скатерть, и он весь уставлен закусками. В центре красовалась ваза с цветами и бутылка вина.

— Вы уже познакомились? — Мария Егоровна вытерла руки о фартук. — Это Витольд Николаевич — мой муж и отец Нади.

— Я поняла, — сказала Дайнека. — Вы вернулись из отпуска.

— Ну, слава богу! — захохотал Витольд Николаевич. — Теперь между нами нет никаких тайн.

В комнату на коляске въехала Людмила Николаевна. У нее на коленях лежали бокалы. Дайнека бросилась к матери, но услышала строгий голос:

— Сначала мыть руки! — Витольд Николаевич указал рукой направление. — Ванная — там.

— Да знаю я… — пробормотала Дайнека и отправилась мыть руки. А когда вернулась, все, включая Надежду, сидели за празднично накрытым столом.

— Помыла? — Витольд Николаевич улыбнулся, взял штопор и бутылку вина. — Теперь хоть будет кого воспитывать. — Затем, вскинув глаза, успокоил Дайнеку: — Не бойся, это я пошутил.

Первый тост сказала Надежда:

— За твое возвращение, папа, и за знакомство, — она поочередно со всеми чокнулась.

— Наконец-то приехал, — Мария Егоровна взяла раздаточную ложку и повернулась к Дайнеке: — Тебе положить?

— Я сама.

Мария Егоровна одобряюще ей улыбнулась:

— Людочка так меня выручила…

Витольд Николаевич перехватил инициативу:

— За это — нижайший поклон. Надеюсь, тебя хорошо встретили в Доме культуры?

— Вполне.

— Ты сказала «вполне», а мне послышалось «хорошо, да не очень…» — Он прищурился и проницательно посмотрел на нее. — Не забывай, я старый чекист.

У Дайнеки вытянулось лицо. Надежда хлопнула ее по руке и воскликнула:

— Папа так шутит!

Раскрасневшаяся Мария Егоровна по-девичьи рассмеялась и одернула мужа:

— Оставь! Девочке не нравятся твои шутки! — она опять повернулась к Дайнеке: — Спасибо тебе, Людочка. Завтра выхожу на работу. А ты отдыхай, вода в озере потеплела, можно купаться.

— Давайте я еще поработаю, — предложила Дайнека.

— Значит, я прав, — заметил Витольд Николаевич, отрезая ножом кусочек форели.

— В чем? — спросила Надежда.

Не отвечая на вопрос дочери, он обратился к Дайнеке:

— Что там у вас случилось?

До сих пор молчавшая Людмила Николаевна решила вступиться за дочь:

— Все нормально. Верно, Людмила?

— Он прав, — сказала Дайнека, уставившись в свою пустую тарелку. — В первый же день со мной произошел странный случай.

Не сговариваясь, все отложили вилки и приготовились слушать.

— Перебирая в ящике реквизит, — продолжила она, — я нашла сумку. В ней лежал паспорт на имя Свиридовой Елены Сергеевны. Еще там был старый червонец и помада фабрики «Рассвет».

— У меня в молодости такая была! — почему-то обрадовалась Мария Егоровна.

— Мама… — укоризненно прошептала Надежда.

Дайнека снова заговорила:

— Валентина Михайловна попросила меня отнести паспорт по месту прописки. Когда я туда пришла, мне рассказали, что девушка эта пропала…

— Как это? — переспросила Надежда. — Если бы пропала, показали бы в новостях.

— Она пропала тридцать лет назад. Ее не нашли.

— Кто тебе об этом сказал? — поинтересовался Витольд Николаевич.

— Старухи во дворе. Потом я пошла в полицию, и мне все подтвердил начальник Управления.

— Труфанов?

— Я случайно попала к нему в кабинет.

— Он-то откуда знает? — спросила Надежда, сметая между делом крошки со скатерти.

Дайнека ощутила непреодолимое желание выложить все, что узнала.

— Это было его первое дело. Василий Дмитриевич тогда был еще лейтенантом.

— Запомнить немудрено, — заметил Витольд Николаевич. — Город у нас тихий, не каждый день такое случается. В то время люди не пропадали. Теперь — другое дело. Что ни месяц — кого-нибудь ищут. Насчет того, что ее не нашли, нисколько не удивлен. Сыщики говорят: первый день золотой, второй день серебряный, а третий — бронзовый. В то время пропавших людей начинали искать только по истечении трех дней.

— Это еще почему? — возмутилась Мария Егоровна.

— Заявление в милиции принимали на четвертые сутки.

— Безобразие, — прошептала старуха.

Дождавшись момента, когда можно было вставить хоть слово, Дайнека продолжила:

— Поскольку на сумке не было инвентарного номера, мы с Валентиной Михайловной решили, что много лет назад Свиридова ее потеряла. Например, сумочку после спектакля сгребли вместе с реквизитом и случайно сунули в ящик.

— Такое часто бывает! — подтвердила Мария Егоровна. — Однажды после концерта мы собирали сценические костюмы, и я, дура старая, прихватила мужские брюки. Хорошо костюмерную закрыть не успели! Смотрю, идет по коридору артист в белых трусах…

— Мама!

— Молчу-молчу. — Старуха взяла ложку и подложила Дайнеке салата.

Поковыряв его вилкой, она сказала:

— Здесь что-то не складывается…

— Что именно? — спросил Витольд Николаевич.

— Уголовное дело возбуждено не было.

— Для его возбуждения нужны факты, подтверждающие, что в отношении пропавшей были совершены противоправные действия.

— Их не было, — согласилась Дайнека. — Художественный руководитель Дома культуры видел, как она села в машину, на заднем сиденье которого лежал большой чемодан.

— Все ясно, — прокомментировал Витольд Николаевич. — Девчонка просто сбежала с каким-то молодчиком.

— Ее объявили в розыск.

— Обычная практика.

Дайнека строго оглядела всех, кто сидел за столом, будто призывая обратить особое внимание на то, что она сейчас скажет.

— Худрук сообщил, что в руках Свиридовой была сумочка. На самом деле сумка вместе с паспортом тридцать лет пролежала в ящике со сценическим реквизитом.

Людмила Николаевна робко предположила:

— Выходит, девушка уехала без паспорта и без сумки… — и помолчав, добавила: — Или вообще не выходила из Дома культуры.

— Думаешь, ее убили? — спросила Надежда.

— Глупостей не говорите! Дело к ночи, — вмешалась Мария Егоровна и стала раскладывать по тарелкам второе, — давайте лучше поедим!

Откусив кусок котлеты, Дайнека продолжала:

— Сегодня я говорила с Сопелкиным и побывала у матери девушки.

— Сопелкин?.. — Витольд Николаевич прищурился, будто что-то припоминая. — Не тот ли Сопелкин, что работал в Доме культуры?

— Это он видел, как уезжала Свиридова.

— Хорошо его знаю, человек ненадежный.

У Дайнеки мелькнула мысль, от которой похолодел кончик носа.

— А что, если он не видел, как она уезжала? Или видел, но что-то другое?

— И нарочно соврал, чтобы не возбуждали уголовное дело… — подхватила Надежда.

— А вдруг и того хуже… — Мария Егоровна осенила себя крестом. — Не он ли ее убил?

— Ну-у-у… Пошла писать губерния! — Витольд Николаевич поднялся из-за стола и прошелся по комнате. — Угомонитесь, сороки!

Дайнека вздохнула.

— Очень жалко ее мать. Она придумала сказку, что дочь уехала на юг и там хорошо устроилась. Я хотела отдать ей сумку и паспорт, но не смогла. Пусть себе верит, если ей так легче жить.

Людмила Николаевна погладила дочь по руке и ласково прошептала:

— Милая моя деточка…

Витольд Николаевич спросил:

— Где сейчас эта сумка?

— У меня.

— Можешь показать?

Дайнека встала, вышла в прихожую и принесла Кораблеву сумку. Он взял, щелкнул замочком и высыпал на стол все ее содержимое. По скатерти покатилась помада, брякнули спички, выпали платок и старый червонец.

— Тысячу лет таких не видала. — Надежда взяла десятирублевую купюру и зачем-то проверила на просвет. Убедившись, что водяные знаки на месте, вернула бумажку на стол.

Витольд Николаевич обратился к жене:

— Принеси, пожалуйста, ножницы.

— Зачем? — удивилась та.

— Не спрашивай. Принеси!

Мария Егоровна проковыляла к буфету, нашла ножницы и отдала мужу. Он вывернул из сумки подкладку и резким движением вспорол ветхую ткань. Вынул картонку, отшвырнул в сторону и запустил внутрь руку. После чего вытащил заполненный бланк.

— Что это?! — вскрикнула Дайнека.

— Билет на самолет, — произнес Кораблев.

— А почему он такой?

— Раньше кассиры их вырывали из книжечки и заполняли вручную.

— На чье он имя?

Витольд Николаевич взглянул на билет и сообщил:

— На имя Свиридовой Елены Сергеевны. Десятого апреля тысяча девятьсот восемьдесят четвертого года она должна была улететь в Сочи.

— Но ведь тогда она еще не окончила школу… — напомнила Дайнека.

— По-видимому, окончание школы не входило в ее планы. Или же она собиралась вскоре вернуться. — Кораблев еще раз пошарил рукой под подкладкой. — Но только обратного билета здесь нет.

— Она хотела стать артисткой, — сказала Дайнека.

— Судя по тому, что мы видим, она ею стала, — Витольд Николаевич только развел руками.

— И что нам теперь делать?

— Кажется, в полиции тебе ясно дали понять, что их это дело не интересует.

— А что делать с билетом?

— Слетать в Сочи по нему уже не получится…

— Может быть, все рассказать Труфанову?

— Никто не будет заниматься делом тридцатилетней давности.

— Они обязаны это сделать! — возразила Дайнека.

— Обязаны, но не будут, — ответил ей Витольд Николаевич. — Тебе нужно забыть об этом и жить дальше.

Мария Егоровна начала собирать посуду. Между делом сварливо проговорила:

— Впутали в историю бедную девочку, теперь разбирайся…

Дайнека подошла к столу и взяла в руки тарелки.

— Мария Егоровна, могу я вас попросить?

— О чем?

— Позвольте мне поработать еще пару дней. Послезавтра — отчетный концерт. Вам пока нельзя напрягаться, а мне хочется поучаствовать.

Мария Егоровна посмотрела на Людмилу Николаевну, как будто спрашивая ее разрешения. Та развела руками:

— Ну, если так хочет, пусть поработает.