Колесо Судьбы

Анна Игоревна Рудианова, 2020

Восточные религии были правы. Человеческая душа может переродиться в новом теле. Вот только мое перерождение пошло не правилам: все воспоминания остались при мне. Смогу ли я выжить в теле ребенка? Смогу ли приспособиться к неизвестным порядкам и странным традициям? Судьба дала мне второй шанс. И я не намерена его упускать! Отсталая цивилизация? Разовьем! Сословное неравенство? Отменим! Добро пожаловать в новый мир. Я собираюсь сделать его идеальным!

Все события вымышлены. Любое совпадение с реальностью носит случайный характер. Текст данный ни к чему не агитирует и не призывает.

1. Я открываю глаза

Сначала появился страх. Яркий свет ослепил. Я зажмурилась. Но он проникал сквозь веки и, кажется, замораживал. Именно ледяная яркость заставила кричать. Крик захлебывался, я одновременно кашляла и пыталась дышать.

Мысли путались и носились в черепе, как стая голодных ворон. Громко, бессвязно и панически. Воздуха не хватало.

Почувствовала, что в горло вливают что-то теплое, доброе, и страх отступил. Веки потяжелели. Спасительная темнота приняла в свои объятья.

Только через несколько дней поняла, что не так.

Я не могла двигаться, не могла говорить. Люди вокруг были слишком большими. Все выглядело размытым и странным. Словно в глаза мне вставили по чужой не вынимаемой линзе. Неясность окружения усугублялась невозможностью общаться. Великаны говорили на непонятном языке.

Размер тела и отношение окружающих ясно говорили, что я была ребенком. Но разум отказывался принять информацию.

Лежала и пыталась понять, что же произошло. Вероятно, миф о перерождении душ — правда. Но где-то наверху произошел сбой, мне досталось утро небесного бодуна или божественная сущность, отвечающая за перерождение, оказалась сучностью, и память моя не стерлась с рождением. Потому что там, в другой жизни — я была взрослой женщиной с двумя детьми, с экономическим образованием. И, кажется, умерла.

Воспоминания клочками прорывались в размягченный мозг, особенно ярко являясь в кошмарах. Я будила мать громкими криками, заставляя ее нервничать и звать на помощь. Мне было несколько дней от роду.

Мы попали в аварию. Я вспомнила удар, крики мужа, детей. Бешеное вращение перед глазами, мелькание фар. Четкое понимание, что все умрут. Но никто уже ничего не мог сделать.

Вроде бы мы ехали из столицы домой… по замечательной платной автомагистрали. И на огромной скорости впечатались в попутную фуру. Не помню: видел нас водитель или нет. Может быть, он заснул за рулем или решил перестроиться в самый неудачный момент…

Чтобы вспомнить, у меня было много времени. Но мозг категорически отказывался думать, запоминать, анализировать. Тело отказывалось двигаться. Я могла открыть глаза. Но если пыталась поднять руку, все тело принималось хаотично извиваться и вытворять невероятные кульбиты.

Хотелось спать и есть, укутаться в тепло и провалиться в темноту. А может сбоя не было? и через пару месяцев я забуду о пошлом? Но нет, прошел день, второй, неделя. А я все также помнила, как решаются интегралы, но хоть убей не могла провести расчеты мысленно. А я не дура, прошу учесть.

От своей несостоятельности хотелось рыдать, что я благополучно и делала. К тому же меня немного укачивало в люльке, но на возмущенный крик качали лишь сильнее.

Еще меня убивали запахи. Так много всего воняло: тряпки, место, где меня держали, это я о люльке, и особенно я сама. Просто постоянно. То ли тут не принято детей мыть и переодевать, то ли на мне экономили. Все люди, берущие мое непокорное тело на руки, тоже воняли! Их было пять или шесть человек. Из них хорошо пахла только мама, да и то с перчинкой от которой слезились глаза.

Сносно дышать можно было только на прогулке, когда нежные руки выносили на яркий свет и качали под тихое пение. Я наслаждалась свежестью леса и воды.

Плохо быть ребенком! Бедные младенцы, как вам сочувствовала. И себе тоже.

Через пару недель свыклась с мыслью, что окончательно спятила. До этого я тешила себя надеждой, что лежу в больнице после аварии, и все мои недомогания — последствия травмы.

Глаза стали четче воспринимать картинку, и не обрадовалась я увиденному: деревянные стены, отсутствие мебели, люди в длинных серых хламидах. Все — явные азиаты. Зубов нет у половины. Света нет, в комнате постоянная полутьма. Никакого телевизора и телефонов. Не позвонить. Очень, очень бедная семья. Вместо соски мне давали кусок вяленого мяса. Круто, конечно, но не педагогично.

Я пыталась сказать об этом родителям, как никак двух детей имела, но горло выдавало только крик. Тут же переходящий в сопли, подстегнутые воспоминаниями. От сочувствия самой себе отвлекла мысль:

Интересно, я мальчик или девочка?

И ведь не проверишь! Не пощупаешь! А по ощущениям я была натуральной блондинкой! Той что после маникюра и пальцы врастопырку. И не двигается, чтоб лак не задеть. Это что же я себе педикюр позволить не смогу?! Надо срочно выяснить насколько бедная семья. Нищая совсем или на шопинг разорится?

День за днем, лежа в той позе, как положили, я отвлекала себя от происходящего, отказывалась верить в этот бред.

Доставала воспоминания, собирала крупицы прошлого. Но, все чаще, его затмевало настоящее: радость материнских рук, постоянный сосущий голод, удивление звонкой погремушке.

Вот как можно удивить тридцатилетнюю женщину — звонким бубенчиком?! Но неподконтрольные эмоции брали вверх, и я звонко смеялась.

А потом выяснилось, что радуюсь не матери, а кормилице. Мама заходила 1-2 раза в сутки, играла со мной. Но молока у нее не было. И звали женщину-кукушку — Мицу. И грозило б мне это психическими травмами, да плевать я на нее хотела.

А вот кормилица, по имени Шизука во мне души не чаяла, она больше всех баловала и радовала меня. На ее руках я тонула в океане тепла.

Она называла меня — Амай.

Мне казалось, что это означает «любимая».

Решила выучить местный язык.

Даже если это правда, и я действительно переродилась, сохранив воспоминания — лишним не будет. И поможет держать себя в тонусе.

А уж, какой фурор устрою я в мире научном! Главное, чтобы местные гении на клочки не разорвали от радости. И от зависти.

***

Оказалось, что тренировать только мозг при отсутствии телодвижений невозможно. Извилины в голове будто зависели от мышц в пятках. А у меня там мышц отродясь не было. Началась срочная физподготовка для будущих годовасиков. Я декламировала стихи и пела про себя песни, перекатывалась с боку на бок, вспоминала своих замечательных сыновей, мужа и плакала.

Хорошо быть лялькой: плакать можно без ограничений. Еще и поесть дадут внеурочно.

Как-то очень скоро мое тельце научилось переворачиваться на живот и вставать на четвереньки. Тут главное было не переусердствовать — у маленьких детей кости слабые. Можно что-нибудь повредить. И спасибо, что в мумию не пеленали, а то я своего старшенького… Так, пошла, порыдаю…

Под"Гимн шута"я раскачивалась в позе собаки.

Под «Катюшу» пыталась сесть.

А вот с языком вышли проблемы. То ли новый иностранный оказался слишком сложный, то ли мозг еще не прокачался. Но, скорее всего, я просто не лингвист. Я и языком крутила, и рот себе растягивала, и строила страшнющие рожи, от которых кормилица улюлюкала и звала родителей. И надо мной хохотали уже втроем. Особенно папа — длинный лысый господин в халате. Вонял он кстати похлеще остальных. Тут статус видимо числом немытых дней обосновывался.

Я корчила гримасы пострашнее, веселя окружающих до коликов и очень надеялась разработать мышцы лица. Не утонуть в самобичевании помогала постоянная практика всего: речи, гимнастики. Она же забивала свободное время.

Но важнее, я оказалась девочкой!

Почему-то именно это радовало больше всего.

Меня любят.

Жизнь дает второй шанс.

Почему нет?