Лоботомия. Роман

Анжелика Сергеевна Лавицкая

Аннотация от Feder Fuchs: Мрачная атмосфера, налёт абсурдистской мистики, мясо и хардкор, а за всем этим – крутейший стёб над теми, кто мнит себя дофига нормальным. Особенно хорош образ «писателей», которые оторваны от мира настолько, что выглядят полными шизофрениками. После «Лоботомии» не могу называть подобных персонажей иначе, чем «атланты».

Глава четвертая

Красная плитка магазинного пола. Вздох. Всё же интересно работают сплетни: от литературы я очень далека, как далека другая галактика от нашей планеты, я от неё так же далека, как от астрономии и физики, но мне всё известно про Анну Горц.

Сегодня возьму клубничный йогурт, не помню, какой был вчера. После того дня моя рассеянность то и дело берет надо мной верх. Да и вообще у меня депрессия — мало было старых сапог с потертыми носками, теперь у меня ещё и порванный пуховик. Нет, конечно, рукав мне удалось зашить, но с моими способностями… В общем, мне нужен новый пуховик, но сейчас не об этом.

Инга отпикивает всё то, что мной куплено, в том числе и йогурт, а я молчу и думаю о Васе. Он умер.

— У вас снова кто-то убился? Чего такая понурая? — Инга вырывает меня из мыслей.

— Убился? Нет. Умер, — складывая в пакет свои покупки, отвечаю я.

— Странная у тебя работа, я бы уже уволилась, — продолжает она.

— Я бы тоже, — отвечаю и ухожу.

За порванный рукав куртки должен был кто-то ответить, за мою паранойю — выходить с работы и оглядываться постоянно по сторонам — должен был кто-то заплатить.

— Тебя вычислили, Вася. Я сказала, что ты умер, — говорила я ему.

Паника охватила его в то же мгновение: вскочив с кровати он несколько секунд простоял смотря в пол, после чего начал ходить от кровати к окну и обратно, держась за подбородок и по-прежнему смотря в пол. Так продолжалось несколько минут, а я сидела на его койке и ждала, когда он заговорит. Он остановился напротив меня, лицо его выражало полную обречённость, но когда наши глаза встретились, стало ясно, что как раз на меня он смотрит с большой надеждой, будто перед ним — ключ к разрешению его проблем.

Опустившись, наконец, рядом со мной, он начал спрашивать, что ему теперь делать. Да, так и спрашивал:

— Что теперь делать?! — охватывая голову руками, бледнея с каждым мгновение, трясясь так, будто его запихали в морозилку.

Этого я и ждала. Пожав равнодушно плечами, поднимаясь с его кровати, вложив в свой голос все равнодушие, которое у меня имелось, я ответила:

— Придётся умирать, Вась.

Глаза его округлились. Знаю, он ожидал чего-то другого, спасения, например.

— Как же это… Как же это я умереть должен? — на мгновение его речь показалась мне немного театральной, несмотря на то, что в театре я никогда не была. Другими словами, настоящего ужаса перед смертью в глазах Васи мне разглядеть не удалось. Наверное, он не до конца понимал, что я ему предлагаю, поэтому мне оставалось только добить его своими объяснениями, рассказать кое-что о смерти.

— Сам подумай, — опиравшись локтями на душку его кровати, начала я. — В твоём случае смерть — единственный выход. Сбежать ты отсюда не сможешь, а если и сможешь, то найдут тебя быстро. Рано или поздно за тобой придут сюда, а Иван Иванович, наш главврач, тебя скрывать не будет — выдаст с потрохами. — Обрисовав ему безвыходность этой ситуации, мне оставалось только повторить ранее сказанное: — Придётся умирать, Вась.

Он сидел, как обычно сидят возбуждённые дебилы, которые ещё не утратили способности более-менее мыслить: глаза были живыми, по лицу было видно, что он осмысливает сказанное мной и рад бы это оспорить, но аргументов в противовес не находилось. Мне прекрасно известно, как издевается мания преследования над своими жертвами, Вася тут был такой не один, я успела насмотреться на всё это.

Он долго сопротивлялся, говорил, что ему умирать никак нельзя, просил выдать ручку и бумагу…

Ничего ему не помогло. Когда я пришла на следующее дежурство, мне сказали, что Вася умер. Способ его самоубийства самый банальный. Так как он считался у нас практически нормальным, ванну он принимал сам. Виновата, конечно, Олька, которая ни в какую не хотела помогать ему и предоставляла свободу действий. Вася не просто утонул, он даже вены вскрыл каким-то образом. Хотя это меня не удивляет нисколько.

Фимка, как и всегда, встречает меня с визгом.

Забыв прочитать подъездные объявления, забираю своего пса, и идём обратно на улицу.

Сегодня мне удалось немного поспать на дежурстве, но в сон все равно рубит. После того как Анна Горц появилась у нас, после того, как ещё в первый же вечер я выцарапала её из рук Коляна и не отдала в отдельную палату… Мне влепили выговор, но это неважно. Важно то, что я отчётливо помню, как студентами нас для массовки водили на презентацию книги Анны Горц и одна из её книг непременно должна быть у меня: нам раздавали подарочные экземпляры. Ищу я эту книгу в своём бардаке уже неделю. Где она может быть, неужели выкинула?

— Эй, привет! Идёшь и никого не видишь, — на плечо опускается рука, вздрагиваю оттого, что меня вырвали из размышлений.

— А, это ты. Привет. — «Дима, какого черта ты тут делаешь?» — думаю я, равнодушно здороваясь.

Оранжевый пуховик, который не мешало бы постирать, вязаная шапка, натянутая едва ли не на глаза, и между этой одеждой — красное лицо с огромными щеками и узкими от прищура чёрными глазами. Иногда я думаю: что людей, у которых есть деньги, побуждает так нелепо одеваться? Денег у Димы, что называется, куры не клюют, поэтому он всё ещё мой друг, у которого можно перезанять до зарплаты на кредит или на хавчик.

— А я смотрю, ты не особо рада меня видеть, — он встаёт у меня на пути. Знал бы он, что я вообще не рада его существованию на земле.

— Я устала после работы, — отмахнувшись от него, иду за Фимкой, который сегодня гуляет без поводка, а потому носится по двору счастливый. Как мало надо собаке для счастья.

— Я по делу, — н-да, он не собирается сдаваться, а, между тем, мне уже хочется его послать, но не могу, я должна ему денег.

— Дай угадаю! — мне не удаётся сдержать своего раздражения, и оно выходит на показ. — Ты хочешь меня куда-нибудь сводить или…

— Не угадала! — самодовольно улыбаясь, обрывает он меня. Представляю его единственную мысль, что-то вроде: «Теперь моя очередь тебя обламывать!» — месть за тот вечер, когда я променяла его компанию на спасение Анны Горц.

Сложив руки на груди и тяжело выдохнув, смотрю на него, но он продолжает молчать.

— Что за дело?! — не выдерживаю его молчания, мой голос едва не срывается на крик. Пусть выкладывает свою очередную бредятину и катится ко всем известным.

— Помнишь, мы в интернете издевались над одним лохом? — вспомнить, над каким именно лохом, мне трудно: в соцсетях, не имея страницы с настоящим именем и реальной фотографией, я издеваюсь над многими.

Я — тролль, которому нечем заняться, который одним сообщением может довести до выхода в окно или катанию на верёвке. Сама о себе я так не думаю, но так о нас говорят. На самом деле нам всегда есть чем заняться, а людей в интернете доводить — это развлечение после тяжелого рабочего дня, это безумно расслабляет — в этот момент, ты знаешь, что кому-то хуже, чем тебе. Тем не менее, уточнять мне ничего не хочется.

— Ну и? — коротко отзываюсь я, смотря на Фимку, которому уже надоела прогулка, оттого он уже идёт рядом.

— Есть идея! — оживлённее прежнего продолжает мой друг-кредитор. — Этот лох мается от одиночества вот уже 45 лет, что если познакомить его с какой-нибудь сумасшедшей из твоей психарни?

В ответ я начинаю ржать, вспомнив, наконец, о ком говорит Дима.

— Это жесть! Но как? Доведём его до сумасшествия и он придет в дурку? — достаю из куртки сигареты и закуриваю.

— Он и без того сумасшедший, ты сама ему писала, что такому, как он уже не психолог, а психиатр нужен. Доводить нам его не нужно, нам нужно его познакомить с сумасшедшей, — продолжает он, но я всё равно ничего не могу понять.

— Но ка-а-ак? — не скрывая своего непонимания и раздражения от этого непонимания, повторяю свой вопрос.

— Сфотографируй кого-нибудь, кто отлично подходит на роль его суженой, а потом мы будем писать ему от её имени. Он влюбится и захочет встречи, а там уже второй этап — дорога в дурку. — Почему-то весь интерес после его объяснений тут же улетучился.

Мне показалось, это не только скучно, но и слишком сложно. Нет, не в том плане, что мне трудно писать от чужого имени, а в том, что это требует очередных затрат: новый почтовый ящик, новая страница, а эту страницу нужно как-то заполнить, чтобы она не вызывала никаких подозрений — обжить, как обживают дом. Требовалось время, которое мне не хотелось тратить на такой идиотизм. Троллить несколько минут, максимум час, ради развлечения — это, пожалуйста, а заниматься подобным серьезно — это глупости.

Закусив нижнюю губу, отрицательно качая головой и размышляя о том, как мне не хочется этого делать, я иду рядом с Димой, который по выражению моего лица, понял, что мне его идея не нравится.

— Ты знаешь Анну Горц? — развивать его идею с издевательствами над интернет-задротами нет никакого смысла, а вот узнать что-нибудь об Анне Горц — это намного интереснее.

Дима меняется в лице, оно становится невыносимо серьёзным, он делает такую рожу, только когда у него возникают проблемы.

— Говорят, что она пишет книгу о жизни на Атлантиде, но многие зовут её сумасшедшей. — На этих словах он замолчал и опустил голову.

— Почему её так называют? Что она такого сделала? — маскируя любопытство непониманием, спрашиваю его, хватая под руку.

— Вообще она была нормальной тёткой, пока не поругалась с местными писателями. Мне не всё известно, но о ней много слышал последнее время. Говорят, что она высокого о себе мнения, считает себя самой гениальной в городе. Короче говоря, ненавидит всех вокруг, а все вокруг ненавидят её…

— За это её и упекли в дурку, — случайно выдыхаю, и Дима останавливается. Он удивленно, нет, даже ошарашенно смотрит на меня, как будто Горц — его родственница, которая оказалась в беде.

— Что?! — только и выдал он.

Фимка заскулил, просясь, домой, перебивая весь наш разговор.

— Идём ко мне, расскажешь о ней всё, что тебе известно. Мне кажется, что она попала к нам не просто так.

Впрочем, теперь мне это не кажется, я в этом уверена. Единственное, что мне неизвестно, так это — почему меня так заинтересовала её судьба, почему мне хочется ей помочь.

Пока Димка рассказывает о том, как он кого-то достал вчера в интернете, мы идём ко мне, и я думаю об этих «почему».