Чучело

Норман Райт

Можно ли остаться прежним, если однажды случилось узнать, что мир уже не будет прежним. После смерти матери, Гвендолин отвечает на этот вопрос. Конечно, не без помощи врачей и лоботомии.

© Норман Райт, 2021

ISBN 978-5-0053-7150-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Норман Райт

Чучело

Глава 1

Страшная болезнь

— Там никого нет, Гвенни.

— А я говорю, что есть. Я видела.

— Тебе, должно быть, показалось.

— Я, правда, его видела, мама. Почему ты мне не веришь?

— Потому что привидений, Гвен, не существует.

Взрослые не верят в привидений. Моя мама не верила тоже. Для нее это были только сказки, особенно в эти дни, когда по небу с грохотом проносились самолеты. Было неспокойное время и эти самолеты летели на войну.

Мое имя Гвендолин Кейтлин Фостер. Мне десять лет. Внешность у меня самая обычная, но мама всегда говорила, что я очень красивая и цвет моих глаз — это цвет морской глубины. Только вот я видела не глубину моря, а лишь плесень, которая была повсюду.

Отвратительная скользкая плесень росла на камнях в нашем пруду, на крыше дома, на его стенах и в легких моей матери. Моя мама, словно дряхлая собака, всю ночь громко кашляла и за последний год сильно состарилась. Вообще все, что меня окружало, было старым.

Дом, что мы арендовали у мистера Гаррисона, был очень старым. Фасад потрескался, устаревшая кровля могла обрушиться в любую минуту, а трухлявые полы на втором этаже, и вовсе прогнили насквозь. От старости.

Спальни второго этажа пустовали, заключая в себе лишь тьму. Постояльцы съехали еще пять лет назад, а новых, мистер Гаррисон не искал, чтобы не угнетать беспокойством мою больную мать.

Когда мистер и миссис Тоферы съехали, я продолжала слышать, как скрипят половицы второго этажа, будто престарелая пара все еще находилась там. В доме все еще пахло их старостью. Пахло их вещами и их книгами. Наверное, Тоферы оставили после себя сгусток затхлой тоски о своей потерянной молодости.

Я любила играть на втором этаже. Даже не смотря на то, что здесь было тесно, пыльно и мрачно. Мне нравилось глядеть через окно спальни Тоферов на маму, которая сидела в саду и читала. Иногда я стучала по стеклу и пряталась. Мама отвечала, что видела меня и знает, что это я. Мне было весело так подшучивать над мамой.

Как-то раз, когда мне было примерно лет семь, или восемь, точно не припомню, я сидела в коридоре второго этажа и играла моей любимой фарфоровой куклой. Кукла была старинной и слегка потрёпанной временем. Лак на ее милом личике потрескался, платье износилось, но это не делало Кэролл менее любимой. Мама не знала о Кэролл, так как я нашла ее в одной из запретных комнат, оттуда брать какие-либо вещи, было строго запрещено.

Я увидела старика, седого и сердитого. Он закричал на меня и потребовал, чтобы я убиралась прочь отсюда. Я бросила куклу и убежала со второго этажа. Я не сомневаюсь в том, что видела настоящее привидение, но мама мне тогда не поверила, а спорить с ней, было бес толку.

В этот день, Кэролл так и осталась лежать на полу второго этажа. Я больше никогда туда не поднималась, хотя очень скучала по своей любимице.

Это было первый раз, когда я увидела привидение. Потом такое случалось чаще.

Мою маму звали Маргарет Фостер. Я помню ее красивой женщиной с ухоженной кожей, вьющимися светлыми волосами и доброй улыбкой. От мамы всегда пахло цветочным парфюмом, и я всей душой любила этот нежный аромат.

Но последнее время, он так редко звучал в нашем доме. Ползучий бронхит сковал легкие моей мамы своими холодными пальцами и с каждым приступом, болезнь отнимала у женщины все больше здоровья, все больше ее природной красоты. Теперь свежее лицо моей несчастной матери покрылось морщинами, а зубы почернели. Мне было страшно за маму, и я ни на шаг не отходила от нее и подносила ей теплое питье.

Мой страх, почему то, был в образе старого ворона. Я всегда боялась этих птиц — они огромные и всегда голодные. Ворон частенько навещал меня во снах. Садился на грудь моей мамы и начинал клевать ее череп своим старым клювом. Ворон долбил с такой яростью, будто пытался пробить черепную кость и выклевать мозг матери. Я отгоняла мерзкое создание, но оно возвращалось и продолжало клевать. Мама говорила мне тогда, чтобы я успокоилась, и что это всего лишь кошмарный сон. Но она не понимала того, что я очень боялась за нее. А еще, я боялась, что это могло быть предзнаменованием смерти.

Мой отец, Виктор Фостер, был мужчина с обветренным красным лицом и вечно смурным настроением. Он редко появлялся дома. Ко всему прочему, Виктор часто пил. Работал на кладбище и все деньги, пропивал. Тогда я вместо учебы шла на рынок и подрабатывала помощницей. Работы там хватало. Я могла чистить рыбу, или что-то приносить. Денег было мало, но и этому, мы с мамой были рады.

Тогда мама называла меня своей малышкой и говорила, что гордится мной.

Больше никаких родственников у меня не было. Я не знала ни дедушек, ни бабушек. Но как то мама рассказала мне, что мой прадедушка, был пиратом. Звали его Батчер Реджинальд Фостер. Но если честно, мне с трудом верится что мой далекий родственник пират. Ну, сами понимаете — пираты, и все такое. Это скорее сказки для детей. Но я уже не ребенок, и не верю в сказки о пиратах.

Жили мы в небольшом городке Фрамстон. Находился он в сырых, темных краях. Люди здесь болели часто. Многие умирали от туберкулеза и других заболеваний легких. Особенно умирали осенью, когда воздух становился липким и холодным. Умирали здесь не только от болезней, но и по другим причинам тоже. Особенно в нынешнее неспокойное время.

Каждую неделю похоронная повозка с колокольчиком проезжала по улицам, и жители скорбно глядели ей в след. Суеверные люди бросались в разные стороны от погребального кортежа, лишь бы не слышать, как звенит похоронный колокольчик. Может показаться глупым, но они были убеждены, что тем самым оберегают себя от преждевременной смерти. Я не верила в подобные вещи и никогда уши не зажимала. Пока однажды этот звон не прозвучал для моей несчастной матери.

Честно сказать, возить умерших на повозке с лошадьми, а не в автомобиле — ужасная традиция. Особенно, когда невозможно спрятаться от любопытных посторонних взглядов. А их было очень много. Все глазели, а кто же там умер, вот бы посмотреть на настоящего мертвеца. Поглядите на труп! Это очень неприятно и больно.

Тогда, глядя на эти ужасающие повозки, я начала понимать, что вижу что-то еще, помимо сидящих в них людей. Образы, прозрачные и унылые. Они глядели на меня и все как один прикладывали указательный палец к губам. Мол, девочка, не говори ни слова, меня здесь нет. Молчи!

И я молчала. Молчала долго, пока один из них, не появился на втором этаже нашего дома. Тогда я решила все рассказать маме. Но взрослые в такое не верят. Мне верила лишь Кэролл. Сейчас она осталась одна, и каждый раз очень боится, когда из спальни выходит старик. Жаль, что мне нельзя забрать свою куклу.

— Пообещай мне, что ты не умрешь, — попросила я маму как-то вечером сидя на краю ее постели. — Пообещай.

Я старалась верить, что моя мама сможет поправиться, но надежда на это с каждым днем таяла, словно свеча на нашем камине.

— Мне уже легче, Гвенни. — Мама улыбнулась и положила свою горячую ладонь мне на колено. — Ступай спать, милая. Мне уже лучше. Не бойся, милая. Не бойся.

— Ты всегда так говоришь, — упрямилась я. — А на самом деле, тебе совсем не легче! Я же вижу! Ты не в силах даже подняться с кровати, мама.

Мама тяжело вздохнула и снова начала кашлять. Теперь, кашель не прекращался, и мне стало страшно.

На прошлой неделе я подслушала доктора Четтера и мои страхи оправдались.

После того как в полдень мама приняла лекарства и уснула, доктор сидел на кухне и что-то записывал в своем дневнике. Он, не знал, что я его подслушиваю из сада, и что-то бубнил себе под нос.

Доктор пробормотал, что моя мама может скоро умереть, потому что в аптеках нет лекарств, а в больницах нет мест. Услыхав это, я заплакала.

Не прошло и трех дней, как худшие предположения доктора оправдались.