Однажды в СССР

Андрей Марченко, 2017

1976-й, брежневский застой в зените. Карьера и будущее молодого специалиста принесены в угоду номенклатурном принцу. И обиженный парень вместе с армейским товарищем готовит ограбление, которое всколыхнет приморский город. Содержит нецензурную брань.

Глава 7

Пашка действительно не задержался в квартире. В понедельник он подал документы в заводской отдел кадров. Поскольку на заводе Аркадия знала всякая собака, уже после обеда Павел получил койку в общаге предприятия.

Жилплощадь размещалась под крышей пятиэтажки, отчего в помещении было жарко до одури. За окном шумела неширокая улица, между домами резвились дети из Дома Молодого Специалиста — общежития более благоустроенного. Туда селили работников для завода нужных или тех, у кого были не слишком большие связи. Специалисты старели, росли их дети, сами становились специалистами — но расселять эти семьи не торопились.

Пашкина комната, рассчитанная на четырех человек, впрочем, была пуста наполовину. Кроме Павла в ней обитал еще один обрубщик, который работал в литейном цехе. Получал он изрядно, но работа выматывала его до последней степени. И, вернувшись в общежитие, он падал на кровать и спал. Проснувшись, делал чай и печально курил. В выходные — либо пил водку, либо уезжал в село в двадцати километрах от города, где жила его семья.

На этаже имелось два туалета — мужской и женский, были две кухни, на плитках которых вечно горел газовый цветок.

Павлу досталась кровать с продавленной сеткой, тощий матрас и серые казенные покрывала с синим штампом.

— К зиме выдадут одеяло! — улыбнулся Пашка. — Будем жить, командир.

— Извини, что так скромно.

— Да ерунда! Бывало хуже. А здесь сам себе хозяин — ушел, когда захотел.

Аркадий не сразу понял, что речь идет о тюрьме.

В магазине хозтоваров купили кастрюлю, сковородку, в овощной сетке — морщинистой картошки, в продуктовом — водки и хлеба. Еще в трехлитровую банку купили кваса — удивительно вкусного по летней жаре.

Картошечку пожарили и съели под водку, отмечая новоселье.

Вспоминали армейскую службу, то, как Пашка бросался за командира в драку, а тот его всеми правдами и неправдами спасал от гауптвахты. После — перешли на личное.

— А ты по миру катаешься? Тебе бы остепениться пора, жениться?..

— Не буду. Не хочу жениться, — ответил Пашка. — Положим, найду какую-то женюсь. А она начнет стареть, толстеть, брюзжать, чтоб я на молоденьких не смотрел. А так я свободен, на кого хочу — на тех и смотрю. Сам-то ты чего не женился?..

— Собирался, да вот расстались…

Пашка почесал затылок.

— А, да, ты что-то говорил. Что там с бабой твоей?..

— Не называй ее так…

— Ну, хорошо, с подругой? Ушла к другому?

— Она говорила, что хочет побыть одна.

— Да брось. Помнишь, монголы говорили: девушки — как обезьянки: пока не схватят за следующую ветку — предыдущую не отпустят.

— В Монголии нет обезьян. Я ни одной не видел.

— Ха! Ты еще скажи, что самих монголов не видел! Слушай, есть деловое предложение: давай выследим нового и поломаем ему ноги!

В ответ Аркадий покачал головой.

— А чего нет? — обиделся приятель.

— Ну… Девушки любят больных. Ухаживают за ними.

— А мы ему еще нос сломаем и уши! Уродов никто не любит — я тебе это обещаю, командир.

Аркадий лишь отмахнулся — так выяснять отношения казалось недостойным.

–

В будний день после работы сходили за двугривенный на кино в «Юбилейный». Пашка попытался познакомиться с милой контролершей, которая проверяла при входе билеты.

— Девушка, а вам говорили, что вы похожи на Людмилу Гурченко? Вы, наверное, в кинотеатр пошли, потому что…

— Мужчина, проходите, не создавайте очередь, — срезала контролер, хотя за ними и не было никого

— И вам доброго дня… — смирился Пашка.

Зал практически пустовал, на экране герои нудно спорили, как надо работать, перевоспитывали тунеядцев. Сзади кто-то целовался, и Пашка даже пару раз оглядывался, но в темноте ничего не рассмотрел.

После, сидя на ограде школьного палисадника, из бумажных стаканчиков ели самое дешевое мороженное, купленное в продмаге рядом. В детском садике напротив скрипели качели. По трубе школьного стрелкового тира бегали мальчишки, другая компания гоняла мяч на каменистом футбольном поле.

На трансформаторной подстанции краской было выведено «Rock is dead», хотя в этой стране рок еще и не рождался.

День томно клонился к вечеру. Мимо, дробно стуча каблучками, прошла девушка.

— Девушка, разрешите познакомиться? — бросил ей Павел практически вослед.

— С незнакомыми не знакомлюсь! — ответила та и даже не обернулась.

— Да что за день такой… — пожал плечами Пашка и продолжил задумчиво. — А платят у вас на заводе мало… Не в обиду тебе — но мало. Вот я в Якутии, помню, на зиму подрядился. Так там была зарплата — дай бог каждому. Хотя за зиму замерз — год потом отходил.

— Чего же ты тут устроился?..

— Устал что-то мотаться, в самом деле. Отдохну — а там видно будет. Может, командир, я тут и не задержусь. Зиму перезимую, отдохну — да опять в дорогу. Честно предупреждаю.

— Летун ты, Пашка… Перекати — поле.

Тот виновато пожал плечами — не без этого.

–

Поначалу казалось, что Владимир Никифорович едва ли солгал: если не считать потери кабинета и лишения сомнительно чести сидеть на совещаниях, Аркадий потерял немного. Зарплату его нынче слагали другие цифры, но сумма оставалась приблизительно прежней.

Ему тихо сочувствовали друзья, и чуть громче злорадствовали враги. Саня Ханин по-прежнему наливал ему чай в своем бюро, заваленном буквально от пола до потолка папками с чертежами.

Из-за обилия бумаг курить в отделе возбранялось, и даже сам Ханин выходил с папироской на лестницу, закрывая дверь на простенький замок. Аркадий, хоть и не курил, но выходил вместе с ним.

Однажды Аркадий рассказал Ханину о своем расставании с Машей. Ханин выслушал с пониманием, и, пуская папиросный дым, кивнул:

— Женщины — они такие. Нелогичные. Вот у меня был случай. Раз гулял воскресным днем в Городском саду, в кафе приглянулась дивчина. Я к ней пытаюсь подсесть. Разрешите, говорю, понравиться. А она мне: «Не разрешаю! Мне ваша нерусская морда лица несимпатична». Невежливо, конечно. Могла бы сказать просто, что не разрешает, без пояснений. А на следующий день ее приводит ко мне завбот, говорит, мол, побеседуйте с молодым специалистом, хочет к нам трудоустраиваться.

Чем все закончилось, Ханин не пояснял. Но ясно было: ничем хорошим. В отделе с ним работали старые грымзы, мало походящие на милую дивчину. Что касается семейного статуса, то был Серега Ханин безнадежно холост. Обладая непопулярной национальностью, он с людьми сходился тяжело, был повсеместно чужим.

Аркадию был известен несложный секрет: в углу, заваленный чертежами, стоял радиоприемник с короткими волнами, на который Ханин ловил «вражеские голоса» в те дни, когда оставался на работе допоздна.

Дома у него имелся приемник лучше и мощней, а на работе хватало и этого. До недавних времен за городом ловило лучше: глушилка, построенная на Володарской трассе, накрывала центр, а завод находился на окраине, частично — в предместье.

Но не так давно глушилки ушли с большинства радиостанций, и глушить продолжали только «Голос Америки». Ханин же предпочитал немного чопорную «Русскую службу Би-Би-Си», ну и порой — «Свободное радио Тьмутаракани».

–

Года три-четыре назад в городе завелся радиохулиган или в простонародье «шарманщик». Работал на средних волнах, выпуская в эфир «Beatles», «Rolling Stones», особенно любил «Jethro Tull». Музыку перемежал монологами — зачастую весьма любопытными.

За подобное действо радиолюбителю светила определенная статья, и по городу кружил неприметный «уазик», в котором находился пеленгатор и его экипаж. Хотя по всему выходило, что трансляция ведется преимущественно со шлаковой горы на Макара Мазая, поймать «шарманщика» не получалось — не помогали ни облавы, ни засады.

Именовал он себя Лирником, и многие мальчишки ему начинали подражать. Подражателей успешно ловили, штрафовали, изымали все электроприборы вплоть до утюга. Но сам Лирник оставался неуловим.

Дело осложняло еще то, что голос ведущего искажали какие-то аудиофильтры. В ходу была буратинизация — ускоренное воспроизведение голосов. Но, повозившись, эксперты заключили: тут что-то иное.

Неуловимость оператора порождало легенды.