Лето, в котором снова ты

Анастасия Борисова (2024)

Еще вчера невеста — сегодня уже вдова. Страшная авария разделила жизнь Оли на "до" и "после". Пытаясь смириться со своей утратой, девушка проводит ночь на реке, неосознанно проведя ритуал прощания. Магия особой ночи уносит Олю во временную петлю, которая выбрасывает девушку прямиком в средневековую Россию. Сможет ли Оля выжить в новых условиях, обрести счастье и вернуться домой?

Глава 1. Погружение

Не открывая глаз, Оля прислушалась: шаркающие шаги, шорох открывающегося засова, скрип двери. Из тяжёлого забытья девушку вырвал стук в дверь. Глаза открываться упорно не хотели, а голова отказывалась вспоминать, с какого момента нужно продолжить жизнь.

— Ты пошто шум подымаешь, окаянный? — отчитывал гостя ворчливый голос старухи.

— Так это… — мужчина отдышался, будто после долгой пробежки, — баб Грунь, рожает же Марьюшка моя!

— Ох, ноги мои нерасторопные, собираюсь! Обожди на улице!

Дверь со скрипом закрылась. Старушка, которую мужчина назвал бабой Груней, подошла к печи и растормошила Олю.

— Доброе утро, голубушка! Слушай да не перебивай! Я в село поеду, лошадь пригнали. К вечеру вернусь. Коли голодной не хочешь остаться, топи печку да сготовь. Из избушки выйдешь — позади махонький родничок бьёт: в нем умоешься, в нем и водицы наберёшь. Кладовочку небольшую за дверью в дальнем углу избы найдёшь — там запасы крупы, муки, грибов сушеных. Да смотри, убегать не советую, лес кругом, опасный да дремучий! Вечером с тобой побеседуем, ты токмо дождись!

Не позволив Оле даже рот раскрыть, старушка поспешно набросила на себя дорожную накидку, прихватила сумку и вышла из дома. Оле показалось, что бабулька что–то ещё пробурчала под нос и усмехнулась, но этого она уже не разобрала.

Присев на своей постели, Оля огляделась. Машинально бросила взгляд на запястье — 10:33. Что-то не сходилось, за окном лишь только забрезжил рассвет, а по часам выходило, что уже дело близилось к полудню. Списав нестыковку на неполадки техники, девушка решила осмотреться. В свете пока еще неяркого утреннего солнца избушка все равно выглядела более просторной и уютной, чем это показалось ночью. Дверь, одно окошечко. Бревенчатая, утепленная мхом. В углу на полу два стояли два сундука. Над ними под потолком и сверху вдоль печки висели сухие пучки трав, мухоморы с бежевыми и красными шляпками, ветки разных хвойных деревьев с шишками… Печь, на которой спала Оля, была большая, белённая. Под ней, в подпечье, лежали заготовленные дрова. Но искала взглядом Оля совсем другое.

Телефон издал требовательный писк. Батарея обещала скоро разрядиться и оставить Олю без связи, а ей ещё надо было как-то связаться с цивилизацией, сообщить на работу, почему она не пришла, позвонить в полицию… Только сети всё ещё не было.

Спустившись на пол, Оля принялась осматривать стены на предмет розетки. Ничего, даже намёка на неё. Выключателей не было тоже. Очевидно, дом не был подключён к электричеству, и это создавало определённые неудобства. А ещё неудобство создавала необходимость и неотвратимость похода в туалет. Поиски пришлось прекратить.

Надев ещё влажные кроссовки поверх шерстяных чулков, Оля, озираясь, пошла за домик в поисках заветного деревянного строения. Однако никаких других строений, кроме избы, поблизости не обнаружилось. В низине за избой действительно бил ключ, журчал ручеек, а вот признаков культурного туалета не было. Всё так же озираясь, Оля побежала искать подходящие её потребностям кустики, продолжая удивляться неприхотливости ролевщиков в их стремлении добиться аутентичности. Ни электричества, ни туалета нормального в лесной глуши. Обратно в сторону избы бежала резво, забыв о том, что с ночи гудят ноги — пищащий рой комаров недвусмысленно намекал, что хочет завтракать.

Умывание родниковой ледяной водой тоже оказалось весьма бодрящим опытом.

Отложив в сторону льняное полотенце, Оля села за стол. Мысли и воспоминания о событиях прошлых дней наваливались с новой силой. Слезы снова потекли по щекам, глаза защипало. Перед глазами все стоял её Саша, в тот день, когда он уезжал в эту проклятую командировку…

***

— Сашуль, а тебе точно обязательно туда ехать? — Оля обняла его за талию и подняла взгляд.

— Не обязательно было, но я уже согласился. Это на пару дней всего. Соскучиться не успеешь — Саша нежно поцеловал Олю в кончик носа.

— Что за объект у вас?

— Новую подстанцию будут строить. Проект выслали, нужно проверить на месте выполнение всех технических условий. Ничего нового, всё как всегда. Меняются только локации. А у тебя какие планы на эти два дня?

— Хммм… Сначала провожу тебя, потом поеду на работу. Поступил новый заказ на пошив костюмов для премьеры театральной постановки. Нужно с костюмером все обсудить, учесть все особенности одежды той эпохи… Бориса Годунова будут ставить.

— Интересный, должно быть, проект!

— Ты знаешь, Саш, историей вообще никогда не интересовалась. А как услышала об этом заказе, думать ни о чем больше не могу! Листаю постоянно картинки с костюмами, придумываю, какие ткани лучше взять и как образы обыграть…

— Ууу, аж глаза загорелись! Ну, точно не заскучаешь! Ладно, я полетел. Люблю тебя, родная! — и тёплый поцелуй согрел губы Оли. Ладонь её мужчины по-хозяйски прошлась по её ягодицам под шелковым халатом.

— И я люблю тебя! Возвращайся скорее!

***

Тоска сжала сердце с новой силой, но плакать и дальше уже не получалось. Боль есть, пустота есть, а слезы заканчиваются.

Оля решительно встала, вытерла рукавом рубахи мокрый нос, и снова взялась за телефон.

Открыла карты и попробовала обнаружить себя по геолокации. Даже вышла из избушки на открытую поляну. На небе ни облачка, рядом — ни дерева, а сигнала нет — ни со спутника, ни от вышки. Заряда аккумулятора оставалось 5%.

Ничего не оставалось, как по указанию старухи топить печку и готовить себе поздний, если верить часам, завтрак.

Эта ситуация уже порядком успела надоесть Оле, и она ощущала себя будто выпавшей из жизни. Однако заблудиться в лесу ещё сильнее желания у неё не было.

Печь ещё хранила тепло после ночной растопки. Но жара, чтобы что-то приготовить, уже было мало. Оля отодвинула дверцу и заглянула в устье печи. Не найдя прихваток, она взяла у стены ухват и вытащила из печи два горшка. В одном обнаружился вчерашний отвар, в другом — остатки каши. Оля перенесла горшки на шесток, чтоб остывали, а сама занялась печью.

Детство, проведённое в деревне у бабушки с дедом, не прошло даром, и как топить русскую печь Оля имела представление.

Кочергой пошевелила оставшиеся угли в глубине печи. С красными каемками, которые ещё могли дать огонь, она пододвинула поближе.

Чуть приоткрыла поддувало. Поставила в устье печи несколько поленьев пирамидкой, под них положила щепу и бересту для розжига. Пододвинула к этой конструкции горячие угли и стала раздувать огонь.

Минут через 5-7 щепа стала заниматься и понемногу дымить, а когда вся пирамидка дров загорелась, Оля кочергой подвинула её поглубже внутрь. Закрыла дверцу поплотнее, и проверила заслонку, чтобы была открыта.

Печь уютно защёлкала сухими дровами, в избе запахло дымком и древесиной.

Олина бабушка всегда хранила посуду для готовки в подшестке, поэтому поиски, в чем приготовить, она начала именно оттуда. В подшестке обнаружился железный противень, скорее всего предназначенный для выпечки хлеба. За незнанием рецепта, идея о выпечке отпала сразу, и Оля задвинула лист обратно.

Оставались два крупных глиняных горшка, которые уже успели остыть.

Оля взяла тот, что с остатками каши, и пошла наружу, к роднику, чтобы вымыть.

Рядом с родником обнаружилось углубление с дощечкой, куда можно было поставить чистую посуду. Неподалёку послышался стрекот сороки. Большая и, очевидно, голодная, она боком скакала к Оле со стороны избушки, сверкая на неё чёрным глазом-бусинкой.

— Ты бабулина питомица? — удивилась Оля такой смелости птицы, — тебя нужно покормить?

Сорока не улетала, подходила все ближе и с любопытством разглядывала Олю. На завалинке возле дома Оля приметила небольшую деревянную плошку со следами еды. Сполоснула её в роднике и выложила туда остатки остывающей каши. Сорока подскочила и стала лакомиться угощением, а Оля, не теряя времени, помыла горшок, набрала чистой воды и отправилась обратно в избу.

В кладовке обнаружилось несколько мешков с крупой. Оля выбрала полбу, взяла сухие грибы и луковку с подвеси. Замочила грибы и полбу, порезала лук. Пока печь топилась, Оля проверила свою одежду, не высохла ли. Джинсы и плащ были ещё влажными, а в кроссовках все ещё стояла вода. Нужно было просушить: Оля растянула одежду на верёвке вдоль печи, прямо между мухоморов, а кроссовки поставила сверху на печь, предварительно закатав в рулон постель. Подмела пол, найденным в подпечи веником, и села ждать, когда же протопится печь, и можно будет ставить в устье горшок с кашей.

Минуты ожидания тянулись так томительно, что захотелось снова спать. Однако тревога и неопределённость заставляли быть напряжённой и бдительной.

Что-то определённо было не так.

Оля задумчиво засмотрелась на рукав своей рубахи. Белый, но не кипенно-белый, как офисная блузка, а немного желтовато-серый. По пройме рукава шла тонкая вышивка красными цветами и листьями. Похожие рубахи они с Элькой шили для театра. Массовке изготавливали костюмы крестьянок. Но вышивка — дорогое удовольствие, поэтому отделка косовороток и женских рубах была либо с пришивной тесьмой, либо с машинной вышивкой поверх ткани. Рукоделием они не занимались. Не в таких масштабах.

Рубаха, надетая на Олю, определенно была вышита вручную.

"Кто сейчас будет заниматься вышивкой? Упоротые реконструкторы?" — думала Оля, — "возможно, но и они стремятся сэкономить время на подготовке костюмов. Для полноты исторического костюма не хватает сарафана, лаптей и косы с лентой. Слишком достоверно выглядит эта рубаха. До мурашек достоверно…"

Печь понемногу затихала, и, когда пламя погасло, Оля смешала крупу, грибы и лук, залила свежей водой, посолила и поставила горшок в печь. Время уже перевалило за полдень, и есть хотелось просто ужасно.

***

Несколько раз Оля выходила прогуляться в надежде найти намёк на знакомую дорогу, но сколько бы она ни пыталась отойти от избушки, приходила всегда к её двери. Будто кругами водили Олю лесные тропки. Уйдёшь в лес позади избы — выходишь из травы напротив. После обеда время тянулось невыносимо долго. Ожидание способно любой продолжительности временной промежуток растянуть почти до бесконечности.

"Сумасшествие да и только," — думала Оля, в очередной раз дойдя до двери.

В сумерках вернулась старушка домой. Лихой парнишка на телеге, запряженной белой рабочей лошадкой, помог ей спешиться.

— Сюда заноси, — махнула ему рукой старуха, приглашая в избу, — вон туда поставь.

Парень снял с телеги мешок и занёс в избу, поставил, где показали. Поклонился, и сказав — "Благодарствую, бабушка!" — ушел.

— В добрый путь! — ответствовала она и затворила дверь.

Баба Груня поставила дорожную свою палку в угол, сняла накидку и прошла к лавке. Покряхтев, присела и внимательно уставилась на Олю.

— Как звать-то тебя, заблудшая душа? Давеча и не спросила ведь…

— Олей меня звать.

— А меня зови бабой Груней.

— Где мы находимся?

— Известно где — в лесу!

Оля собрала остатки терпения, чтобы не нагрубить пожилой женщине, и объяснила:

— Я вчера у реки машину потеряла. Заблудилась, ушла далеко от жилья. В какой стороне город? Мне туда нужно. Я почему-то не могу отсюда уйти, все время обратно возвращаюсь!

Старуха заклокотала.

— Хехе, да до города вёрст 6 будет. По дороге вдоль леса. За пару часов дойдёшь. А вот нужно ли тебе туда — это уже сама решишь. Уйти тебе рубаха моя не даёт, заговоренная. От воров заговор: кто хоть что–то в избушке возьмёт, уйти от неё не сможет, так и будет кругами бродить, пока не вернёт.

Оля, уже одетая в свою просохшую одежду, стукнула себя ладонью по лбу.

— Так вот оно что… Ясно. В город мне нужно. Очень-очень нужно! Спасибо за приют и тёплую одежду, мне уже пора!

И не слушая больше ничего, Оля выскочила в сгущающиеся сумерки.

— Куда рванула, дурная девка? В ночь, по лесу шастать! Съедят волки — утром и костей не найдут, все по округе растащут! — баба Груня стояла в дверях избы и кричала ей вслед, всплеснув руками, — воротися, неразумная, утром уж и иди!

Оля остановилась. Не хотелось признавать, но бабка была права. По лесу ночью ходить было глупостью. Даже если никто не съест, заблудиться в темноте легче лёгкого. И тогда ещё долго к людям не выйдешь…

Рядом застрекотала сорока:

— Кррра, ступай в избу и спи до утррра!

— Чего?! — Олю обдало холодным потом, — ты говорящая?!

Сорока хитро посмотрела на неё и поскакала рядом, ничего больше не сказав.

Оля вошла в избу и села на лавку.

— Я гляжу, ты похозяйничала тут. И с печью управилась, и каши наготовила, да и Глашу мою покормила. Да-да, она мне все рассказала, — старуха подмигнула Оле, — Это хорошо, что трудолюбивая и добрая. Простофилей токмо не будь, а то много желающих найдётся доброте на шею сесть.

— А вы, бабушка, кто такая?

— Я-то кто? — старушка пожевала губами, — знахарка я и повитуха. Но люди ведьмою за глаза кличут.

"Ну все, отыгрыш заходит в зону абсурда. Ведьма она, ага. А я — японский лётчик тогда", — подумала Оля.

— Вижу, что не веришь, — ухмыльнулась старуха, а потом посмотрела в упор на Олю, поймала её взгляд.

Оля как ни старалась, не могла его отвести, руки и ноги будто непослушные стали, не её. Росли на ней, но её воле не подчинялись.

— Возьми мешок, что Никитка принёс. Там горох. Садись лущить.

Оля на ватных ногах вошла в тёмную кладовку, наощупь взяла мешок — он оказался не сильно тяжёлым — и выволокла его к лавке. Там уже стояла баба Груня с двумя пустыми мешками:

— Сюда горох ссыпай, а сюда — лузгу. Да рассказывай, кто такая и как сюда попала.

Оля подчинилась, села лущить горох, и пока руки сами делали работу, рот почему-то сам рассказывал. Чем она живёт, что её радует, как Сашу своего потеряла, как венок по воде пускала, как по лугам плутала… Всё-всё рассказала старушке, сама не понимая зачем вообще говорит и почему продолжает лущить горох. Не было испуга, не было паники. Только подчинение. И слезы от повторного проживания своих потерь.

Когда гороха в мешке осталась половина, старушка остановила Олю.

— Достаточно. Посмотри на меня.

Оля подняла на неё взгляд, в глазах стояли слезы.

— Думаю, теперь уже ты веришь, что я не обманула. Ведьма я. А Глашка, сорока, фамильяр мой. Она мне вести с округи собирает и докладывает. И про тебя она мне рассказала. А ей русалки поведали с той самой чёртовой реки. Молвили, что венок колдовской выплыл, а следом в воде и ты появилась. Одета по ненашему, простоволосая… Глаша сразу смекнула, что потерянная ты, да и полетела ко мне, предупредить.

Река та недобрая. Часто люди там пропадают. Уж если пропали, больше не увидит их никто, так-то вот. Хотя много дурачков деревенских туда ходили, нарочно лиха себе искали, да только не вышло ничего.

Обратно-то, из реки, тоже люди бывают, да не те же самые, что пропали… Да и редко. В прошедший-то раз тут чай лет десять назад уж вышел один. Больше до тебя никто не шастал.

Ведьма отпустила Олю из силков своей воли.

— Теперь-то уж не дури. Подумай хорошо, да спрашивай.

"Русалки. Русалки, блядь. Говорящая сорока. Ведьма, которая подавила мне волю. Вышитая рубаха…" — в мыслях летал набор фактов, на которые глаза закрыть уже не получалось. Можно было отрицать сколько угодно, однако ж вот мешок с горохом, который она перебирала, не владея собой. А вот Глашка рядом крутится, стрекочет, клюёт горох:"Благодаррррю!"

— Где я нахожусь?

— Рязанское великое княжество.

У Оли задрожал голос:

— Год сейчас какой?

— 1530й.