Исповедь

Алексей Анатольевич Рожков (2024)

Уникальное произведение в жанре non-fiction известного самарского писателя, публициста и музыканта Алексея Рожкова. Это сборник повестей, очерков и рассказов, пронизанных одним лейтмотивом — в увлекательной, порой смешной, порой грустной манере оно повествует о невыдуманных историях судеб простых русских людей, которые тянутся сквозь века, воплощая собой историю России на рубеже столетий. Воспоминания, сны и реальность, всё переплетено и соткано талантливым авторским пером в единую композицию, где, как на полотне, между строк читаются исторические события XX и XXI веков. Сквозь призму простых жизненные ситуаций мы видим целые эпохи от времен Революции и Гражданской войны до современности. Рождение и смерть, смех и слёзы, грусть и радость, апатия и надежда, счастье и трагедия, всё это приковывает внимание читателя и не отпускает его до последней буквы, ведь не зря это произведение является непревзойдённым шедевром мирового уровня и вошло в список шедевров классиков русской литературы.

У подлеца много дорог,

а у честного — одна

Случай в Сберкассе.

Рассказ.

— Дочка, вот на сберкнижку, сыми, будь так любезна, мне 10 тыщ.

— Давайте, дедуля. Что это? Дедуль, да это ж сберкнижка старого образца, их отменили ещё при Советской власти.

— Да нет, ну что ты говоришь, как отменили, я только недавно её здесь в этом банке завёл, вот мне пенсию перечислили, я пришёл снять, ну не хочешь сберкнижку, вот тебе паспорт…

Девушка в окне проявляла чудеса выдержки и такта в общении с престарелым мужчиной. Длинная очередь к единственному окну напрягла уши и напряжённо ждала продолжения мизансцены.

— Дедушка, я всё проверила. Во-первых, паспорт Вы даёте мне не свой, а какой-от Марфы Михайловны, кто она Вам?

— Марфа-то? Да это дочурка моя, знаете, такая она у меня умница, закончила школу, училась в техникуме, красавица, а поёт как, просто заслушаешься!

— Дедушка, это конечно хорошо, но Вы идите домой, и пусть Марфа Михайловна сама приходит к нам, мы с ней всё решим.

— Марфа-то? Да как же она придёт, она ж уехала. Ещё десять лет назад выскочила за капитана дальнего плавания. Такого знаете красавца, высокий, стройный, в белом кителе. Подводник кажется. Ну и уплыли они с ней куда-то, даже не знаю куда.

— А как же паспорт-то она Вам оставила?

— Кто?

— Да Марфа Ваша, дочь.

— Какая Марфа? Кто такая Марфа? Ты меня доча не путай, у меня нет никакой дочери, и не знаю я никакой Марфы, у меня сын, Володька, токарь пятого разряда, вон семья у него уже, внучков я нянькаю.

Кассирша потихоньку начинала сходить с ума, а очередь хоть и топталась в нетерпении, но уже давилась смехом.

— Ну что, доча, ты деньги-то отсчитала?

— Дедушка, говорю же Вам, сберкнижка у Вас ещё Советского образца и паспорт на имя посторонней женщины, не могу я Вам при всём уважении, снять ничего.

— А что ж мне теперь делать?

— Идите домой, дедушка. Слышите меня? До-мой! — уже по слогам произнесла она.

— Да как ж эт я, доча, домой-то пойду, когда меня сынок-то мой, Володька, за водкой, да за сигаретами послал? Он же у меня, доча, инвалид 1 группы, его как на заводе станком-то шандарахнуло, так он ещё с 1986 года так лежачим и остался. Ох помню я те годы, золотые, доча, годы, послевоенные! Тогда сам товарищ Брежнев к нам на кукурузнике прилетал. Помнишь? И выходит, значит, он из самолёта, весь в белом кителе, с орденами, медалями и прямо к нам с бабкой и идёт.

— Отец, ты его ни с кем не перепутал, может со Сталиным? — поняв безысходность своей участи спросила кассирша, — И зачем твоему сыну водка с сигаретами, он же лежит?

–Да какой Сталин, ты что! Тот с усами, а этот-то с бровями, ну ты меня, доча, не путай. Так вот, подходит он к моей, значит, бабке, а та, не будь дурой, хвать его за плечики, да и говорит: «Ох», — говорит, значит, бабка, — Леонид Ильич, крепкие у тебя плечики, значит долго ты ещё из нас кровушку будешь пить».

Весь зал Сберкассы просто закатился от хохота. А Вадиму Николаевичу вот честно говоря было в тот момент не до смеха, потому что все лимиты его времени были исчерпаны, а разговор деда и кассирши можно было слушать бесконечно, в связи с чем он решил брать всё это безобразие в свои руки. Времени ждать больше не было, и он бесцеремонно встал, и сказал деду:

— Отец, слышь, там твой Володька звонил!

— Куда звонил? В колокола? Как же он туда залез, на колокольню? — удивился дед.

— Да в какие колокола, не перебивай, отец, по телефону звонил.

— А у нас же нету.

— Да он от соседей, ну не суть, так вот, Володька сказал, что деньги ему перечислили уже на карточку, правда? — подмигнул мужчина кассирше.

— Ну конечно, конечно перечислили! Пока мы тут болтали, всё уже перечислили, иди, отец, домой с миром.

— Нет, погодите, — запротестовал дед, — как это на карточки перечислили, ведь их же ещё при дорогом нашем Леониде Ильиче отменили, или никак опять ввели?

— Ввели, ввели, да не простые, а золотые! Беги, отец, скорей домой, Володька покажет, а то он уже заждался.

— Ну раз заждался… Что, пойду я, что ли?

Кассирша благодарно одними губами беззвучно прошептала Вадиму Николаевичу: «Спасибо!», а вслух сказала:

— Ну конечно, отец, иди, беги, а то Володька все деньги пропьёт!

— Ой, и правда, щас я ему, сорванцу, задам!

И дедушка шаркающей походкой засеменил к выходу. Весь зал облегчённо вздохнул. Вадим Николаевич посмотрел на часы и понял, что окончательно и бесповоротно опоздал, и спешить ему теперь некуда.

–Погоди, отец, ты где живёшь-то? Надо тебя проводить, горе ты моё, а то заблудишься. Ну пошли что ли, искать твоего Володьку…

Самара, 2012г.