На краю вулкана. Сказки для взрослых, или Неадекватные мысли об адекватных событиях

Александр Холин, 2016

«…А младшенький горем обиженный, печалью придавленный, согнал бабу-рыбу с камушка, сам уселся, чтобы всласть наплакаться. Ан, нет. Русалка-таки тут как тут. И этому тоже богатство предлагает даже в американских рублях, за один только разик любовью-лаской одарить. А младшой вовсе не глядит на неё, знай себе, слёзы проливает. Но всё-таки дошло до его гениального сознания, чево русалке надобно, и за какую грандиозную цену. Это ж надоть такому счастью подвернуться! – Да чево уж там, – промолвил молодец, вытирая горючие слёзы. – Ты ведь баба хоть куда. Тебе, типа, как бы, одного-то раза маловато будет, поди? – А ты и пару раз сумеешь? – ахнула белорыбица. – Нет проблем. И пару, и, типа, как бы, тройку разов. Вот только… – Что? – навострила уши русалка. – А если десять? – Ой, милай-ай! – захлопала в ладоши красавица. – Ой, да неужто мне с тобой так повезло?…»

Сказка про искушение

Дождь степенно барабанил в забранное старинной чугунной решёткой оконце, больше похожее на крепостную бойницу, обстоятельно втолковывая всем желающим и нежелающим о грядущей октябрьской грусти, о скором наступлении Великого праздника Покрова Богородицы.

Монах Паисий сидел на высоком стуле с резной спинкой, чем-то смахивающим на греческую стасидию, задумчиво перебирая чётки. Бегут, бегут меж пальцев бусинки — совершается молитва. Взлетает она, словно горлица, в Горний храм, опускается к ногам Спасителя, распластывает пред Ним крылья свои, просит заступления. Молится монах, молится за род человеческий, чтобы простил Господь грехи наши нелепые, молится за жизнь нашу, сгорающую на греховных угольях.

Поодаль, у противоположной стены на скамеечке, примостились два послушника. Так же мерно перебирают они чётки — учатся молитвословию. Тихо в келье, только дождь всё скребётся в окно. Настойчиво и монотонно, верно хочет, чтобы его услышали и послушали грустные дождяные истории. И, если исповедания эти вызовут сочувствие, то вероятно кому-нибудь захочется поплакать вместе с дождиком — кто разбирать станет, слёзы это или капли осеннего ненастья струятся по щекам.

— А было когда-то, — вдруг произнёс монах, не обращаясь ни к кому, но оба келейника обратились в слух, — было когда-то, аккурат под Покров, в Кавказской пустыни искушение одному отшельнику.

Монах на какое-то время замолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли прислушиваясь к жалобам дождя за окном. Обернулcя к отрокам: оба с нескрываемым интересом смотрели на старца, приготовившись послушать одну из историй, которыми тот баловал их иногда. Знали: просто так батюшка ничего не рассказывает, и, если уж суждено им услышать сегодня что-нибудь, то рассказ этот может послужить опорой, маяком на грядущем жизненном пути монашествующих.

— Был в Кавказской пустыни монах Виталий. По жизни своей строгой и послушанию получил он от игумена благословение на отшельничество в одной из пещер неподалеку от монастыря. Любит Господь любящих Его, помогает молитвенникам. Помог и этому: послал ангела в помощь. Что говорить, темно ангелу в нашем мире, но помочь молитвеннику Божию — высшее благо. Почти неотлучно был ангел со старцем в пещере, учил молитве, держал пред ним раскрытую Псалтирь. Стоит ли говорить, что пещерка отшельника, когда в ней находился ангел, наполнялась Фаворским светом и благоуханием.

Но вот в один из таких же дождливых дней забрела в места эти девица молодая…

— Куда же наши-то подевались?! — ворчала с досады девушка. — Ведь сказали же: пойдёшь прямо по тропинке, никуда не сворачивай, увидишь ветлу раскидистую — она одна там растёт, а за ней недалеко и поляна, где лагерь разбит.

Ветла попалась девушке навстречу, как и было сказано, значит, идёт правильно. Только здесь едва заметная тропинка всё круче и круче уходила вверх, в горы, а никакой поляны и разбитых возле неё палаток не было! Тут дождик этот ещё как на грех, если только сплошную стену тропического ливня, вмиг промочившего и одежду, и душу, и сердце можно назвать просто дождиком.

Какой же у них тогда ливень, если это — только дождик? К тому же рюкзак, сразу ставший вдвое тяжелее, сдавливает девичьи плечи железной хваткой, толкает в спину, будто сломать хочет.

— Ой, что-то похожее на свет! — обрадовалась девушка. Только поляны не видать. Палаток тоже. Ну да ничего, где свет — там люди. Подскажут, если заблудилась.

Сквозь серую саржу дождя явно проглядывало светлое пятно, но к нему надо было подняться ещё выше. Тропинка, мокрая, скользкая, бегущая по краю пропасти, здесь вообще превратилась в настоящий каток. Хорошо хоть, что вместо кроссовок она надела настоящие горные ботинки. Пусть обувь эта не слишком изящно сочетается с оголёнными по колено дамскими ножками, но ведь не ножки она пришла показывать. В походе всё должно соответствовать требованиям: обувь — удобна, одежда — не сковывающая движений, рюкзак…

Вот здесь было плоховато. Девушка ещё не умела собирать рюкзак так, как надо и он издевался над своей хозяйкой, навёрстывая своё, мстя за безграмотно утрамбованные в него вещи.

Меж тем, цепляясь за чахлые кустики терновника, скользя, срываясь, но добралась-таки она до верхней площадки. Оказалось, что яркий свет льётся из расселины в скале и, кабы не светлое пятно, пробивающееся сквозь сплошной ливень, расселину заметить даже с близкого расстояния было почти невозможно, тем более в «дождик».

— Где свет, там и люди, — повторяла она про себя, — а в горах люди помогают друг другу, иначе нельзя.

С этими мыслями девушка, встав на четвереньки, протиснулась в пещеру, волоча за собой надоевший рюкзак. Свет сделался ещё ярче. Послышались какие-то голоса. Вернее, один голос. Она увидела монаха в стареньком залатанном подряснике стоящего на коленях перед большой раскрытой книгой в тяжёлом бронзовом переплёте, которая словно на аналое лежала… в воздухе!

Этот факт так поразил девушку, что некоторое время она просто смотрела, открыв рот от удивления. Смотрела и всё, не в силах двинуть ни рукой, ни ногой. Потом, оправившись немного, гостья принялась озираться, разглядывая странное жилище и его хозяина.

Монах казался обычным, похожим на многих других, с длинной седой бородой, наперсным крестом на груди. Таких много в здешнем монастыре, где девушка уже успела побывать до этого. А вот жилище его, то есть, пещерная келья, взаправду вызывала любопытство.

По четырём сторонам почти круглой пещеры в базальтовых стенах, словно в кивотах, стояли иконы. Девушка не разбиралась в них, но отметила одно обстоятельство: все иконы здесь были особенно красивые, какие-то добрые, на них хочется смотреть, разговаривать с ними. Во всяком случае, даже в здешнем монастыре, называемом Новый Афон, таких чудесных икон, излучающих свет радости, не было.

Возле западной стены травяная подстилка с камнем в изголовье. Это что — постель? С камнем вместо подушки? Почти у самого входа стол, если несколько досок, положенных на камни, можно назвать столом. Возле него деревянное ведро с водой, стянутое кованым обручем.

Точно с такими вёдрами Емеля по воду ходил, когда щуку выловил. За дужку прицеплен ковшик для воды похожий на ендову. Две деревянные ложки. Одна — хозяйская, другая, верно, для гостей. Только еды никакой не видно. Нет, вон там, в баночке, немного изюму. И всё?

Эти сумбурные мысли кружились в голове девушки, но ведь хозяин пещерной кельи не ждал незваных гостей, а ему самому и этого хватало.

Старец, почувствовав, что в келье кроме него появился ещё кто-то, перестал молиться и оглянулся. У входа, казавшаяся существом иного мира, сидела на пятках девушка. Сзади виднелся огромный ядовито-жёлтый рюкзак с пристёгнутым вверху оранжевым спальником. Её светлые, хоть и слипшиеся от дождя волосы, обрамляли довольно милую мордашку. В больших зелёных глазах любопытство и удивление. Она похлопала несколько раз пушистыми ресницами, как бы подтверждая впечатление.

Одета девица была в короткие туристические брючки, туго обтягивающие бёдра, и блузку из марлёвки, намокшую от дождя, под которой… под которой…

Внезапно свет в пещерке погас. В полной темноте раздался гулкий металлический удар — это Псалтирь, закованная в бронзовый переплёт, рухнула на пол.

— Ой, — пискнула девушка.

Некоторое время было тихо. Тихо до такой степени, что послышались звуки капель, срывающихся с листьев кустарника у входа в пещеру. Девушка завозилась.

— Я сейчас, — снова подала она голос.

Что-то зашуршало. В пещерной темноте раздался треск расстёгиваемой «молнии». Ещё через секунду снова вспыхнул свет. Но уже от фонарика, который девушка вытащила из рюкзака. Она подняла фонарик над головой. Монах всё так же неподвижно стоял на коленях, только голова его упала на грудь. Он плакал. Перед старцем на земле валялась окованная бронзой Псалтирь.

— Дедушка, — позвала хозяина кельи непрошеная гостья, — то есть, батюшка.

Простите меня. Я, вероятно, заблудилась. Я шла в туристический лагерь, а пришла почему-то к вам. Вот.

Решив, что объяснила всё как нельзя доходчиво и понятно, девица думала услышать какой-никакой ответ. Но сколько ни ждала — ответа не было. Тут пляшущий луч фонарика осветил на мгновенье лицо монаха, и девушка заметила катящиеся по его худым щекам слёзы.

— Господи! — всполошилась она. — Дедушка, то есть, батюшка! Что с вами? Вы из-за меня? И свет у вас потух… Батюшка, я не хотела, простите!

Она достала из кармана брючек тонкий батистовый носовой платок, поползла на коленях к монаху и попыталась вытереть его слёзы. Старец удержал её руку.

— Не надо, чадо, — тихо произнёс монах. — Скажи лучше, ты по дороге ветлу видела? Она тут одна такая большая.

— Да, батюшка, видела, — закивала гостья. — Мне инструктор сказал, что как раз после ветлы должна быть поляна, где они разбили палатки.

— Ты ветлу обошла слева или справа? — снова спросил монах.

— Слева… кажись… А, может… Нет, слева. Был дождь и я ещё немного постояла под деревом. Потом пошла дальше.

— Тебе ветлу надо было обойти справа, чадо, — прошептал старец. — Там другая тропинка. А здесь… сюда и в сухую погоду пройти трудно — пропасти кругом. Как ты в дождь-то?..

Он немного помолчал. Потом раздумчиво добавил:

— Кажется, я знаю, почему ты по крутизне — в дождь, и не сорвалась нигде.

Значит, и назад пройдёшь. Иди, чадо, дождь перестал уже. Мне молиться надо.

Девушка послушно поползла к выходу. Потом всё-таки оглянулась:

— Батюшка, вам фонарик оставить?

Ответа опять никакого.

Она потушила фонарик, ощупью нашла «стол», положила на него свой подарок и выползла из пещерки. Дождь действительно перестал.

Монах поднялся, посмотрел на послушников, ожидающих рассказа, и подошёл к деревянной этажерке у окна. На одной из полок стоял ларец хохломской росписи. На крышке был запечатлен момент из «Искушений святого Антония». Старец осторожно прикоснулся к ларцу: открывать — не открывать? Потом всё-таки открыл. Внутри на белом батистовом платочке лежал обыкновенный электрический фонарик.

— Слышь, — толкнул один послушник другого в бок, — а ведь это…

— Братове, — оборвал его другой, — негоже тебе…

— Об чём шепчетесь? — прекратил эту возню пастырь. — Запомните. Не тот достоин внимания, кто искушен быв, а тот, кто переступил искушение во славу Господа нашего Иисуса Христа. Аминь.