На краю вулкана. Сказки для взрослых, или Неадекватные мысли об адекватных событиях

Александр Холин, 2016

«…А младшенький горем обиженный, печалью придавленный, согнал бабу-рыбу с камушка, сам уселся, чтобы всласть наплакаться. Ан, нет. Русалка-таки тут как тут. И этому тоже богатство предлагает даже в американских рублях, за один только разик любовью-лаской одарить. А младшой вовсе не глядит на неё, знай себе, слёзы проливает. Но всё-таки дошло до его гениального сознания, чево русалке надобно, и за какую грандиозную цену. Это ж надоть такому счастью подвернуться! – Да чево уж там, – промолвил молодец, вытирая горючие слёзы. – Ты ведь баба хоть куда. Тебе, типа, как бы, одного-то раза маловато будет, поди? – А ты и пару раз сумеешь? – ахнула белорыбица. – Нет проблем. И пару, и, типа, как бы, тройку разов. Вот только… – Что? – навострила уши русалка. – А если десять? – Ой, милай-ай! – захлопала в ладоши красавица. – Ой, да неужто мне с тобой так повезло?…»

Охотничья эллегия

1

Сухой гортанный треск выстрелов пронизывал пространство и, казалось, что всё вокруг наполнено жаждой. Жаждой крови. Жаждой смерти.

— Уон! Уон! Исчё ван побьежал! — закричал один из стрелков на невообразимом русско-английском сленге и вскинул ружьё с красивым резным прикладом. Но выстрелить не успел, потому что секундой раньше раздался дружный залп нескольких ружей и подстреленная дичь, перекувырнувшись в воздухе, упала замертво.

— Да, — сказал один из охотников на чистом русском, где-то даже с местечковым акцентом, — славная нынче охота была. Надо бы это дело обмыть. Вы как, братаны-американы?

— Об-мыть? — жуя буквы, переспросил один из иностранцев.

— Ну, это. По маленькой! — и русский выразительно щелкнул себя по горлу.

Этот жест на всех языках звучал одинаково и был понятен, скорее всего, даже диким индонезийским племенам, встречающих белого человека не чаще раза в десятилетие.

Все оживились.

— О! Йес! По мальенкой!

Иностранец полез в бездонные закрома своего ядовито-желтого рюкзака, и вскоре на свет божий явилась бутылка водки с затейливыми синими кружевами на этикетке.

— Кристаллоуская.

— О, «Гжелка», в самый раз, — обрадовался русский.

Тут же откуда-то возникла корзинка со снедью, купленной явно не на каком-нибудь московском оптовом и, вероятно, не на русские «деревянные».

Когда содержимое бутылки перекочевало в походные пластмассовые стаканчики, русский произнес тост:

— За взаимопонимание охотников России и Америки!

Все дружно выпили.

— Эскьюз ми, Григорий, — обратился к русскому один из иностранцев, — а туморроу йес охота?

— Завтра? — переспросил Гришаня. — Конечно. Только в другом месте. И сейчас мы выпьем за завтрашнюю удачную охоту. Поехали!

2

В тот день Гришаня ввалился к своему закадычнику Лёвке без обычной бутылочки, даже пива не прихватил, но зато его сияющая физиономия была похожа на лампочку Ильича во тьме февральской революции.

— Мужики! — с порога рявкнул Гришаня. — Мужики! Тут такое делается, а вы всё никак от ящика отползти не можете. В комнате было тихо, и только страстные ахи и охи доносились от стоявшего в углу телевизора, на экране которого мелькали кадры второразрядной порнушки.

Лёвка и Семен — третий в их сложившейся компании — как положено на Руси не спеша, даже лениво, обернулись на вошедшего и вопиющего.

— Ну, чё ты там опять надумал, баламут, — Лёвка нажал кнопку на «лентяйке» и изображение замерло на экране в очень соблазнительной позе, лишь иногда вздрагивая, будто в момент сильнейшей эрекции.

— Мужики, я с зелёными познакомился! — похвастался Гришаня.

— С кем, кем?

— С зелёными.

— Голубых знаю, розовых тоже, а зелёные — это куда? — хохотнул Сёмка.

— Не, кроме шуток, мужики. Зелёные — это то, за что вы купите и голубых, и розовых, и красных, и ещё каких-нибудь, — парировал их товарищ.

Все выжидательно молчали, поскольку знали Гришаню довольно давно и не с лучшей стороны. А один из его образов — Гришаня-болтун — был наиболее опасен, так как можно было влипнуть в такую историю, что хватило бы отмываться до конца жизни.

— Народ, вспомните историю! — не унимался Гришаня. — Проданную и пропитую большевиками страну в одно мгновение возродил к жизни НЭП.

— А мы-то здесь причём?

— А притом, что сейчас такое же время настало. Ну, или примерно такое же. Но открывать новый магазин или супермаркет — дело хлопотное и неблагодарное. Здесь надо по-другому.

— Опять хреновину какую-то выдумал? — хмыкнул Семён.

— Да не я, не я. Сам Его Величество Случай нам помогает. Неужели же мы судьбу за хвост не ухватим?

— Скользкий? — поинтересовался Семён.

— Кто? — не понял Гришаня.

— Ну, хвост твой скользкий?

— Да вы просто не врубаетесь! Я же с зелеными связался!

— Это мы уже слышали, — зевнул Лёвка.

— Ах, так! — окрысился Гришаня. — А это видели? — и он лёгким движением руки вытряхнул на журнальный столик несколько стодолларовых бумажек.

В навалившейся тишине отчетливо можно было услышать участившийся стук сердец, подгоняемый спёртым в зобу дыханием.

— Зелёные, — прохрипел Семён.

— Ага, начинаем въезжать, — подытожил Гришаня, — теперь, господа, извольте слушать не перебивая.

3

Прокуренный полумрак пестрого зала в Центральном Доме Литераторов был как всегда полон людей, идей, вдохновений, рифм, энергетических выплесков и выбросов. В общем, всего того, что наполняет кузницу человеческих душ, где их не просто выковывают и перековывают, а ещё учат быть идейными и непримиримыми к окружающему и наступающему отовсюду врагу.

За одним из столиков расположилась довольно многочисленная и пёстрая — подстать окраске зала — компания. Четверо из них — один седовласый ухоженный джентльмен и три чопорные оштукатуренные дамы — явно принадлежали к забугорному процивилизованному обществу. Остальные — и молодые, и не очень — были наши, родные и к братанам-американам относились покровительственно, свысока, с высоты подвыпившей колокольни.

— Мы вас понимаем, друзья, — разглагольствовал молодой человек в модном крапчатом пиджаке, — ваше начинание — это панацея для больной природы России. А когда американцы поживут у нас в городах и деревнях, когда они ближе познакомятся с нашим народом, они перестанут бояться не существующей русской угрозы. А вместе, вместе мы сможем бороться за чистоту природы на планете, за экологический баланс Земли. И наши дети скажут нам завтра — спасибо!

— Йуноша, как уас зоувут? — спросила одна из представительских дам.

— Май нейм из Григорий, к вашим услугам. Григорий Меньшиков, — отрекомендовался Гришаня, ибо это был он. К его бравому виду не хватало только закрученных гусарских усов, ментика, да ещё, пожалуй, ненавязчивого бряцания шпор. Но и без шпор он был на высоте.

Случайно оказавшись среди гринписовцев, проводивших в Москве очередную экологическую программу, суть которой состояла в обмене семьями на какой-то период, причём американская семья должна жить в доме русской семьи, предоставив русским за это свой дом в Америке.

Гришаня сразу же окунулся с головой в эту грандиозную идею и при помощи вездесущих совдеповских лозунгов, немножечко подкорректированных по ситуации, быстро завоевал расположение и американских и русских членов ГРИНПИСа.

Он даже умудрился заключить контракт с американцами для поиска подходящей русской семьи и получить небольшой аванс, который сладко грел его революционную грудь международным зелёным пламенем свободы.

Всю эту историю Гришаня в красках и образах пересказал обалдевшим приятелям, которые, уже привыкнув не удивляться, все же очень удивились Гришаниной выходке.

— Ну и что теперь?

— Теперь? — Гришаня победно глянул на друзей. — Теперь надо организовывать фирму. Ведь договор у меня на физическое лицо. А нужно, как положено, на юридическое. Тем более, что надо будет ещё в штаты позвонить и переговорить с теми, кто собрался сюда.

— Это ещё зачем? — поинтересовался Лёвка.

— Балда ты, — презрительно сплюнул Гришаня. — Я же под крышей ГРИНПИСа буду сюда приглашать не простых братанов-амриканов, а охотников.

— Кого? — не понял тот.

— О-хот-ни-ков, — раздельно произнес Гришаня. — У них в Америке ГРИНПИС всех задолбал. Так пусть в Россию приезжают охотиться. И мы им это организуем. За отдельную плату, разумеется.

4

Несколько последующих дней превратились для друзей в сплошные гонки с препятствиями. Надо было и в лицензионную палату и в регистрацию, и в налоговую, но…бессмысленно-смысловая беготня наконец-то благополучно закончилась и вся компания собралась на квартире у Лёвки отпраздновать рождение новой фирмы под пьяное шипение шампанского и голые попки видавших виды девиц, всё так же охающих на экране телевизора.

— А я бы вот с той, — Сёмка размашисто ткнул в экран пальцем, — с превеликим бы удовольствием.

— Если бы она тебе дала, чувак, — поддел Лёвка.

— Ой, да куда она денется? — не унимался Сёмка. — По мне и не такие страдали. Я вообще прелесть что такое.

— Ладно, ладно, трахарь-тяжеловес, — оборвал его Лёвка, — си-ди-ром-пей и не затрагивай сексуальную революцию.

Гришаня не ввязывался в начавшуюся было ссору. Он мечтательно смотрел куда-то поверх экрана телевизора и думал о своём. Потом решил всё же успокоить свою разгулявшуюся команду.

— Хватит лаяться, волки. Завтра уже первая партия охотников приезжает.

Встречать поедешь ты, Сёмка. Я в Шереметьево уже обо всём договорился, так что тебя на машине пропустят прямо к самолету. Понял? Только смотри у меня! — и Гришаня выразительно сжал кулак.

— Да всё хокей будет, не переживай, — и Семка потянулся за шампанским.

5

Гришаня примчался в Шереметьево-G на взмыленном «Жигуленке» и опрометью бросился в таможню. Отыскав дежурного в досмотровом зале, он объяснил суть дела и его мигом пропустили во внутренние покои Шереметьевской таможни, куда вступали только сами господа таможенники и иже с ними контрабандисты.

В кабинете, очень похожем на медицинский, на угловом диване испугано ютились американцы, а Сёмка что-то доказывал дежурному, интенсивно размахивая руками. К счастью сквозь стеклянную перегородку, отделяющую прихожую от кабинета, его не было слышно.

Гришаню провели к заведующему сектором и, после предъявления официальных бумаг, объявили, наконец, причину задержания американцев.

— Итак, уважаемый Григорий Александрович, — начал заведующий, — мне, признаться, самому неприятно, что вышло как-то нехорошо с нашими американскими гостями. Тем более это первый опыт, так сказать. Вы же знаете, мы сами пошли навстречу, разрешив встретить гостей прямо у трапа самолета. Но все дело в вашем сотруднике. Когда гости проезжали Блок-пост, наш дежурный спросил как положено: — Наркотики? Оружие?

На что ваш сотрудник ответил: — Спасибо, не надо, всё есть. Нам бы чайку по стаканчику…

Я понимаю, возможно, он хотел пошутить, но ведь каждой шутке есть предел.

— Да-да, вы тысячу раз правы. Но нельзя же из-за какого-то болтуна разрушать грандиозную программу дружбы: Россия — Америка! Тем более и номера автомобиля, и все необходимые формальности давно учтены.

— Конечно, конечно, — таможенник был явно сконфужен, поскольку тоже приобщился Гришаниных учтенных формальностей, — со своей стороны мы обязательно извинимся перед гостями. Ну, а вы проведите, пожалуйста, беседу со своим сотрудником.

«Уж я с ним обязательно проведу беседу. Профилактическую», — подумал Гришаня и посмотрел на Семёна долгим деловым взглядом мясника, приготовившегося разделывать молодого, ещё резвящегося бычка.

6

Несколько дней пробежало незаметно в заботах о гостях и о себе. Но как-то ранний телефонный звонок поднял Гришаню из теплой постели. Он, ещё не успевший продрать глаза, взял трубку и сначала даже не мог понять: кто говорит и что от него хотят, поскольку на той стороне провода висела женщина-иностранка и по случаю крайней взволнованности несла русско-английскую ахинею, которую смог бы понять разве что китаец.

Наконец Гришаня понял, что его собеседница из русского отделения ГРИНПИСа и что его требуют «на ковёр».

— Пронюхали-таки! — ворчал Гришаня, старательно выбираясь из пробок на своем стареньком «Жигулёнке». — Но, с другой стороны, что они могут предъявить?

Ладно. Посмотрим.

Кабинет директора ГРИНПИСа встретил его угрюмым молчанием. За столом, в стороне от директора, сидели две знакомые Гришане оштукатуренные дамы.

— Так, — отметил Гришаня, — высшее руководство в сборе.

— Мы вас пригласили, Григорий Александрович, — начал директор, так как до нас дошли слухи, что под видом обмена стилем жизни, культурных мероприятий и прочего, что отмечено в договоре, вы устраиваете для американцев обыкновенное сафари! И это под нашей эгидой? Вы отдаёте себе отчет, что вы делаете, и во что это для вас выльется? А убитых животных…, — директор поперхнулся то ли от того, что его тирада оказалась слишком длинной, то ли жаль было убитых животных, но возникшей паузой не замедлил воспользоваться подсудимый:

— А убитых животных нет!

— То есть как? — опешил директор.

— Видите ли, — Гришаня сделал театральную паузу, — у вас в Штатах ГРИНПИС имеет огромную власть и силу. Там вашу организацию попросту боятся, поскольку вы можете наказать обывателя не только огромным штрафом, но и тюремным заключением.

Директор утвердительно кивнул и Гришаня продолжил.

— Поэтому тем, кто к нам прибыл по обмену, мы предложили поохотиться на… тараканов. Да, да. Обычных московских тараканов в обычной московской квартире с обычными пневматическими винтовками. А тараканов в Москве!.. — Гришаня мечтательно закатил глаза. — Но ведь не потребуете же вы выписывать лицензию на отстрел тараканов?

Директор молчал. Видимо, ему просто нечего было сказать. И Гришаня понял, что бой выигран.