Внутри точки

Александр Фролов, 2021

Стихи Александра Фролова наполнены энергией, взятой из мира, ощущением того, что миром захлебываешься, его слишком много. Еще одно напоминание о том, насколько смешны разговоры о серости и тусклости существования. Наблюдатель стремится выйти за пределы обычного восприятия. Это требует усилия, поиска связи. Требует подвижности чувства и восприятия. Задача Фролова – поиск не просто индивидуальности человека, предмета, события, но неповторимости их мгновенного изменения. Для каждого момента нужны свои, подходящие только ему слова Текст публикуется в авторской редакции. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Девятка

Безличное

ты впол

оборота — мел

локтя: жёлтый:

освещенные склоны

холмов — мучное

солнце (соломенный ноль) кладёт

желток набок: втирается

беседой к нам — колосьям: поле

нагнувшись, — крошится магнитуда,

когда полюс лёг

на другой, коснувшись его

острия своим, как

остров уходит под воду, пока мы

спим незаметно

в смысловых воронках с изнанки

фразеологизмов, в углублениях

стен, но вероятнее в лезвии

дыма, рассекающим поток

света на две стороны

ночи (в правой — фабула

книги, в левой — слово),

пока лучевая ткань ниспадает

с любых утверждений, оголяя их

зольные груды, на хрупкую экзистенцию,

беспрепятственно просачиваясь сквозь

неё, в который мы паром

под потолком, нагретым

от встречи двух

точек в уколе, забытые

сутью, не замечаем как

остров не существует,

где мы хранили наши оболочки,

кору старых масок,

исписанные тетради, модели

сломанных миров, засушенный дождь, память

не по размеру, ржавые скелеты

облаков, чучело,

собранное из сорняков и останков

животных, что мы представляли, слушая

в детстве истории путешественников

(шариковые вергилии, whose

routеs are чернильные

всплески, вели в долины of In(k)can —

в способность письма выводить

за первую букву любого знания — letter k,

когда нам становится ясно, что

knowledge — лишь ledge of now — край,

планка, рудное тело «сейчас», в вывихе

(зеркала) которого угадывается

девятка — лицо, распылённое

в древних текстах, в спазматическом

струении горной гряды, в умножении

материи на себя: сумма

молекул которой равна

количеству морщин

(трещин) на числе)

по девяти небесам

(знал ли Данте о них,

раскручивая спираль (натягивая

пружину) своего ада; мы

вернулись в ледяные дома, и мёд,

разлитый когда-то по стенам, стал

копотью); чучело, что мы установили

в месте,

где поле, ты — полулёжа — смотришь

в открытую рамку осени, вскользь разворота

книги, дороги, меня — на отголосок стона,

услышанного тобой в звоне стекла бутылки, на

которую ты упустила

ключ от дома, где исчезают

листы писем, переживших

свою желтизну и расфокус текста в телах

дождя на полу темных

комнат — веди себя через

нас черничная вьюга письма,

пусть сбудется ночь

сразу в обеих частях и в отсутствии

острова мы напишем на воде цифру знания,

стены выйдут

из комы, из запятой,

разделяющей пояс планеты — стать

поверхностью нам — выстроить призму,

сквозь которую пройдет

слово за своей тенью

к внешности невозможного

лица.