Легенды, рассказанные в пути

Александр Вол, 2019

Обычно в аннотациях пишут, где и когда происходит действие в книге, кто главный герой и что с ним случилось. Перед вами сборник «Легенды». Место действия: везде. В лесу и в горах, в лачугах и дворцах, в море и в болоте, в монастырях и мегаполисах. Время действия: всегда. В «стародавние времена», в средневековье и в современном мире, вообще «вне всякого столетья». Главный герой – кто угодно! Цари, рыцари, барды, молодые девушки и мудрые старцы, графы и олигархи, врачи, колдуньи, охотники, олени… В том числе и вы, читатель. А что же с героями происходит? Они сомневаются, они боятся… Боятся сделанных ошибок и еще не сделанных, боятся сбиться с пути, боятся не заметить главного, боятся пропустить свою жизнь, как пропускают свой автобус. Но помощь рядом. И выбор всегда есть.

Ведьмы.

Филипп Одноглазый, один из отцов-настоятелей ордена иезуитов, прославился своей жестокостью в искоренении еретиков и особенно ведьм. Злые языки утверждали, что до вступления в орден Филипп был очень охоч до женского пола. Но после принятия монашеского сана он свою любовь обратил в лютую ненависть.

В душную летнюю ночь он спал в своей опочивальне и во сне вновь и вновь переживал последнее святое судилище, на котором он произнес блестящую обвинительную речь и добился костра для молодой и прекрасной ведьмы, погрязшей, по его мнению, во всех пороках.

В какой-то момент в его сон вторглось видение погибшей на костре женщины. В своих развевающихся покаянных одеяниях она звала его за собой то ли на небо вместе с поднимающимся дымом, то ли на шабаш ведьм. Филипп встал с кровати, взял иконку и отправился на покаянную молитву очищения в часовню Святого Валентина.

Всю оставшуюся ночь он провел в молитве, а наутро объявил, что с этого дня он начинает великий пост и подвиг отшельничества для борьбы с дьявольским отродьем и с наваждением.

Несколько месяцев он провел в скиту, не принимая участия ни в общих молитвенных собраниях братьев, ни в судах святой инквизиции. По истечении этого времени он отпросился у великого магистра ордена на паломничество в Иерусалим. И еще почти через полгода, в середине апреля, загорелый дочерна, поседевший и исхудавший пожилой мужчина с повязкой на одном глазу попросил у привратника ключи от опочивальни и скита Филиппа Одноглазого.

Прибежавшие монахи с трудом узнали в путнике бывшего дородного отца-настоятеля. В тот же день устроили торжественную вечернюю молитву и трапезу, после которой усталый путник отправился в свою опочивальню, нежно поглаживая серебряный крест, приобретенный в святая святых христианского мира. «Теперь-то ко мне никто не подступится», — шептал он.

Как только за ним закрылась дверь опочивальни и он опустился на ложе, ему почудилось, что его подняли и несут куда-то прямо на одеяле прочь от монастыря и от города лохматые ведьмы. Что-то сковало ему руки и ноги. Грудь его не могла вдохнуть воздуха, а глаза с ужасом наблюдали за стремительно проносившимися над головой клочьями облаков.

Через некоторое время он увидел себя на берегу глубокого озера. Холм около берега был покрыт майскими цветами. На широкой поляне девочки и молодые женщины кружились в танцах и хороводах. Их тела сияли молодостью, силой и красотой при свете луны. И за ними наблюдали сидевшие на склонах холма и под деревьями группки моложавых, но пожилых женщин, одетых в скромные, но богатые одежды. Одни из них вязали одежду, другие трепали корпию.

Горели костры. На огне в котелках варились какие-то травяные настои, а около костров старухи перебирали травы.

Ведьмы опустили одеяло с Филиппом у подножия холма, там, где под группой деревьев на роскошных коврах сидело несколько древних старух.

— Почему ты преследуешь женщин и ведьм? — строго спросила одна из старух.

— Все они дьявольское отродье, — ответил Филипп.

— Но разве не женщина тебя выносила и родила? — спросила другая.

— Моя мать замолила свои грехи и получила прощение, — ответил Филипп.

— Но она так же грешила, как и другие, как те девочки, что кружатся, одетые только в гирлянды цветов под лунным светом.

— Вы не можете их защищать. Их породил дьявол, и прокляла святая Матерь Церковь.

— Мы существуем намного дольше, чем твоя церковь и дьявол, которого придумали мужчины. Наша сила много больше, чем ты предполагаешь. И твой Бог не давал тебе права суда над твоими близкими. Сейчас ты отправишься в чистилище и узнаешь, сколько невинных душ отправил ты раньше времени на тот свет и какая кара тебя ожидает.

Женщина махнула платком или просто рукой, и через мгновение Филипп оказался на вершине горы, на краю пропасти среди облаков, обступающих узенькую тропинку, бегущую по гребню к воротам в высокой стене. Стена, похоже, висела в воздухе, а к воротам вел узенький мостик.

Перед воротами стоял Петр-ключник. Такой, каким он был нарисован в алтаре церкви святого Франциска, и сурово глядел на идущего к нему Филиппа.

Ни слова не говоря, он отворил калитку, и Филипп оказался перед тремя судьями, которые разбирали судьбу и грехи когда-то казненных им ведьм.

Он попытался что-то сказать, но невидимая сила бросила его на грубую скамейку подсудимого и сковала губы.

— Что ты делала во время эпидемии? — спрашивал судья.

— Я варила травы для заболевших. Раздавала им еду и помогала сменить одежду. Мы сжигали старые одежды, чтоб болезнь не перешла на здоровых, и готовили отвары для скота и свиней прежде всего.

— В чем вас обвинили во время суда инквизиции?

— В заговоре и распространении болезни.

— Почему?

— Потому что только мы не боялись войти в дом к заболевшим.

— Сколько детей вы спасли?

— Все, кто спаслись в нашей деревне, это дети, которых мы увезли на летние пастбища.

— Как ты смел вынести обвинительный приговор этим женщинам? — обратился судья к Филиппу.

— Они сжигали имущество христиан, соблазняли монахов к сожительству и связались с дьяволом.

— Почему ты думаешь, что они связались с дьяволом?

— Только он мог им дать защиту от болезни.

Прошло несколько часов. Бесконечной чередой проходили перед судом и перед Филиппом женщины и ведьмы. Самой большой из доказанных вин которых было сластолюбие, которое выражалось в склонности к плотскому греху с мужчинами и еще, хуже того, с монахами.

Одна из подсудимых спросила судей, что если их единственная вина — сластолюбие, то где же мужчины, которые должны отвечать наравне с ними за этот грех?

В этот момент у Филиппа прорезался голос, и он с негодованием обрушился на женщину, вспоминая все те проклятия, которые он слышал в их адрес от обманутых мужей, любовников, отцов и братьев.

— Тебе ли проклинать нас? — спросила женщина. — Разве ты без греха, что можешь бросить в нас камень?

И вдруг на стене перед глазами судей поплыла галерея портретов женщин, которых обманул, купил или изнасиловал Филипп в то время, когда он еще имел оба глаза и продавал свой меч и свои руки за скромное жалование наемника в феодальных войнах.

— Твои грехи тоже не закрыты, магистр, — сурово обратился к нему судья. — Ты виновен поболе их, и тебе не придется долго находиться в чистилище. Ад давно плачет о тебе.

— Но я всю жизнь воевал за святую Матерь Церковь, а ведьмы…

— Замолчи. Ты был на шабаше ведьм. Ты видел, что большинство из них заняты полезными ремеслами, это ведуньи, берегиньи, которые лечат людей и помогают женщинам при родах. Которые умеют предсказывать погоду и выращивать целебные растения. Которые учат женщин, как вести дом и приворожить к себе мужчину — защитника и кормильца.

Ты видел женщин-ведуний, которые учат ткать и пеленать детей, вязать корзины и застилать крыши травой, копать коренья и делать ловушки, ухаживать за домашним скотом и варить пищу. Если бы они даже при всем при этом утратили бы способность любить и быть любимыми, как продолжался бы род человеческий? Кто сохранил бы стадо верующих, паству Матери Церкви, кто поклонялся бы Христу или Богоматери?

Ты видел женщин либо в своей постели, когда они были жертвами твоей похоти, либо во время судилищ, когда они были жертвами твоей жестокости. Ты никогда не видел в них человека, и только пламя ада может очистить от этого страшного греха твою черную душу.