Цитаты со словом «фарс»
Бесконечный
фарс! Меня заставляет плакать моя невинность. Жизнь — это
фарс, который играют все.
Гегель где-то отмечает, что все великие всемирно-исторические события и личности появляются, так сказать, дважды. Он забыл прибавить: первый раз в виде трагедии, второй раз в виде
фарса.
Похожие цитаты:
В трагедии мы участвуем, комедии только смотрим.
Если бессмыслицы, какие нам приходится выслушивать в разговоре, начинают сердить нас, надо вообразить, что это разыгрывается комическая сцена между двумя дураками; это испытаннейшее средство.
Жизнь — это трагедия, когда видишь её крупным планом, и комедия, когда смотришь на неё издали.
Наша жизнь, как и мой театр, абсурдна, смешна, ничтожна и несчастна.
Всякой комедии, как и всякой песне, — своё время и своя пора.
Гордыня, сыграв в человеческой комедии подряд все роли и словно бы устав от своих уловок и превращений, вдруг является с открытым лицом, высокомерно сорвав с себя маску.
Торжественные церемонии не выигрывают от повторений, особенно когда человек чувствует в них фальш и комедию.
Мы ненавидим театральность в театре, но любим сценичное на сцене. Это огромная разница.
В нашей жизни возможны только две трагедии. Одна — это когда не получаешь того, что хочешь, другая — когда получаешь. Вторая хуже, это поистине трагедия!
Пат — трагикомедия шахмат.
Для меня было очень неприятным открытием, что многие воспринимают нас как музыкальную буффонаду! Самоирония — пожалуйста, но прикола в моих песнях нет.
Анекдот — это комедия, спрессованная в секунды.
Из всех шутовских вещей брак — самая шутовская.
Жизнь — это вообще трагедия, исход которой предрешен.
Настоящее насилие — это бойня, происходящая во Вьетнаме (в ответ на обвинения в «восхвалении насилия» в фильмах с участием Брюса Ли)
Под конец жизни дело идёт …, как в конце маскарада, когда снимают маски.
Мир — сцена, где всякий свою роль играть обязан.
Конец (который по счастливой случайности совпадает с концом пьесы)
Из всех ролей, сыгранных в кино, самая дорогая для меня роль — в кинофильме «Возраст любви». Я всегда вспоминаю об этой картине с особым чувством.
Публика ходит в театр смотреть хорошее исполнение хороших пьес, а не саму пьесу: пьесу можно и прочесть.
Что ни говори, а исход жизни по-своему интересен. Последний акт недолгого действия жалок, страшен, гадок, но не лишён какой-то поэзии.
История — это роман, в который верят, роман же — история, в которую не верят.
Чтобы старость не стала нелепой пародией на нашу жизнь, существует только одно средство — преследовать цели, которые придают смысл нашему существованию.
Наша жизнь — одна бродячая тень, жалкий актер, который кичится какой-нибудь час на сцене, а там пропадает без вести; сказка, рассказанная безумцем, полная звуков и ярости и не имеющая никакого смысла.
Я гораздо больше верю в законы театрального синтаксиса, чем в законы сценической композиции; я верю, что на сцене можно играть даже гражданский кодекс, только следовало бы написать его немного иначе.
У каждого человека под шляпой — свой театр, где развертываются драмы, часто более сложные, чем те, что даются в театрах.
Я не представляю себя в роли жены — ужасное слово.
Если уж на сцене изображаем из себя немножко пьяных, то надо, чтобы на контрасте было видно, что в жизни-то мы — как стеклышко. Мы поняли, что надо разделять сцену и жизнь. Обычно, наоборот, все пьяные, а притворяются трезвыми.
Истинная и всеобщая польза комедии заключается в развитии нашей способности легко и быстро подмечать смешное под каким бы то ни было покровом страсти или моды, равно как и под морщинами торжественной серьезности.
От великого до смешного один шаг, но от смешного уже нет пути к великому.
Корыстолюбие разыгрывает всякие роли, даже роль бескорыстного.
Драма — это поэзия поведения, роман приключений — поэзия обстоятельств.
Людей можно исправлять, только показывая им, каковы они. Правдивая комедия полезнее лживой или академической речи.
«Точка — это конец истории. Ты ее ставишь, или жизнь сама ставит. И только тогда ты после точки можешь начинать писать эпилог», — роман «Дождь»
История — это роман, который был, роман — это история, которая могла бы быть.
У Каверина почти во всех его вещах начало лучше середины. Скоро надоедает автору собственный сюжет.
Сцену нужно сделать, а потом сыграть.
У истории есть свое шарлатанство: она ставит своих героев вдаль для того, чтобы скрыть все то низкое и возмутительное, что имеется в их чертах.
Издавна у меня была мечта — сделать антирусский рок. То есть чтобы тексты были не социальные, а такие тексты-истории. Что и получилось у «Короля и Шута».
Когда я мучаюсь над концовкой стиха, то прибегаю к последнему средству — откровенной алогичности.