Цитаты со словом «пуля»

Мужчина не имеет права отдавать Богу душу в постели. Либо в бою, либо пуля в лоб.

Стреляй редко, да метко, штыком коли крепко. Пуля — дура, штык — молодец.

Я не боялся турецких пуль и вот должен прятаться от революционного подполья в своей стране.

Избирательный бюллетень сильнее пули.

Еще не отлита пуля, способная меня сразить!

Я стреляю по цели, как будто вручную вбиваю пули.

Если пуле суждено пронзить мой мозг, пусть эта пуля разнесёт дверь каждого чулана.

Человек я одинокий, семьи нет. Это с своей стороны очень сохраняет здоровье и аппетит. Я всегда считал людей, которые женятся без крайней надобности, героями или сумасшедшими. Нашли геройство — лечить чумных да под пулями перевязывать раны. Во-первых, это всякий человек с здоровыми нервами сделает, а потом выждал час, другой — перестанут стрелять, прошло недели две — нет чумы, аппетит хорош, — ну, и кончено. А ведь это подумать страшно: на веки вечные, хуже конскрипции — та все же имеет срок. Я рано смекнул это и решился, пока розы любви окружены такими бесчеловечными шипами, которыми их оградил, по папскому оригиналу, гражданский кодекс, я своего палисадника не заведу.

Из глубины ущелья повалило стадо павианов. Мы не стреляли. Слишком забавно было видеть этих полусобак, полулюдей, удирающих с той комической неуклюжестью, с какой из всех зверей удирают только обезьяны. Но позади бежало несколько старых самцов с седой львиной гривой и оскаленными жёлтыми клыками. Это уже были звери в полном смысле слова, и я выстрелил. Один остановился и хрипло залаял, а потом медленно закрыл глаза и опустился на бок, как человек, который собирается спать. Пуля затронула ему сердце, и, когда к нему подошли, он был уже мёртв.

В «Шинели» и в «Превращении» герой, наделённый определённой чувствительностью, окружен гротескными бессердечными персонажами, смешными или жуткими фигурами, взывающая к состраданию человечность присуща обоим. В «Докторе Джекиле и мистере Хайде» её нет, жилка на горле рассказа не бьётся . Да, Стивенсон посвящает немало страниц горькой участи Джекила, и всё-таки в целом это лишь первоклассный кукольный театр. Тем и прекрасны кафкианский и гоголевский частные кошмары, что у героя и окружающих нелюдей мир общий, но герой пытается выбраться из него, подняться над этим миром, сбросить маску — выйти из шинели или карапакса. Аттерсоны, Пулы, Энфилды преподносятся как обыкновенные, рядовые люди; на самом деле эти персонажи извлечены из Диккенса и представляют собой фантомы, не вполне укорененные в стивенсоновской художественной реальности, так же как стивенсоновский туман явно выполз из мастерской Диккенса, дабы окутать вполне обыкновенный Лондон. В сущности, я хочу сказать, что волшебное снадобье Джекила более реально, чем жизнь Аттерсона. Фантастическая тема Джекила-Хайда по замыслу должна была контрастировать с обыкновенным Лондоном, а на самом деле контрастируют готическая средневековая тема с диккенсовской. И расхождение это иного порядка, чем расхождение между абсурдным миром и трогательно абсурдным Башмачкиным или между абсурдным миром и трагически абсурдным Грегором.

Говорить не думая — всё равно, что стрелять не целясь.

Первым стреляет тот, кто стреляет первым, остальное придумывается в оправдание, если застрелили не того или не тех.

Талант признают только тогда, когда он шагает по трупам, и нужны тысячи снарядов, чтобы пробить себе брешь в Фортуне.

Кто попал далее цели, так же точно промахнулся, как и тот, кто не попал в цель.

Вы свистите, вы всю мою жизнь просвистели.

Серебристый коридор буквально выстрелил вперёд, чтобы соединиться с себе подобным.

Не стой где попало, а то опять попадёт.

Сердце охотника, как порох, взрывается и вдруг сгорает, не оставляя ничего.

Если вы попали в чёрную дыру, не сдавайтесь. Выход есть..

И если на следующий день будут поражены другие 10, 20, 50 центров, кто сможет еще удержать обезумевшее население от бегства в поля и деревни, чтобы спастись из городов, представляющих собой мишени для неприятельских ударов?

У каждого человека бывает так, что ему везёт, и счастье пролетает совсем близко от него. Важно вовремя увидеть его и суметь ухватиться за край одежды пролетающей мимо него фортуны.

Бог не на стороне больших батальонов, а на стороне лучших стрелков.

В прицел лучше видишь жертву, а не человека.

Быть искренним в жизни значит вступить в бой с неравным оружием и бороться с открытой грудью против человека, защищенного панцирем и готового нанести вам удар кинжалом.

Некоторые носят шрамы не в том месте, в которое их ранило.

Я это чувствую при удачной стрельбе в каждого крупного зверя: пока не убит — ничего, я даже могу быть очень храбрым и находчивым, но когда зверь лежит, я чувствую вот это самое, среднее между страхом, жалостью, раскаяньем.

Ты пришёл убить меня. ‹…› Пожалуйста, успокойся и хорошо прицелься. Ты убиваешь человека (или мужчину — без контекста не ясно).

Прятаться в укрепление от пушек я считаю недостойным воина. Меч - вот оружие мужчины.

Пробовал я и торговать, но установил, что тут требуется лет десять, чтобы пробить себе дорогу, но тогда уж это будет прямая дорога в ад.

...«ибо, если противник действительно стоек, то его можно опрокинуть только штыком».

Скука, пронизывающая некоторые книги, идет им на пользу. Критика, поднявшая свое копье, засыпает, не успев его метнуть.

Если верный конь, поранив ногу, Вдруг споткнулся, а потом опять, Не вини его, вини дорогу, И коня не торопись менять. («Берегите друзей»)

Слово — что камень: коли метнёт его рука, то уж потом назад не воротишь.

Возвышенность духа писателя помещается у него в затылке. Сам он видеть её не может. Если же попытается увидеть во что бы то ни стало, то лишь сломает шею.

Вождь есть вождь. Он орёл, летящий высоко, и плевки всяких мерзавцев до него не долетают.

Лучше молодой жене стрела в бок, чем старик под боком.

Сегодняшние подростки не понимают, о чём это пела тридцать лет назад Алла Пугачёва: «…и переждать не сможешь ты трёх человек у автомата!» — какого автомата?

Шея у меня коротка, целься хорошенько, чтобы не осрамиться.

Русского солдата мало убить, его надо еще повалить.

Что падает, то нужно ещё толкнуть!

Когда я вижу в саду пробитую тропу, я говорю садовнику: делай тут дорогу.

Какой конь не спотыкается и какой клинок когда-нибудь не отскочит?

Когда женщина пошла против тебя, забудь про неё. Они могут любить, но потом что-то у них внутри переворачивается. И они могут спокойно смотреть, как ты подыхаешь в канаве, сбитый машиной, и им плевать на тебя.