Неточные совпадения
Наконец ему удавалось остановить раскачавшийся
язык, тогда он переходил на другую кладку, к маленьким
колоколам, и, черный, начинал судорожно дергать руками и ногами, вызванивая «Славься, славься, наш русский царь».
Самгин, больно прижатый к железной решетке сквера, оглушенный этим знакомым и незнакомым ревом, чувствовал, что он вливается в него волнами, заставляет его звучать
колоколом под ударами железного
языка.
Важно плыли мягко бухающие, сочные вздохи чуткой меди; казалось, что железный, черный
язык ожил и сам, своею силою качается, жадно лижет медь, а звонарь безуспешно ловит его длинными руками, не может поймать и сам в отчаянии бьет лысым черепом о край
колокола.
Затем он в пояс кланялся зрителям и слушателям, ожидавшим его, влезал на кладку и раскачивал пятипудовый
язык большого
колокола.
Качаясь, точно
язык в
колоколе, он заревел, загудел...
Самгин сидел наклонясь, опираясь ладонями в колени, ему казалось, что буйство мысли раскачивает его, как удары
языка в медное тело
колокола.
Удивительный город, в котором достопримечательности отличаются нелепостью; или, может, этот большой
колокол без
языка — гиероглиф, выражающий эту огромную немую страну, которую заселяет племя, назвавшее себя славянами, как будто удивляясь, что имеет слово человеческое».
— Я больше всего русский
язык люблю. У нас сочинения задают, переложения, особливо из Карамзина. Это наш лучший русский писатель. «Звон вечевого
колокола раздался, и вздрогнули сердца новгородцев» — вот он как писал! Другой бы сказал: «Раздался звон вечевого
колокола, и сердца новгородцев вздрогнули», а он знал, на каких словах ударение сделать!
Около шести часов проходит в церковь священник, и из церкви выбегает пономарь и становится у веревки, протянутой к
языку главного
колокола.
Он взял в руки веревки и быстрыми движениями пальцев заставил задрожать оба
колокола мелкою мелодическою дробью; прикосновения
языков были так слабы и вместе так отчетливы, что перезвон был слышен всем, но звук наверное не распространялся дальше площадки колокольни.
Затем, разве для полноты описания, следует упомянуть о том, что город имеет пять каменных приходских церквей и собор. Собор славился хором певчих, содержимых от щедрот Никона Родионовича, да пятисотпудовым
колоколом, каждый праздник громко, верст на десять кругом, кричавшим своим железным
языком о рачительстве того же Никона Родионовича к благолепию дома божия.
Эта слабонервная девица, возложившая в первый же год по приезде доктора в город честный венец на главу его, на третий день после свадьбы пожаловалась на него своему отцу, на четвертый — замужней сестре, а на пятый — жене уездного казначея, оделявшего каждое первое число пенсионом всех чиновных вдовушек города, и пономарю Ефиму, раскачивавшему каждое воскресенье железный
язык громогласного соборного
колокола.
Женщина с ребяческими мыслями в голове и с пошло-старческими словами на
языке; женщина, пораженная недугом институтской мечтательности и вместе с тем по уши потонувшая в мелочах самой скаредной обыденной жизни; женщина, снедаемая неутолимою жаждой приобретения и, в то же время, считающая не иначе, как по пальцам; женщина, у которой с первым ударом
колокола к «достойной» выступают на глазах слезки и кончик носа неизменно краснеет и которая, во время проскомидии, считает вполне дозволенным думать:"А что, кабы у крестьян пустошь Клинцы перебить, да потом им же перепродать?.
—
Колокола без
языков, звоним, лишь когда снаружи треснут…
Вдруг его тяжко толкнуло в грудь и голову тёмное воспоминание. Несколько лет назад, вечером, в понедельник, день будний, на колокольнях города вдруг загудели большие
колокола. В монастыре
колокол кричал торопливо, точно кликуша, и казалось, что бьют набат, а у Николы звонарь бил неровно: то с большою силою, то едва касаясь
языком меди; медь всхлипывала, кричала.
А в своей компании смеётся:
язык, говорит, способней рук кормит, знай, бей об угол, не твой
колокол!
Удар часового
колокола вывел его на момент из забытья… Бьют часы… Он считает: один… два… три… четыре… пять… Звуки все учащаются… Он считает двенадцать, тринадцать… четырнадцать… двадцать… Все чаще и чаще бьют удары
колокола… Пожарный набат… Зарево перед ним… Вот он около пожара… Пылает трехэтажный дом… Пламя длинными
языками вырывается из окон третьего этажа…
На улице было тихо: никто не ехал и не шел мимо. И из этой тишины издалека раздался другой удар
колокола; волны звука ворвались в открытое окно и дошли до Алексея Петровича. Они говорили чужим ему
языком, но говорили что-то большое, важное и торжественное. Удар раздавался за ударом, и когда
колокол прозвучал последний раз и звук, дрожа, разошелся в пространстве, Алексей Петрович точно потерял что-то.
Точно в ужасе перед силой человека, заставившей говорить человеческим
языком его бездушное тело, частою дрожью дрожал снизу доверху гигантский
колокол, и покорно плакал о чуждой ему человеческой доле, и к небу возносил свои мощные мольбы и угрозы.
У нее отнялись ноги, руки и
язык, и она неподвижно лежала в полутемной комнате, пока рядом с нею, на колокольне, перезванивали
колокола.
Однажды, дней через десять по съезде институток, когда мы чинно и внимательно слушали немецкого учителя, толковавшего нам о том, сколько видов деепричастий в немецком
языке, раздался громко и неожиданно густой и гулкий удар
колокола.
Вдруг в эту минуту в прихожей прозвучал мерный удар
колокола. Это Тася, успевшая во время общей суматохи проскользнуть туда, освободила медный
язык от обертывающей его тряпки и теперь трезвонила во всю, изо всех сил дергая веревку.
Большой
колокол был привешен в темной прихожей пансиона, в углу за верхними платьями пансионерок, и если влезть на вешалку, то можно было рукой достать до его железного
языка.
Герцен более известен на Западе, чем Белинский, он был эмигрант, он издавал в Лондоне журнал «
Колокол», был связан с западным социалистическим движением, и книги его переведены на иностранные
языки.
При каждом ударе
языка слышно звяканье, оно сливается с основной нотой могучего гуденья и придает музыке
колокола что-то более живое.
Тем лучше для нас: мы будем отгонять скот от города, отбивать обозы у москвитян, а если ворвемся в самый город, то сорвем
колокол с веча, а вместо него повесим опорожненную флягу или старую туфлю гроссмейстера, пограбим, что только попадется под руки, и вернемся домой запивать свою храбрость и делить добычу, — хвастался совершенно пьяный рыцарь, еле ворочая
языком.
Узнал родных по
языку их: ведь они, братцы, вылиты из
колоколов московских.
Скорей повесит он свои шпоры к большому
колоколу московскому и заставит его говорить на своем
языке, чем лифляндцы будут вынуждены когда-либо знать по-русски.
Пусть их звонят, и
колоколом и
языками…
Тем лучше для нас: мы будем отгонять скот от города, отбивать обозы у москвитян, а если ворвемся в самый город, то сорвем
колокол с веча, а вместо него повесим опорожненную флягу или старую туфлю гроссмейстера, пограбить, что только попадется под руки, и вернемся домой запивать свою храбрость и делить добычу, — хвастался совершенно пьяный рыцарь, еле ворочая
языком.
Только что умолкли
языки в
колоколах, возвестившие конец обедни, все богомольцы, поодиночке, много по двое, идут домой, молча, поникнув головою.
— Так вы об этом так разболтали
языком вечевого
колокола? — вместо ответа, с презрительным равнодушием спросил Чурчило. — Я ходил в Чортову лощину, ломался там с медведем, захотелось к зиме новую шубу на плечи, али полость к пошевням, так мне не досужно было разбирать да прислушиваться, о чем перекоряются между собой степенные посадники.
— Так вы об этом призадумались, об этом разболтали
языком вечевого
колокола? — вместо ответа, с презрительным равнодушием спросил Чурчила. — Я ходил в Чертову лощину, ломался там с медведем, захотелось к зиме новую шубу на плечи, али полость к пошевням, так мне недосужно было разбирать да прислушиваться: о чем перекоряются между собой степенные посадники.
Повернулись тут и прочие, друг к дружке с седла тянутся, спросить хотят, что с королем приключилось, — рты настежь,
языки мельницей. Да что ж с одним
языком сделаешь, ежели
колокол черти унесли?