Неточные совпадения
Ночью он
прочитал «Слепых» Метерлинка. Монотонный язык этой драмы без действия загипнотизировал его, наполнил смутной печалью, но смысл
пьесы Клим не уловил. С досадой бросив книгу на пол, он попытался заснуть и не мог. Мысли возвращались к Нехаевой, но думалось о ней мягче. Вспомнив ее слова о праве людей быть жестокими в любви, он спросил себя...
Она ехала и во французский спектакль, но содержание
пьесы получало какую-то связь с ее жизнью;
читала книгу, и в книге непременно были строки с искрами ее ума, кое-где мелькал огонь ее чувств, записаны были сказанные вчера слова, как будто автор подслушивал, как теперь бьется у ней сердце.
Я
прочел томов пятьдесят французского «Репертуара» и русского «Феатра», в каждой части было по три, по четыре
пьесы.
Рядом со мной, у входа в Малый театр, сидит единственный в Москве бронзовый домовладелец, в том же самом заячьем халатике, в котором он писал «Волки и овцы». На стене у входа я
читаю афишу этой
пьесы и переношусь в далекое прошлое.
Он взял
пьесу и начал
читать, а мне дал сигару и газету.
Возьмешь, это самое, новенькую
пьесу,
прочитаешь и первое дело даешь ей подходящее название.
— Как же, ведь очень весело это, — продолжала, в свою очередь, Фатеева, — заставил меня, как дуру какую,
читать на потеху приятелям своим… И какой сам актер превосходный, и какую актрису отличную нашел!.. Нарочно выбрал
пьесу такую, чтобы с ней целоваться и обниматься.
— Так как-с Павел Михайлыч сам сегодня, собственно, составляет главную
пьесу, а я только его прихвостень, а потому не угодно ли позволить так, что я
прочту свою вещь сначала, для съезда карет, а потом — он.
Не было ни одного загородного места, которого бы они не посетили, ни одной
пьесы, которой бы они не видали вместе, ни одной книги, которую бы не
прочитали и не обсудили. Они изучили чувства, образ мыслей, достоинства и недостатки друг друга, и ничто уже не мешало им привести в исполнение задуманный план.
Два раза меняли самовар, и болтали, болтали без умолку. Вспоминали с Дубровиной-Баум Пензу, первый дебют, Далматова, Свободину, ее подругу М.И.М., только что кончившую 8 классов гимназии. Дубровина
читала монологи из
пьес и стихи, — прекрасно
читала…
Читал и я отрывки своей поэмы, написанной еще тогда на Волге, — «Бурлаки», и невольно с них перешел на рассказы из своей бродяжной жизни, поразив моих слушательниц, не знавших, как и никто почти, моего прошлого.
Война была в разгаре. На фронт требовались все новые и новые силы, было вывешено объявление о новом наборе и принятии в Думе добровольцев. Об этом Фофанов
прочел в газете, и это было темой разговора за завтраком, который мы кончили в два часа, и я оттуда отправился прямо в театр, где была объявлена считка новой
пьесы для бенефиса Большакова. Это была суббота 16 июля. Только что вышел, встречаю Инсарского в очень веселом настроении: подвыпил у кого-то у знакомых и торопился на считку.
Когда имеешь дело с каким-нибудь историческим источником и когда
читаешь даже учебник русской истории, то кажется, что в России все необыкновенно талантливо, даровито и интересно, но когда я смотрю в театре историческую
пьесу, то русская жизнь начинает казаться мне бездарной, нездоровой, не оригинальной.
Все это мы знаем и имеем только один ответ: пусть читатели рассудят сами (предполагаем, что все
читали или видели «Грозу»), — точно ли идея, указанная нами, — совсем посторонняя «Грозе», навязанная нами насильно, или же она действительно вытекает из самой
пьесы, составляет ее сущность и определяет прямой ее смысл?..
Не давались танцы кипевшей талантом девочке и не привлекали ее. Она продолжала неуклонно
читать все новые и новые
пьесы у отца, переписывала излюбленные монологи, а то и целые сцены — и учила, учила их. Отец мечтал перевести ее в драму и в свой бенефис, когда ей минуло тринадцать лет, выпустил в водевиле с пением, но дебют был неудачен.
Прошло много лет, и в конце прошлого столетия мы опять встретились в Москве. Докучаев гостил у меня несколько дней на даче в Быкове. Ему было около восьмидесяти лет, он еще бодрился, старался петь надтреснутым голосом арии,
читал монологи из
пьес и опять повторил как-то за вечерним чаем слышанный мной в Тамбове рассказ о «докучаевской трепке». Но говорил он уже без пафоса, без цитат из
пьес. Быть может, там, в Тамбове, воодушевила его комната, где погиб его друг.
Репетировали для бенефиса Н. М. Медведевой «Эмилию Галотти».
Пьеса, по обыкновению, находилась у отца, и дочка, как и всегда,
прочла ее, увлеклась, переписала и выучила роль Эмилии и опять в школе
прочла товаркам.
В те времена Великим постом было запрещено играть актерам, а Вильде выхлопотал себе разрешение «
читать в костюмах сцены из
пьес». Поэтому, конечно, с разрешения всемогущего генерал-губернатора В. А. Долгорукова, «покровителя искусств», в Кружке полностью ставились
пьесы, и постом сборы были полные. Играли все провинциальные знаменитости, съезжавшиеся в Москву для заключения контрактов.
Репетицию всю просидит в кулисе с Григорием Ивановичем,
пьесы брал
читать.
— Эту
пьесу следует запретить. Довольно уж разной нигилятины и своей, а то еще переводная!.. Да там прямо призыв к бунту!.. Играла прекрасно… Ну да только и она все-таки с душком,
читает на вечеринках запрещенные стихи, Некрасова
читает!..
— «Ермоловская» публика, — сказал И.К. Казанцев, и сразу поняли, какие
пьесы ставить для этой публики. А если приходилось давать что-нибудь вроде «Каширской старины», то он вместо водевиля объявлял дивертисмент, где Ермолова
читала стихи, те самые, которые в Москве стояли поперек горла жандармской власти.
— Я помню
пьесу и Роллера помню. Еще гимназистом
читал «Разбойников».
Актриса с заметной гримасой встала и нехотя пошла за хозяйкой, которая, как ни раздосадована была всеми этими ломаньями Чуйкиной, посадила ее опять рядом с собой, а по другую сторону Татьяны Васильевны поместился граф Хвостиков и стал ее просить позволить ему взять
пьесу с собой, чтобы еще раз ее
прочесть и сделать об ней заранее рекламу.
— Очень многим и очень малым, — отвечал развязнейшим тоном граф. — Вы хороший знакомый madame Чуйкиной, а супруга генерала написала превосходную
пьесу, которую и просит madame Чуйкину, со свойственным ей искусством,
прочесть у ней на вечере, имеющемся быть в воскресенье; генерал вместе с тем приглашает и вас посетить их дом.
Пастора играл в Казани преплохой актер Максим Гуляев, и это лицо в
пьесе казалось мне и всей публике нестерпимо скучным, так что длинный монолог, который он
читает барону Нейгофу, был сокращен в несколько строк по общему желанию зрителей.
Когда актер, с головы до ног опутанный театральными традициями и предрассудками, старается
читать простой, обыкновенный монолог «Быть или не быть» не просто, а почему-то непременно с шипением и с судорогами во всем теле или когда он старается убедить меня во что бы то ни стало, что Чацкий, разговаривающий много с дураками и любящий дуру, очень умный человек и что «Горе от ума» не скучная
пьеса, то на меня от сцены веет тою же самой рутиной, которая скучна мне была еще сорок лет назад, когда меня угощали классическими завываниями и биением по персям.
Маша. У него нехорошо на душе. (Нине, робко.) Прошу вас,
прочтите из его
пьесы!
Читая какую-то
пьесу наизусть, он запнулся, сделал знак рукой мальчику, и тот сейчас бросился к шкафу, достал из него и принес, кажется, пять больших книг, в лист, в переплете, но рукописных: это были сочинения Николева.
Все это, бесспорно, придавало огромный интерес
пьесе, но и помимо этого, помимо даже высоких талантов этих артистов и истекавшей оттуда типичности исполнения каждым из них своей роли, в их игре, как в отличном хоре певцов, поражал необыкновенный ансамбль всего персонала лиц, до малейших ролей, а главное, они тонко понимали и превосходно
читали эти необыкновенные стихи, именно с тем «толком, чувством и расстановкой», какая для них необходима.
Несколько лет тому назад, говорят, эта
пьеса была представлена в лучшем петербургском кругу с образцовым искусством, которому, конечно, кроме тонкого критического понимания
пьесы, много помогал и ансамбль в тоне, манерах, и особенно — уменье отлично
читать.
Артист из драматического театра, большой, давно признанный талант, изящный, умный и скромный человек и отличный чтец, учивший Ольгу Ивановну
читать; певец из оперы, добродушный толстяк, со вздохом уверявший Ольгу Ивановну, что она губит себя: если бы она не ленилась и взяла себя в руки, то из нее вышла бы замечательная певица; затем несколько художников и во главе их жанрист, анималист и пейзажист Рябовский, очень красивый белокурый молодой человек, лет двадцати пяти, имевший успех на выставках и продавший свою последнюю картину за пятьсот рублей; он поправлял Ольге Ивановне ее этюды и говорил, что из нее, быть может, выйдет толк; затем виолончелист, у которого инструмент плакал и который откровенно сознавался, что из всех знакомых ему женщин умеет аккомпанировать одна только Ольга Ивановна; затем литератор, молодой, но уже известный, писавший повести,
пьесы и рассказы.
Гоголь до того мастерски
читал, или, лучше сказать, играл свою
пьесу, что многие понимающие это дело люди до сих пор говорят, что на сцене, несмотря на хорошую игру актеров, особенно господина Садовского в роли Подколесина, эта комедия не так полна, цельна и далеко не так смешна, как в чтении самого автора.
Большая часть говорила, что
пьеса неестественный фарс, но что Гоголь ужасно смешно
читает.
Сделавши такое заключение, Кольцов отправился в книжную лавку и представил па суд книгопродавца «Три видения» и несколько других
пьес, написанных им большею частью в подражание разным поэтам, которых
читал он в то время.
Итак, я
читала «Коварство и любовь» и была совершенно под влиянием
пьесы, увлечена, одушевлена ею; вдруг кто-то сказал: «Прекрасно, прекрасно!» — и положил мне на раскрытое плечо свою руку.
Дядя был так доволен, что заставил меня
прочесть другую
пьесу, потом третью, четвертую и, наконец, приметя или подумав, что для других это скучно, увел меня в кабинет, где я
читал ему на просторе из Державина, Капниста и даже из князя Шихматова по крайней мере часа полтора.
Здесь я брал уроки английского языка у одной из княжон,
читал с ней Шекспира и Гейне, музицировал с другими сестрами, ставил
пьесы, играл в них как главный режиссер и актер,
читал свои критические этюды, отдельные акты моих
пьес и очерки казанской жизни, вошедшие потом в роман"В путь-дорогу".
Пьесу мою они обещали
прочесть, но не напечатали. Я не хотел их торопить и вряд ли был у них еще раз в тот приезд, когда ставил"Однодворца".
Там я на одном из вечеров
прочел и свою
пьесу"Иван да Марья".
В маленьком кабинете графини (в Карлове) я
читал ей в последнюю мою зиму и статьи, и беллетристику, в том числе и свои вещи. Тогда же я посвятил ей
пьесу"Мать", которая явилась в печати под псевдонимом.
Собрался он, между прочим,
прочесть нам свою новую драматическую
пьесу из библейской жизни — «Самсон».
Сколько романов
прочла,
пьес, всего.
Пьеса казалась набитой ненужными вещами, хоть она и шекспировская, обстановка раздражала своей бедностью, актеры
читали глухо, деревянно…
— По правде сказать, я не успел ее
прочесть. Дела, знаете, много и на репетиции ни на одной не был, все по делам общества хлопотал. Туда поедешь, сюда, ну и некогда. Ведь актеры сами
пьесу предложили, думаю, значит, хороша, а как свистать стали, так заливались, что я даже убежал.
С нею всем ловко, она умеет найти, с кем хотите, подходящий разговор, знает все, что делается в Петербурге, в высших и всяких других сферах, знакома с заграничною жизнью, как никто, живет и в Монте-Карло, и в Биаррице, в Париже, где ее сын наполовину и воспитывался,
читает все модное, отличается даже новым вкусом к литературе, не боится говорить про романы и
пьесы крайнего натуралистического направления.
Добыл он себе билет на
пьесу, которую
читал больше двух лет назад, но не видал здесь. Она в Петербурге потерпела примерное крушение, а здесь вызвала овации в первый же спектакль и с тех пор не сходит с репертуара.