Неточные совпадения
Он прочел все, что было написано во Франции замечательного по
части философии и красноречия в XVIII веке, основательно знал все лучшие произведения французской литературы, так что мог и любил часто цитировать места из Расина, Корнеля, Боало, Мольера, Монтеня, Фенелона; имел блестящие познания в мифологии и с пользой изучал, во французских переводах, древние памятники эпической поэзии, имел достаточные познания в
истории, почерпнутые им из Сегюра; но не имел никакого понятия ни о математике, дальше арифметики, ни о физике, ни о современной литературе: он мог в разговоре прилично умолчать или сказать несколько общих фраз о Гете, Шиллере и Байроне, но никогда не читал их.
Иногда,
чаще всего в час урока
истории, Томилин вставал и ходил по комнате, семь шагов от стола к двери и обратно, — ходил наклоня голову, глядя в пол, шаркал растоптанными туфлями и прятал руки за спиной, сжав пальцы так крепко, что они багровели.
— Кабы умер — так и слава бы Богу! — бросила она мне с лестницы и ушла. Это она сказала так про князя Сергея Петровича, а тот в то время лежал в горячке и беспамятстве. «Вечная
история! Какая вечная
история?» — с вызовом подумал я, и вот мне вдруг захотелось непременно рассказать им хоть
часть вчерашних моих впечатлений от его ночной исповеди, да и самую исповедь. «Они что-то о нем теперь думают дурное — так пусть же узнают все!» — пролетело в моей голове.
Здесь предлагается несколько исторических, статистических и других сведений о Капской колонии, извлеченных
частью из официальных колониальных источников,
частью из прекрасной немецкой статьи «Das Cap der Guten Hoffnung», помещенной в 4-м томе «Gegenwart», энциклопедического описания новейшей
истории. Эта статья составляет систематическое и подробное описание колонии в историческом, естественном и других отношениях.
Нет недостатка ни в полноте, ни в отчетливости по всем
частям знания: этнографии, географии, топографии, натуральной
истории; но всего более обращено внимание на состояние церкви между обращенными, успехам которой он так много, долго и ревностно содействовал.
Потом, вникая в устройство судна, в
историю всех этих рассказов о кораблекрушениях, видишь, что корабль погибает не легко и не скоро, что он до последней доски борется с морем и носит в себе пропасть средств к защите и самохранению, между которыми есть много предвиденных и непредвиденных, что, лишась почти всех своих членов и
частей, он еще тысячи миль носится по волнам, в виде остова, и долго хранит жизнь человека.
Вся поверхность земного шара неизбежно должна быть цивилизована, все
части света, все расы должны быть вовлечены в поток всемирной
истории.
Псевдорелигиозный характер носит также разделение
истории на две
части.
Но философия
истории есть самая динамическая
часть философии.
Знала Вера Павловна, что это гадкое поветрие еще неотвратимо носится по городам и селам и хватает жертвы даже из самых заботливых рук; — но ведь это еще плохое утешение, когда знаешь только, что «я в твоей беде не виновата, и ты, мой друг, в ней не виновата»; все-таки каждая из этих обыкновенных
историй приносила Вере Павловне много огорчения, а еще гораздо больше дела: иногда нужно бывало искать, чтобы помочь;
чаще искать не было нужды, надобно было только помогать: успокоить, восстановлять бодрость, восстановлять гордость, вразумлять, что «перестань плакать, — как перестанешь, так и не о чем будет плакать».
Тогда-то узнал наш кружок и то, что у него были стипендиаты, узнал большую
часть из того о его личных отношениях, что я рассказал, узнал множество
историй, далеко, впрочем, не разъяснявших всего, даже ничего не разъяснявших, а только делавших Рахметова лицом еще более загадочным для всего кружка,
историй, изумлявших своею странностью или совершенно противоречивших тому понятию, какое кружок имел. о нем, как о человеке, совершенно черством для личных чувств, не имевшем, если можно так выразиться, личного сердца, которое билось бы ощущениями личной жизни.
Тогда-то
часть молодежи, и в ее числе Вадим, бросилась на глубокое и серьезное изучение русской
истории.
Эти
части книги мне нужны были для описания разных атмосфер, через которые я проходил в
истории моего духа.
Большая
часть моих книг относится к философии
истории и этики, к метафизике свободы.
Они рассказывали о своей скучной жизни, и слышать это мне было очень печально; говорили о том, как живут наловленные мною птицы, о многом детском, но никогда ни слова не было сказано ими о мачехе и отце, — по крайней мере я этого не помню.
Чаще же они просто предлагали мне рассказать сказку; я добросовестно повторял бабушкины
истории, а если забывал что-нибудь, то просил их подождать, бежал к бабушке и спрашивал ее о забытом. Это всегда было приятно ей.
Он думал, как и большая
часть мысливших на тему — Россия и Европа, что в Европе начинается разложение, но что у нее есть великое прошлое и что она внесла великие ценности в
историю человечества.
Культурный ренессанс был сорван, и его творцы отодвинуты от переднего плана
истории,
частью принуждены были уйти в эмиграцию.
Русская философия
истории должна была прежде всего решить вопрос о смысле и значении реформы Петра, разрезавшей русскую
историю как бы на две
части.
История мира протекает в состоянии распада всех
частей и их взаимной скованности.
По книжной
части библиотека моя, состоявшая из двенадцати
частей «Детского чтения» и «Зеркала добродетели», была умножена двумя новыми книжками: «Детской библиотекой» Шишкова и «
Историей о Младшем Кире и возвратном походе десяти тысяч Греков, сочинения Ксенофонта».
Была ли это действительно его
история или произведение фантазии, родившееся во время его одинокой жизни в нашем доме, которому он и сам начал верить от
частого повторения, или он только украсил фантастическими фактами действительные события своей жизни — не решил еще я до сих пор.
Дома мои влюбленные обыкновенно после ужина, когда весь дом укладывался спать, выходили сидеть на балкон. Ночи все это время были теплые до духоты. Вихров обыкновенно брал с собой сигару и усаживался на мягком диване, а Мари помещалась около него и, по большей
частя, склоняла к нему на плечо свою голову. Разговоры в этих случаях происходили между ними самые задушевнейшие. Вихров откровенно рассказал Мари всю
историю своей любви к Фатеевой, рассказал и об своих отношениях к Груше.
Вообще они у нас бойки только по
части разговоров о том, какое чувство слаще — любовь или дружба, или о том, какую роль играл кринолин в
истории женского преуспеяния.
— Его нет, но он есть. В камне боли нет, но в страхе от камня есть боль. Бог есть боль страха смерти. Кто победит боль и страх, тот сам станет бог. Тогда новая жизнь, тогда новый человек, всё новое… Тогда
историю будут делить на две
части: от гориллы до уничтожения бога и от уничтожения бога до…
Он не прямо из лавры поступил в монашество, но лет десять профессорствовал и, только уж овдовев, постригся, а потому жизнь светскую ведал хорошо; кроме того, по характеру, был человек общительный, умный, довольно свободомыслящий для монаха и при этом еще весьма ученый, особенно по
части церковной
истории.
Чаще слышался шум, крик, гам, затевались
истории; а вместе с тем, случалось, подметишь вдруг где-нибудь на работе чей-нибудь задумчивый и упорный взгляд в синеющую даль, куда-нибудь туда, на другой берег Иртыша, где начинается необъятною скатертью, тысячи на полторы верст, вольная киргизская степь; подметишь чей-нибудь глубокий вздох, всей грудью, как будто так и тянет человека дохнуть этим далеким, свободным воздухом и облегчить им придавленную, закованную душу.
Полисмен Гопкинс, как сообщалось в тех же газетных заметках, из которых я узнал эту
часть моей достоверной
истории, был прежде довольно искусным боксером, на которого ставились значительные пари.
И мне вспомнилась одна давнишняя кавказская
история,
часть которой я видел,
часть слышал от очевидцев, а
часть вообразил себе.
История эта, так, как она сложилась в моем воспоминании и воображении, вот какая.
И т. д. и т. д. Но Козлик был себе на уме и начал все
чаще и
чаще похаживать к своей тетушке, княжне Чепчеулидзевой-Уланбековой, несмотря на то что она жила где-то на Песках и питалась одною кашицей. Ma tante Чепчеулидзева была фрейлиной в 1778 году, но, по старости, до такой степени перезабыла русскую
историю, что даже однажды, начитавшись анекдотов г. Семевского, уверяла, будто бы она еще маленькую носила на руках блаженныя памяти императрицу Елизавету Петровну.
[Родословной
истории о татарах,
часть 2-я, глава 2-я, также
часть 9, глава 9.
Вы, верно, знаете, что в Москве всякое утро выходит толпа работников, поденщиков и наемных людей на вольное место; одних берут, и они идут работать, другие, долго ждавши, с понурыми головами плетутся домой, а всего
чаще в кабак; точно так и во всех делах человеческих; кандидатов на все довольно — занадобится
истории, она берет их; нет — их дело, как промаячить жизнь.
Но главной причиной городских разговоров было ее правое ухо, раздвоенное в верхней
части, будто кусочек его аккуратно вырезан.
Историю этого уха знала вся Вологда и знал Петербург.
— Читаю я теперь, брат, одну
историю, — говорил Яков, — называется «Юлия, или подземелье замка Мадзини»… Очень интересно!.. А ты как по этой
части?
— Итак, — продолжал Саша, вынув из кармана револьвер и рассматривая его, — завтра с утра каждый должен быть у своего дела — слышали? Имейте в виду, что теперь дела будет у всех больше, —
часть наших уедет в Петербург, это раз; во-вторых — именно теперь вы все должны особенно насторожить и глаза и уши. Люди начнут болтать разное по поводу этой
истории, революционеришки станут менее осторожны — понятно?
Я поступил опять в те же нижние классы, из которых большая
часть моих прежних товарищей перешла в средние и на место их определились новые ученики, которые были приготовлены хуже меня; ученики же, не перешедшие в следующий класс, были лентяи или без способностей, и потому я в самое короткое время сделался первым во всех классах, кроме катехизиса и краткой священной
истории.
Кроме того, строгие карантинные правила по разным соображениям не выпустили бы нас с кораблем из порта ранее трех недель, и я, поселившись в гостинице на набережной Канье,
частью скучал,
частью проводил время с сослуживцами в буфете гостиницы, но более всего скитался по городу, надеясь случайно встретиться с кем-нибудь из участников
истории, разыгравшейся пять лет назад во дворце «Золотая цепь».
На этом месте
часть слушателей ушла, не желая слышать повторения бредней, а я сделал вид, что очень заинтересован
историей. Тогда Гро напал на меня, и я узнал о похождениях Санди Пруэля. Вот эта
история.
Уже я рассматривал себя как
часть некой
истории, концы которой запрятаны. Поэтому, не переводя духа, сдавленным голосом, настолько выразительным, что каждый намек достигал цели, я встал и отрапортовал...
И вот Петр является в нашей
истории как олицетворение народных потребностей и стремлений, как личность, сосредоточившая в себе те желания и те силы, которые по
частям рассеяны были в массе народной.
По
части всеобщей
истории он был твердо убежден, что Рим пал жертвою своевольной черни.
А «куколка» тем временем процветал в одном «высшем учебном заведении», куда был помещен стараниями ma tante. Это был юноша, в полном смысле слова многообещающий: красивый, свежий, краснощекий, вполне уверенный в своей дипломатической будущности и в то же время с завистью посматривающий на бряцающих палашами юнкеров. По
части священной
истории он знал, что «царь Давид на лире играет во псалтыре» и что у законоучителя их «лимонная борода».
Издатели были: княгиня Е. Р. Дашкова, которая нередко помещала здесь свои сочинения (20), и Екатерина II, наполнившая большую
часть журнала своими «Записками касательно русской
истории» и «Былями и небылицами» (21).
Любопытна также следующая заметка в XII-й
части «Собеседника»: «Дядя мой мешался в ученость и иногда забавлял себя чтением древней
истории и мифологии, оставляя указы, которые он читал не для того, чтобы употреблять их оградою невинности, но чтобы, силу ябеды присоединяя к богатству своему, расширять своего владения земли, что он весьма любил, — и для того-то любил паче всего читать римскую
историю.
Особенно досталось двум авторам; Любослову, который поместил в «Собеседник» свою критику и на первую
часть его, мелочную, правда, но большею частию справедливую, и потом «Начертание о российском языке», и еще автору одного письма к сочинителю «Былей и небылиц», приложившему при этом письме и свое предисловие к «
Истории Петра Великого».
Они могут — и должны быть полезнее всех Академий в мире, действуя на первые элементы народа; и смиренный учитель, который детям бедности и трудолюбия изъясняет буквы, арифметические числа и рассказывает в простых словах любопытные случаи
Истории, или, развертывая нравственный катехизис, доказывает, сколь нужно и выгодно человеку быть добрым, в глазах Философа почтен не менее Метафизика, которого глубокомыслие и тонкоумие самым Ученым едва вразумительно; или мудрого Натуралиста, Физиолога, Астронома, занимающих своею наукою только некоторую
часть людей.
И пошла бесконечная
история о том, что Россия находится в особенных сельскохозяйственных условиях, что она — шестая (теперь следовало бы уж говорить — седьмая)
часть света, что ее ожидает великая будущность, и пошла писать губерния…
Как ни крут и резок кажется переворот, произведенный в нашей
истории реформою Петра, но если всмотреться в него пристальнее, То окажется, что он вовсе не так окончательно порешил с древнею Русью, как воображает, с глубоким, прискорбием, большая
часть славянофилов…
Повторим в заключение, что книжка г. Милюкова умнее, справедливее и добросовестнее прежних
историй литературы, составлявшихся у нас в разные времена, большею
частью с крайне педантической точки зрения. Особенно тем из читателей, которые стоят за честь русской сатиры и которым наш взгляд на нее покажется слишком суровым и пристрастно-неблагонамеренным, таким читателям лучше книжки г. Милюкова ничего и желать нельзя в настоящее время.
Говорил он необыкновенно спокойно и часто озадачивал дядю какой-нибудь яркой «агадой» [Агада —
часть талмуда, излагающая легенды из древней
истории еврейского народа.], поражавшей восприимчивое воображение.
Книга эта, в трех
частях, называется «Руководство к естественной
истории Д. Ион.