Неточные совпадения
Одна Вера ничего этого не знала, не подозревала и продолжала видеть в Тушине прежнего друга,
оценив его еще больше с тех пор, как он явился во весь рост над обрывом и мужественно перенес свое горе, с прежним уважением и симпатией протянул ей руку, показавшись в один и тот же момент и
добрым, и справедливым, и великодушным — по своей природе, чего брат Райский, более его развитой и образованный, достигал таким мучительным путем.
— И честно, и правильно, если она чувствует ко мне, что говорит. Она любит меня, как «человека», как друга: это ее слова, —
ценит, конечно, больше, нежели я стою… Это большое счастье! Это ведь значит, что со временем… полюбила бы — как
доброго мужа…
— Ах, милая, напротив, это, говорят,
доброе и рассудительное существо, ее покойник выше всех своих племянниц
ценил. Правда, я ее не так знаю, но — вы бы ее обольстили, моя красавица! Ведь победить вам ничего не стоит, ведь я же старуха — вот влюблена же в вас и сейчас вас целовать примусь… Ну что бы стоило вам ее обольстить!
Вот этого-то общества, которое съезжалось со всех сторон Москвы и теснились около трибуны, на которой молодой воин науки вел серьезную речь и пророчил былым, этого общества не подозревала Жеребцова. Ольга Александровна была особенно
добра и внимательна ко мне потому, что я был первый образчик мира, неизвестного ей; ее удивил мой язык и мои понятия. Она во мне
оценила возникающие всходы другой России, не той, на которую весь свет падал из замерзших окон Зимнего дворца. Спасибо ей и за то!
Что же касается до его сердца, до его
добрых дел, о, конечно, вы справедливо написали, что я тогда был почти идиотом и ничего не мог понимать (хотя я по-русски все-таки говорил и мог понимать), но ведь могу же я
оценить всё, что теперь припоминаю…
Извините меня пред
добрым Бобрищевым-Пушкиным, что я сегодня не пишу к нему особо: он уверен, что я вполне чувствую и
ценю его дружеское участие, не будет на меня сердиться, что я по вторичному его настоянию не начинаю еще предлагаемого курса лечения.
Спасибо вам за дружеские ваши советы — исполнением постараюсь доказать, что я умею
ценить ваше
доброе ко мне участие.
Мать горячо
ценила ее
добрую и любящую душу и благодарила ее как умела.
Всякий видел от них себе ласку, слышал
доброе слово; а арестант, отверженный всеми,
ценил это, потому что видел неподдельность и искренность этого
доброго слова и этой ласки.
Я очень высоко
ценю те
добрые и милые побуждения, которые двигали вашими поступками, и ни одной минуты я не смотрел на ходившие в городе и дошедшие до меня слухи иначе, как на глупую и безумную клевету, которая меня глубоко возмущала.
— Правда, я его полюбила, как брата. Он — славный и
добрый, он так
ценит ласку, он целовал мои руки.
— Вам бы, Матвей Савельич, не столь откровенно говорить среди людей, а то непривычны им ваши мысли и несколько пугают. Начальство — не в полиции, а в душе людской поселилось. Я — понимаю, конечно,
добрые ваши намерения и весьма
ценю, только — по-моему-с — их надо людям подкладывать осторожно, вроде тихой милостыни, невидимой, так сказать, рукою-с!
— Ах да! я
ценю вашу дружбу, — отвечал со вздохом мой гость, —
ценю и ваше
доброе желание, но наш генерал, каш бедный
добрый генерал… он теперь в таком положении, что il s'emeut d'un rien, [Его волнуют пустяки — Франц.] и нельзя поручиться, в каком состоянии он будет в этот момент.
Но это неправда: моя мать всегда умела
ценить и уважать простодушных и бесхитростных людей; она искренно советовала Евгенье Степановне выйти замуж за
доброго человека, и Евгенья Степановна благодарила ее за эти советы во всю свою жизнь.
Этот
добрый старик был так обласкан моею матерью, так
оценил ее горячность к сыну и так полюбил ее, что в первое же свидание дал честное слово: во-первых, через неделю перевести меня в свою благонравную комнату — ибо прямо поместить туда неизвестного мальчика показалось бы для всех явным пристрастием — и, во-вторых, смотреть за мной более, чем за своими повесами, то есть своими родными сыновьями.
— Знаю, мой милый, знаю. Нынче
добрые люди редки, мой друг;
цени их, мой друг. Ну, как же они?
Татьяна. Надо
ценить это… Он стар… он не виноват в том, что родился раньше нас… и думает не так, как мы… (Раздражаясь.) Сколько жестокости в людях! Как все мы грубы, безжалостны… Нас учат любить друг друга… нам говорят: будьте
добрыми… будьте кротки…
Мы не отнимаем у этих намеков некоторого значения в том отношении, что они свидетельствовали о благонамеренности и
добром сердце наших писателей; мы их высоко
ценим и в смысле литературной сметливости.
Я кое-что читал о русском народе, о его артельности, социальности, о мягкой, широкой, отзывчивой на
добро его душе, но гораздо больше я знал народ непосредственно, с десяти лет живя за свой страх, вне внушений семьи и школы. Большей частью мои личные впечатления как будто хорошо сливались с прочитанным: да, люди любят
добро,
ценят его, мечтают о нем и всегда ждут, что вот оно явится откуда-то и обласкает, осветит суровую, темную жизнь.
А мысли были все те же, что и в прошлую ночь, однообразные, ненужные, неотвязчивые, мысли о том, как Андрей Андреич стал ухаживать за ней и сделал ей предложение, как она согласилась и потом мало-помалу
оценила этого
доброго, умного человека.
— Лучков — благородный, замечательный человек, — с важностью возразил Кистер. — Его не знают у нас в полку, не
ценят, видят в нем только наружную сторону. Конечно, он ожесточен, странен, нетерпелив, но сердце у него
доброе.
В противоположность им выведено три старика: Л. Н. Рокотов, пристрастный друг старины, ожесточенный враг новизны; М. П. Прокудин, также осуждающий нововведения и хранящий старые обычаи, но без ожесточения; читатель чувствует, что этот
добрый старик, способный
оценить хорошее в противной ему новизне, способен сделать уступки и сделает их со временем; наконец, третий, Д. Н. Загоскин, дядя Симского, уже добровольно уступивший новым мыслям и новому порядку вещей, обривший бороду и надевший немецкое платье, несмотря на вопли его окружающих и на сокрушение своей жены, которая, сказать правду, рассуждает в этом случае гораздо дельнее и логичнее своего супруга.
Везде его
ценили за его трудолюбие, ловкость и силу в работе, главное — за
добрый, приятный характер; но нигде он не уживался, потому что раза два в год, а то и чаще, запивал, и тогда, кроме того что пропивал всё с себя, становился еще буен и придирчив.
Да как же я поверю чужому человеку свое
добро ценить?
Помещик наш был
добрый, простой и честный человек; он уважал меня,
ценил мои таланты, дал мне средства выучиться по-французски, возил с собою в Италию, в Париж, я видела Тальму и Марс, я пробыла полгода в Париже, и — что делать! — я еще была очень молода, если не летами, то опытом, и воротилась на провинциальный театрик; мне казалось, что какие-то особенные узы долга связуют меня с воспитателем.
Я противопоставляю два различных мироощущения, два навыка мысли, две души. Основная сущность их — одинакова, — стремление к
добру, красоте жизни, к свободе духа. Но по силе целого ряда сложных причин большинство человечества еще не изжило древнего страха перед тайнами природы, не возвысилось до уверенности в силе своей воли, не чувствует себя владыкой своей планеты и не
оценило сущности деяния как начала всех начал.
Да и то сказать: забравшись в чужу клеть, вору хозяйско
добро не
оценивать стать.
Не надо ни особенно презирать, ни особенно почитать никакого человека. Будешь презирать человека — не
оценишь того
добра, которое есть в нем. Будешь слишком почитать человека, будешь слишком много требовать от него. Для того, чтобы не ошибиться, надо презирать, так же как и в себе, телесное человека и уважать его как духовное существо, в котором живет дух божий.
Всё наше преимущество заключается в нашей способности мыслить. Мысль наша возвышает нас над остальным миром. Будем же
ценить и поддерживать нашу силу мысли, и она осветит нам всю нашу жизнь, укажет нам, в чем
добро, в чем зло.
— Будем же стремиться к тому, чтобы поддерживать друг друга, каждый индивидуально и все вообще, на пути служения нашего пользе общественной и интересам гражданственным! Будем стремиться ко всестороннему развитию, будем
ценить и по достоинству награждать труды и усердие каждого, и да присоединятся к ликованию нашему наши меньшие братья, наш
добрый, русский, православный мужичок!
Копии с Нефовской Наяды и с двух его же нимф, мясистая вакханка под тенью винограда, французские гравюры, изображающие Фанни Эльслер, двух наездниц и еще что-то в этом же роде; наконец, две или три большие фотографии балетных танцовщиц с задранными ножками показывали, что сей почтенный старец
ценит искусство, пластику и может претендовать на репутацию ценителя женской красоты, а целый ряд портретов Императорского Дома, начиная с Петра Первого, убеждал всех и каждого в его благонамеренности и
добрых верноподданнических чувствах.
— Хорош, —
оценил Евангел, — да вам и надлежит не быть смоковницей неплодною: я думаю, вы
добрая мать будете.
«Услышав от меня сии слова, пленница сначала, видимо, поколебалась, — пишет князь Голицын в своем донесении, — но потом тоном, внушавшим истинное доверие, сказала, что она хорошо узнала и
оценила меня (князя Голицына), вполне надеется на мое
доброе сердце и сострадание к ее положению, а потому откроет мне всю тайну, если я обещаю сохранить ее в тайне.
Если то, что «по ту сторону
добра и зла», я ставлю выше того, что «по сю сторону
добра и зла», то я различаю «высшее» и «низшее», я осуждаю,
оцениваю, противополагаю.
И в отпадении от райской гармонии, от единства с Богом человек начал различать и
оценивать, вкусил от древа познания
добра и зла, стал по сю сторону
добра и зла.
«Может быть, — мелькнуло у меня в мыслях, — бросив уроки в институте, он должен будет бедствовать… может быть, у него больная жена… много детей, которые его любят и
ценят и для которых он не злой вампир-учитель, а
добрый, любимый папа. И для этих детей, вследствие его ухода из института, наступит нужда, может быть, нищета… голод».
Палтусов улыбнулся ей с того места, где стоял. Он находил, что княжна, в своем суконном платье с пелериной, в черной косынке на редких волосах и строгом отложном воротнике, должна нравиться до сих пор. Ее он считал «своим человеком» не по идеям, не по традициям, а по расе. Расу он в себе очень
ценил и не забывал при случае упомянуть, кому нужно, о своей «умнице» кузине, княжне Лидии Артамоновне Куратовой, прибавляя: «прекрасный остаток
доброго старого времени».
— Безумный, — говорил он, — я так долго не знал этого сокровища, не мог
оценить его. Слушай, Елизавета, счеты наши с твоим отцом тянулись слишком долго. Кончаю их, хоть и поздно. Виноват я был перед ним, перед твоею матерью; сильно каюсь в этом. Прости мне,
добрая моя Агнеса, прости, Михаил Аполлонович. Не взыщите с меня на страшном суде и, когда явлюсь перед вами, примите меня с миром.
Любит ли он меня или нет, я должна помочь Кате в ее беде, я обещала ей и сделаю, я выскажу ему, что заставлять страдать ее, такую хорошую,
добрую — грех, что он может убить ее своим невниманием, быть может, умышленным; я читала, что мужчины практикуют такого рода кокетство, он должен узнать ее, понять ее и тогда он
оценит и ее, и ее чувство к нему…»
В случае злодейства, мы более всего требуем за такой поступок наказания; в случае
доброго дела, более всего
ценим такой поступок.
Деревенские родители, при своей жадности и непонимании жизни, сами, своим необдуманным и неразборчивым поведением подставляют детей влияниям людей дурных — сами часто дают первое направление, чтобы не
ценить и не уважать в хозяевах людей
доброй нравственности и хороших правил.