Неточные совпадения
За спором не заметили,
Как село солнце красное,
Как
вечер наступил.
Наверно б ночку
целуюТак шли — куда не ведая,
Когда б им баба встречная,
Корявая Дурандиха,
Не крикнула: «Почтенные!
Куда вы на ночь глядючи
Надумали идти...
На пятый день отправились обратно в Навозную слободу и по дороге вытоптали другое озимое поле. Шли
целый день и только к
вечеру, утомленные и проголодавшиеся, достигли слободы. Но там уже никого не застали. Жители, издали завидев приближающееся войско, разбежались, угнали весь скот и окопались в неприступной позиции. Пришлось брать с бою эту позицию, но так как порох был не настоящий, то, как ни палили, никакого вреда, кроме нестерпимого смрада, сделать не могли.
Весь день этот, за исключением поездки к Вильсон, которая заняла у нее два часа, Анна провела в сомнениях о том, всё ли кончено или есть надежда примирения и надо ли ей сейчас уехать или еще раз увидать его. Она ждала его
целый день и
вечером, уходя в свою комнату, приказав передать ему, что у нее голова болит, загадала себе: «если он придет, несмотря на слова горничной, то, значит, он еще любит. Если же нет, то, значит, всё конечно, и тогда я решу, что мне делать!..»
Ее взгляд, прикосновение руки прожгли его. Он
поцеловал свою ладонь в том месте, где она тронула его, и поехал домой, счастливый сознанием того, что в нынешний
вечер он приблизился к достижению своей
цели более, чем в два последние месяца.
«А ничего, так tant pis», подумал он, опять похолодев, повернулся и пошел. Выходя, он в зеркало увидал ее лицо, бледное, с дрожащими губами. Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово, но ноги вынесли его из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать.
Целый этот день он провел вне дома, и, когда приехал поздно
вечером, девушка сказала ему, что у Анны Аркадьевны болит голова, и она просила не входить к ней.
— О нет! — И лицо ее стало так задумчиво, так грустно, что я дал себе слово в этот
вечер непременно
поцеловать ее руку.
Но уж темнеет
вечер синий,
Пора нам в оперу скорей:
Там упоительный Россини,
Европы баловень — Орфей.
Не внемля критике суровой,
Он вечно тот же, вечно новый,
Он звуки льет — они кипят,
Они текут, они горят,
Как
поцелуи молодые,
Все в неге, в пламени любви,
Как зашипевшего аи
Струя и брызги золотые…
Но, господа, позволено ль
С вином равнять do-re-mi-sol?
Прямым Онегин Чильд Гарольдом
Вдался в задумчивую лень:
Со сна садится в ванну со льдом,
И после, дома
целый день,
Один, в расчеты погруженный,
Тупым кием вооруженный,
Он на бильярде в два шара
Играет с самого утра.
Настанет
вечер деревенский:
Бильярд оставлен, кий забыт,
Перед камином стол накрыт,
Евгений ждет: вот едет Ленский
На тройке чалых лошадей;
Давай обедать поскорей!
Но мой Онегин
вечер целойТатьяной занят был одной,
Не этой девочкой несмелой,
Влюбленной, бедной и простой,
Но равнодушною княгиней,
Но неприступною богиней
Роскошной, царственной Невы.
О люди! все похожи вы
На прародительницу Эву:
Что вам дано, то не влечет;
Вас непрестанно змий зовет
К себе, к таинственному древу;
Запретный плод вам подавай,
А без того вам рай не рай.
И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем Катерина Ивановна, так же ни слова не говоря, подошла к Сонечкиной постельке и весь
вечер в ногах у ней на коленках простояла, ноги ей
целовала, встать не хотела, а потом так обе и заснули вместе, обнявшись… обе… обе… да-с… а я… лежал пьяненькой-с.
В контору надо было идти все прямо и при втором повороте взять влево: она была тут в двух шагах. Но, дойдя до первого поворота, он остановился, подумал, поворотил в переулок и пошел обходом, через две улицы, — может быть, безо всякой
цели, а может быть, чтобы хоть минуту еще протянуть и выиграть время. Он шел и смотрел в землю. Вдруг как будто кто шепнул ему что-то на ухо. Он поднял голову и увидал, что стоит у тогодома, у самых ворот. С того
вечера он здесь не был и мимо не проходил.
Не стану теперь описывать, что было в тот
вечер у Пульхерии Александровны, как воротился к ним Разумихин, как их успокоивал, как клялся, что надо дать отдохнуть Роде в болезни, клялся, что Родя придет непременно, будет ходить каждый день, что он очень, очень расстроен, что не надо раздражать его; как он, Разумихин, будет следить за ним, достанет ему доктора хорошего, лучшего,
целый консилиум… Одним словом, с этого
вечера Разумихин стал у них сыном и братом.
В одной харчевне, перед
вечером, пели песни: он просидел
целый час, слушая, и помнил, что ему даже было очень приятно.
В этот же
вечер сговорилась она с Разумихиным, что именно отвечать матери на ее расспросы о брате, и даже выдумала вместе с ним, для матери,
целую историю об отъезде Раскольникова куда-то далеко, на границу России, по одному частному поручению, которое доставит ему, наконец, и деньги и известность.
—
Вечером, после пожара, он говорил… странно! Он как будто старался внушить мне, что ты устроила меня рядом с ним намеренно, по признаку некоторого сродства наших характеров и как бы в
целях взаимного воспитания нашего…
Как-то
вечером, когда в окна буйно хлестал весенний ливень, комната Клима вспыхивала голубым огнем и стекла окон, вздрагивая от ударов грома, ныли, звенели, Клим, настроенный лирически,
поцеловал руку девушки. Она отнеслась к этому жесту спокойно, как будто и не ощутила его, но, когда Клим попробовал
поцеловать еще раз, она тихонько отняла руку свою.
А на другой день
вечером они устроили пышный праздник примирения — чай с пирожными, с конфектами, музыкой и танцами. Перед началом торжества они заставили Клима и Бориса поцеловаться, но Борис,
целуя, крепко сжал зубы и закрыл глаза, а Клим почувствовал желание укусить его. Потом Климу предложили прочитать стихи Некрасова «Рубка леса», а хорошенькая подруга Лидии Алина Телепнева сама вызвалась читать, отошла к роялю и, восторженно закатив глаза, стала рассказывать вполголоса...
Так пускал он в ход свои нравственные силы, так волновался часто по
целым дням, и только тогда разве очнется с глубоким вздохом от обаятельной мечты или от мучительной заботы, когда день склонится к
вечеру и солнце огромным шаром станет великолепно опускаться за четырехэтажный дом.
Начал гаснуть я над писаньем бумаг в канцелярии; гаснул потом, вычитывая в книгах истины, с которыми не знал, что делать в жизни, гаснул с приятелями, слушая толки, сплетни, передразниванье, злую и холодную болтовню, пустоту, глядя на дружбу, поддерживаемую сходками без
цели, без симпатии; гаснул и губил силы с Миной: платил ей больше половины своего дохода и воображал, что люблю ее; гаснул в унылом и ленивом хождении по Невскому проспекту, среди енотовых шуб и бобровых воротников, — на
вечерах, в приемные дни, где оказывали мне радушие как сносному жениху; гаснул и тратил по мелочи жизнь и ум, переезжая из города на дачу, с дачи в Гороховую, определяя весну привозом устриц и омаров, осень и зиму — положенными днями, лето — гуляньями и всю жизнь — ленивой и покойной дремотой, как другие…
Брак был бы только формой, а не содержанием, средством, а не
целью; служил бы широкой и неизменной рамкой для визитов, приема гостей, обедов и
вечеров, пустой болтовни?..
Видит Илья Ильич во сне не один, не два такие
вечера, но
целые недели, месяцы и годы так проводимых дней и
вечеров.
Она рассказала о прогулках, о парке, о своих надеждах, о просветлении и падении Обломова, о ветке сирени, даже о
поцелуе. Только прошла молчанием душный
вечер в саду, — вероятно, потому, что все еще не решила, что за припадок с ней случился тогда.
— А коли хорошо тут, так зачем и хотеть в другое место? Останьтесь-ка лучше у меня на
целый день, отобедайте, а там
вечером — Бог с вами!.. Да, я и забыл: куда мне ехать! Тарантьев обедать придет: сегодня суббота.
— Теперь брат ее съехал, жениться вздумал, так хозяйство, знаешь, уж не такое большое, как прежде. А бывало, так у ней все и кипит в руках! С утра до
вечера так и летает: и на рынок, и в Гостиный двор… Знаешь, я тебе скажу, — плохо владея языком, заключил Обломов, — дай мне тысячи две-три, так я бы тебя не стал потчевать языком да бараниной;
целого бы осетра подал, форелей, филе первого сорта. А Агафья Матвевна без повара чудес бы наделала — да!
К
вечеру весь город знал, что Райский провел утро наедине с Полиной Карповной, что не только шторы были опущены, даже ставни закрыты, что он объяснился в любви, умолял о
поцелуе, плакал — и теперь страдает муками любви.
— Нечего делать, — с тоской сказала бабушка, — надо пустить. Чай, голоднехонек, бедный! Куда он теперь в этакую жару потащится? Зато уж на
целый месяц отделаюсь! Теперь его до
вечера не выживешь!
Сцены, характеры, портреты родных, знакомых, друзей, женщин переделывались у него в типы, и он исписал
целую тетрадь, носил с собой записную книжку, и часто в толпе, на
вечере, за обедом вынимал клочок бумаги, карандаш, чертил несколько слов, прятал, вынимал опять и записывал, задумываясь, забываясь, останавливаясь на полуслове, удаляясь внезапно из толпы в уединение.
Он узнал Наташу в опасную минуту, когда ее неведению и невинности готовились сети. Матери, под видом участия и старой дружбы, выхлопотал поседевший мнимый друг пенсион, присылал доктора и каждый день приезжал, по
вечерам, узнавать о здоровье, отечески горячо
целовал дочь…
Звуки хотя глухо, но всё доносились до него. Каждое утро и каждый
вечер видел он в окно человека, нагнувшегося над инструментом, и слышал повторение, по
целым неделям, почти неисполнимых пассажей, по пятидесяти, по сто раз. И месяцы проходили так.
Бабушка, воротясь, занялась было счетами, но вскоре отпустила всех торговок, швей и спросила о Райском. Ей сказали, что он ушел на
целый день к Козлову, куда он в самом деле отправился, чтоб не оставаться наедине с Татьяной Марковной до
вечера.
— Ах да, — произнес он голосом светского человека, и как бы вдруг припомнив, — ах да! Тот
вечер… Я слышал… Ну как ваше здоровье и как вы теперь сами после всего этого, Аркадий Макарович?.. Но, однако, перейдем к главному. Я, видите ли, собственно преследую три
цели; три задачи передо мной, и я…
Я прибежал к Ламберту. О, как ни желал бы я придать логический вид и отыскать хоть малейший здравый смысл в моих поступках в тот
вечер и во всю ту ночь, но даже и теперь, когда могу уже все сообразить, я никак не в силах представить дело в надлежащей ясной связи. Тут было чувство или, лучше сказать,
целый хаос чувств, среди которых я, естественно, должен был заблудиться. Правда, тут было одно главнейшее чувство, меня подавлявшее и над всем командовавшее, но… признаваться ли в нем? Тем более что я не уверен…
Он берет тогда ее фотографию, ту самую, которую он в тот
вечер целовал, смотрит на нее со слезами,
целует, вспоминает, подзывает нас всех к себе, но говорит в такие минуты мало…
Цель этой любезности была — выхлопотать себе на
вечер восковую свечу.
По такому исключительному случаю был устроен маленький семейный праздник, на котором разговорам не было конца. Привалов точно переродился на деревенском воздухе и удивлял Надежду Васильевну своим оживленным, бодрым настроением. Когда
вечером начали все прощаться, Нагибин крепко
поцеловал руку Надежды Васильевны и проговорил растроганным голосом...
Появление Хины среди такого мертвого
вечера было
целым событием, и Верочка по-детски заглядывала ей прямо в рот, откуда, как сухой горох из прорванного мешка, неудержимо сыпались самые удивительные новости.
В этой ненависти все разнородные элементы соединились в одно сплоченное
целое, и когда Зося по
вечерам являлась в танцевальном зале курзала, ее встречал
целый строй холодных и насмешливых взглядов.
Следовало бы, — и он даже обдумывал это еще вчера
вечером, — несмотря ни на какие идеи, единственно из простой вежливости (так как уж здесь такие обычаи), подойти и благословиться у старца, по крайней мере хоть благословиться, если уж не
целовать руку.
Но прислуживала ему в
целом флигеле всего только одна древняя, совсем глухая старушонка, вся в ревматизмах, ложившаяся в шесть часов
вечера и встававшая в шесть часов утра.
Он не договорил того, чем угрожал, но даже сын, часто видавший его во гневе, вздрогнул от страху.
Целый час спустя старик даже весь трясся от злобы, а к
вечеру заболел и послал за «лекарем».
Целый день мы работали не покладая рук, даже не останавливаясь на обед, и все же прошли не больше 10 км. Бурелом, наледи, кочковатые болота, провалы между камней, занесенные снегом, создавали такие препятствия, что за 8 часов пути нам удалось сделать только 4,5 км, что составляет в среднем 560 м/ч. К
вечеру мы подошли к гребню Сихотэ-Алиня. Барометр показывал 700 м.
Вечером он угостил нас струганиной. На стол была подана
целая замороженная рыба. Это оказался ленок (по размерам немного уступающий молодой горбуше).
Целых два года я провел еще после того за границей: был в Италии, постоял в Риме перед Преображением, и перед Венерой во Флоренции постоял; внезапно повергался в преувеличенный восторг, словно злость на меня находила; по
вечерам пописывал стишки, начинал дневник; словом, и тут вел себя, как все.
Целый день я бродил по горам и к
вечеру вышел к этой фанзе. В сумерки один из казаков убил кабана. Мяса у нас было много, и потому мы поделились с китайцами. В ответ на это хозяин фанзы принес нам овощей и свежего картофеля. Он предлагал мне свою постель, но, опасаясь блох, которых всегда очень много в китайских жилищах, я предпочел остаться на открытом воздухе.
Китаец говорил, что если мы будем идти
целый день, то к
вечеру дойдем до земледельческих фанз. Действительно, в сумерки мы дошли до устья Эрлдагоу (вторая большая падь). Это чрезвычайно порожистая и быстрая река. Она течет с юго-запада к северо-востоку и на пути своем прорезает мощные порфировые пласты. Некоторые из порогов ее имеют вид настоящих водопадов. Окрестные горы слагаются из роговика и кварцита. Отсюда до моря около 78 км.
А после обеда Маше дается 80 кол. сер. на извозчика, потому что она отправляется в
целых четыре места, везде показать записку от Лопухова, что, дескать, свободен я, господа, и рад вас видеть; и через несколько времени является ужасный Рахметов, а за ним постепенно набирается
целая ватага молодежи, и начинается ожесточенная ученая беседа с непомерными изобличениями каждого чуть не всеми остальными во всех возможных неконсеквентностях, а некоторые изменники возвышенному прению помогают Вере Павловне кое-как убить
вечер, и в половине
вечера она догадывается, куда пропадала Маша, какой он добрый!
Понятно, в кавалерах недостаток, по обычаю всех таких
вечеров; но ничего, он посмотрит поближе на эту девушку, — в ней или с ней есть что-то интересное. — «Очень благодарен, буду». — Но учитель ошибся: Марья Алексевна имела
цель гораздо более важную для нее, чем для танцующих девиц.
А в остальное время года старик, кроме того, что принимает по утрам дочь и зятя (который так и остается северо — американцем), часто, каждую неделю и чаще, имеет наслаждение принимать у себя гостей, приезжающих на
вечер с Катериною Васильевною и ее мужем, — иногда только Кирсановых, с несколькими молодыми людьми, — иногда общество более многочисленное: завод служит обыкновенною
целью частых загородных прогулок кирсановского и бьюмонтского кружка.
— Дмитрий, ты стал плохим товарищем мне в работе. Пропадаешь каждый день на
целое утро, и на половину дней пропадаешь по
вечерам. Нахватался уроков, что ли? Так время ли теперь набирать их? Я хочу бросить и те, которые у меня есть. У меня есть рублей 40 — достанет на три месяца до окончания курса. А у тебя было больше денег в запасе, кажется, рублей до сотни?
Целый день разъезжал с Разгуляя к Никитским воротам и обратно; к
вечеру все сладил и пошел домой пешком, отпустив своего извозчика.