Неточные совпадения
Хлестаков, молодой
человек лет двадцати трех, тоненький,
худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех
людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Потом он шагал в комнату, и за его широкой, сутулой спиной всегда оказывалась докторша,
худенькая, желтолицая, с огромными глазами. Молча поцеловав Веру Петровну, она кланялась всем
людям в комнате, точно иконам в церкви, садилась подальше от них и сидела, как на приеме у дантиста, прикрывая рот платком. Смотрела она в тот угол, где потемнее, и как будто ждала, что вот сейчас из темноты кто-то позовет ее...
В пекарне началось оживление, кудрявый Алеша и остролицый,
худенький подросток Фома налаживали в приямке два самовара, выгребали угли из печи, в углу гремели эмалированные кружки, лысый старик резал каравай хлеба равновесными ломтями, вытирали стол, двигали скамейки, по асфальту пола звучно шлепали босые подошвы, с печки слезли два
человека в розовых рубахах, без поясов, одинаково растрепанные, одновременно и как будто одними и теми же движениями надели сапоги, полушубки и — ушли в дверь на двор.
Через полчаса явился уездный лекарь,
человек небольшого роста,
худенький и черноволосый.
Марья Дмитриевна появилась в сопровождении Гедеоновского; потом пришла Марфа Тимофеевна с Лизой, за ними пришли остальные домочадцы; потом приехала и любительница музыки, Беленицына, маленькая,
худенькая дама, с почти ребяческим, усталым и красивым личиком, в шумящем черном платье, с пестрым веером и толстыми золотыми браслетами; приехал и муж ее, краснощекий, пухлый
человек, с большими ногами и руками, с белыми ресницами и неподвижной улыбкой на толстых губах; в гостях жена никогда с ним не говорила, а дома, в минуты нежности, называла его своим поросеночком...
Детское лицо улыбалось в полусне счастливою улыбкой, и слышалось ровное дыхание засыпающего
человека. Лихорадка проходила, и только красные пятна попрежнему играли на
худеньком личике. О, как Петр Елисеич любил его, это детское лицо, напоминавшее ему другое, которого он уже не увидит!.. А между тем именно сегодня он страстно хотел его видеть, и щемящая боль охватывала его старое сердце, и в голове проносилась одна картина за другой.
В уголке стоял
худенький, маленький
человек с белокурою головою и жиденькой бородкой. Длинный сюртук висел на нем, как на вешалке, маленькие его голубые глазки, сверкающие фантастическим воодушевлением, были постоянно подняты к небу, а руки сложены крестом на груди, из которой с певучим рыданием летел плач Иосифа, едущего на верблюдах в неволю и видящего гроб своей матери среди пустыни, покинутой их родом.
В противоположность Лебедеву, это был маленький,
худенький молодой
человек, весьма робкого и, вследствие этого, склонного поподличать характера, вместе с тем большой говорун и с сильной замашкой пофрантить: вечно с завитым а-ла-коком и висками.
На картон старшего в партии юнкера, носившего фамилию Патер,
худенького, опрятного, сухого юноши, просто любо было бы поглядеть даже
человеку, ничего не понимающему в топографии.
В разгар этой работы истек, наконец, срок моего ожидания ответа «толстой» редакции. Отправился я туда с замирающим сердцем. До некоторой степени все было поставлено на карту. В своем роде «быть или не быть»… В редакции «толстого» журнала происходил прием, и мне пришлось иметь дело с самим редактором. Это был
худенький подвижный старичок с необыкновенно живыми глазами. Про него ходила нехорошая молва, как о
человеке, который держит сотрудников в ежовых рукавицах. Но меня он принял очень любезно.
Полуголое, облитое кровью, оно мягко, как тесто, хлопалось о камни, с каждым ударом всё более теряя сходство с фигурою
человека,
люди озабоченно трудились над ним, а
худенький мужичок, стараясь раздавить череп, наступал на него ногой и вопил...
Мысли закрутились в голове Короткова метелью, и выпрыгнула одна новая: «Трамвай!» Он ясно вдруг вспомнил, как жали его на площадке двое молодых
людей, один из них
худенький с черными, словно приклеенными, усиками.
И этот
худенький смуглый мальчик со щетинистыми волосами и веснушками казался девочкам необыкновенным, замечательным. Это был герой, решительный, неустрашимый
человек, и рычал он так, что, стоя за дверями, в самом деле можно было подумать, что это тигр или лев.
Временами ее
худенькие ручки тянулись в Долгой, ленивой истоме, и тогда в ее глазах мелькала на мгновение странная, едва уловимая улыбка, в которой было что-то лукавое, нежное и ожидающее: точно она знала, тайком от остальных
людей, о чем-то сладком, болезненно-блаженном, что ожидало ее в тишине и в темноте ночи.
Теперь я невольно наклонился с седла, стараясь поймать взгляд
человека, только что и так изумительно просто исповедавшего странную веру в «
худенького бога». Была ли это ирония?.. Или это было искреннее выражение как бы ущербленной и тоскующей веры, угасающей среди этих равнодушных камней?..
Баркас направился к нему. Несколько дружных гребков — и один из матросов, перегнувшись через борт, успел вытащить
человека из воды.
Худенький, тщедушный француз с эспаньолкой был без чувств.
Весь Гори оплакивал маму… Полк отца, знавший ее я горячо любивший, рыдал, как один
человек, провожая ее
худенькое тельце, засыпанное дождем роз и магнолий, на грузинское кладбище, разбитое поблизости Гори.
Бывая на праздниках в Туле, я иногда, по старой привычке, заходил к Конопацким. Все три сестры-красавицы были теперь взрослые девушки, вокруг них увивалась холостая молодежь, — почему-то очень много было учителей гимназии. Однажды сидели мы в зале. Вдруг быстро вошел
худенький молодой
человек с незначительным лицом, наскоро поздоровался…