Неточные совпадения
Она вышла на середину комнаты и остановилась пред Долли, сжимая
руками грудь. В белом пенюаре фигура ее казалась особенно велика и широка. Она нагнула голову и исподлобья смотрела сияющими мокрыми глазами на маленькую,
худенькую и жалкую в своей штопанной кофточке и ночном чепчике, всю дрожавшую от волнения Долли.
— Какая вы
худенькая! Вон какая у вас
рука! Совсем прозрачная. Пальцы, как у мертвой.
Старшая девочка, лет девяти, высокенькая и тоненькая, как спичка, в одной
худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом на голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два года назад, потому что он не доходил теперь и до колен, стояла в углу подле маленького брата, обхватив его шею своею длинною, высохшею как спичка
рукой.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я,
худенькая и маленькая женщина с сжатым в кулачок лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила
руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
Заботы Марины, заставляя Нехаеву смущенно улыбаться, трогали ее, это Клим видел по благодарному блеску глаз
худенькой и жалкой девицы. Прозрачной
рукой Нехаева гладила румяную щеку подруги, и на бледной коже тыла ее ладони жилки, налитые кровью, исчезали.
Княгиня была востроносая,
худенькая старушка, в темном платье, в кружевах, в большом чепце, с сухими, костлявыми, маленькими
руками, переплетенными синими жилами, и со множеством старинных перстней на пальцах.
Дайте ручку поцеловать, — подскочил Федор Павлович и быстро чмокнул старца в
худенькую его
руку.
Один, довольно плотный и высокого роста, в темно-зеленом опрятном кафтане и пуховом картузе, удил рыбу; другой —
худенький и маленький, в мухояровом заплатанном сюртучке и без шапки, держал на коленях горшок с червями и изредка проводил
рукой по седой своей головке, как бы желая предохранить ее от солнца.
Около получаса ходили мы взад и вперед по переулку, прежде чем вышла, торопясь и оглядываясь, небольшая
худенькая старушка, та самая бойкая горничная, которая в 1812 году у французских солдат просила для меня «манже»; с детства мы звали ее Костенькой. Старушка взяла меня обеими
руками за лицо и расцеловала.
Проезжая мимо Суслона, Луковников завернул к старому благоприятелю попу Макару. Уже в больших годах был поп Макар, а все оставался такой же. Такой же
худенький, и хоть бы один седой волос. Только с каждым годом старик делался все ниже, точно его гнула
рука времени. Поп Макар ужасно обрадовался дорогому гостю и под
руку повел его в горницы.
Марья Дмитриевна появилась в сопровождении Гедеоновского; потом пришла Марфа Тимофеевна с Лизой, за ними пришли остальные домочадцы; потом приехала и любительница музыки, Беленицына, маленькая,
худенькая дама, с почти ребяческим, усталым и красивым личиком, в шумящем черном платье, с пестрым веером и толстыми золотыми браслетами; приехал и муж ее, краснощекий, пухлый человек, с большими ногами и
руками, с белыми ресницами и неподвижной улыбкой на толстых губах; в гостях жена никогда с ним не говорила, а дома, в минуты нежности, называла его своим поросеночком...
— А ведь оно тово, действительно, Марья Родивоновна, статья подходящая… ей-богу!.. Так уж вы тово, не оставьте нас своею милостью… Ужо подарочек привезу. Только вот Дарья бы померла, а там живой
рукой все оборудуем. Федосья-то Родивоновна в город переехала… Я как-то ее встретил. Бледная такая стала да
худенькая…
Галдевшая у печей толпа поденщиц была занята своим делом. Одни носили сырые дрова в печь и складывали их там, другие разгружали из печей уже высохшие дрова. Работа кипела, и слышался только треск летевших дождем поленьев. Солдатка Аннушка работала вместе с сестрой Феклистой и Наташкой. Эта Феклиста была еще
худенькая, несложившаяся девушка с бойкими глазами. Она за несколько дней работы исцарапала себе все
руки и едва двигалась: ломило спину и тело. Сырые дрова были такие тяжелые, точно камни.
— Словечко есть у меня до тебя, Таисьюшка, — гудела матушка Маремьяна, трепля могучею
рукой худенькую мастерицу. — И не маленькое словечко… Нарочно хотела ехать к тебе в Ключевской с Крестовых-то островов.
В уголке стоял
худенький, маленький человек с белокурою головою и жиденькой бородкой. Длинный сюртук висел на нем, как на вешалке, маленькие его голубые глазки, сверкающие фантастическим воодушевлением, были постоянно подняты к небу, а
руки сложены крестом на груди, из которой с певучим рыданием летел плач Иосифа, едущего на верблюдах в неволю и видящего гроб своей матери среди пустыни, покинутой их родом.
Вошли шумно два студента: один — толстый, приземистый, с курчавою головой, с грубыми
руками, с огромными ногами и почти оборванным образом одетый; а другой — высоконький,
худенький, с необыкновенно острым, подвижным лицом, и тоже оборванец.
Кроме литературной работы, у Вихрова было много и других хлопот; прежде всего он решился перекрасить в доме потолки, оклеить новыми обоями стены и перебить мебель. В местности, где находилось Воздвиженское, были всякого рода мастеровые. Вихров поручил их приискать Кирьяну, который прежде всего привел к барину
худенького, мозглявого, с редкими волосами, мастерового, с лицом почти помешанным и с длинными худыми
руками, пальцы которых он держал немного согнутыми.
Иногда только рассудок как будто возвращался к ней вполне. Однажды мы оставались одни: она потянулась ко мне и схватила мою
руку своей
худенькой, воспаленной от горячечного жару ручкой.
— Друг мой!.. жизнь моя!.. радость моя!.. — бессвязно восклицал старик, схватив
руки Наташи и, как влюбленный, смотря в бледное,
худенькое, но прекрасное личико ее, в глаза ее, в которых блистали слезы.
Елена сидела на стуле перед столом и, склонив свою усталую головку на левую
руку, улегшуюся на столе, крепко спала, и, помню, я загляделся на ее детское личико, полное и во сне как-то не детски грустного выражения и какой-то странной, болезненной красоты; бледное, с длинными ресницами на
худеньких щеках, обрамленное черными как смоль волосами, густо и тяжело ниспадавшими небрежно завязанным узлом на сторону.
Но я не докончил. Она вскрикнула в испуге, как будто оттого, что я знаю, где она живет, оттолкнула меня своей
худенькой, костлявой
рукой и бросилась вниз по лестнице. Я за ней; ее шаги еще слышались мне внизу. Вдруг они прекратились… Когда я выскочил на улицу, ее уже не было. Пробежав вплоть до Вознесенского проспекта, я увидел, что все мои поиски тщетны: она исчезла. «Вероятно, где-нибудь спряталась от меня, — подумал я, — когда еще сходила с лестницы».
Худенькая красивая женщина — ее раньше Ромашов не заметил — с распущенными черными волосами и с торчащими ключицами на открытой шее обнимала голыми
руками печального Лещенку за шею и, стараясь перекричать музыку и гомон, визгливо пела ему в самое ухо...
В тот самый день, как пришел к нему капитан, он целое утро занимался приготовлением себе для стола картофельной муки, которой намолов собственной
рукой около четверика, пообедал плотно щами с забелкой и, съев при этом фунтов пять черного хлеба, заснул на своем
худеньком диванишке, облаченный в узенький ситцевый халат, из-под которого выставлялись его громадные выростковые сапоги и виднелась волосатая грудь, покрытая, как у Исава, густым волосом.
В саду «Эрмитаж» как-то к нам подошел щеголевато одетый пожилой,
худенький брюнет с бриллиантовым перстнем и протянул с любезными словами Н.И. Пастухову
руку. Тот молча подал ему два пальца и, отвернувшись, продолжал разговаривать со мной. Брюнет постоял и немного конфузливо отошел от стола.
Потом он очутился у себя дома на постели, комната была до боли ярко освещена, а окна бархатисто чернели; опираясь боком на лежанку, изогнулся, точно изломанный, чахоточный певчий; мимо него шагал, сунув
руки в карманы, щеголеватый,
худенький человек, с острым насмешливым лицом; у стола сидела Люба и, улыбаясь, говорила ему...
Но она так ослабела, что была не в силах держать эти bijoux. Нам долго не отворяли. После третьего или четвертого звонка в окнах замелькал свет и послышались шаги, кашель, шепот; наконец щелкнул замок, и в дверях показалась полная баба с красным, испуганным лицом. Позади ее, на некотором расстоянии, стояла маленькая
худенькая старушка со стрижеными седыми волосами, в белой кофточке и со свечой в
руках. Зинаида Федоровна вбежала в сени и бросилась к этой старушке на шею.
И вот однажды Фома был пойман
руками штабс-капитана Чумакова, маленького и
худенького старика. Неслышно подкравшись к мальчику, укладывавшему сорванные яблоки за пазуху рубахи, старик вцепился ему в плечи и грозно закричал...
— А, жив, так что же вы! — как будто даже со злобой говорила Елена Петровна и в другое перенесла свою тоску, боль, мучительный испуг, — вцепилась обеими
руками в
худенькие, податливые плечи Жени, сильная и безжалостная, трясла ее и кричала...
Захватив последний сверток в пятьдесят фридрихсдоров, я успел, совсем неприметно, сунуть его в
руку бледной даме; мне это ужасно захотелось тогда сделать, и тоненькие,
худенькие ее пальчики, помню, крепко сжали мою
руку в знак живейшей благодарности.
И действительно. Под звуки веселого вальса портьера раздвинулась и показалась рослая фигура акробата Беккера, державшего за
руку худенького белокурого мальчика.
На озере поднимался шум разгулявшейся волны. Это делал первые пробы осенний ветер. Глухо шелестели прибережные камыши, точно они роптали на близившугося осеннюю невзгоду. Прибережный ивняк гнулся и трепетал каждым своим листочком. Пламя от костра то поднималось, то падало, рассыпая снопы искр. Дым густой пеленой расстилался к невидимому берегу. Брат Ираклий по-прежнему сидел около огня и грел
руки, морщась от дыма. Он показался Половецкому таким
худеньким и жалким, как зажаренный цыпленок.
Даже нетребовательные посетители с брезгливостью смотрели на этого
худенького веснушчатого мальчика, у которого глаза всегда сонные, рот полуоткрытый и грязные-прегрязные
руки и шея.
Жалость к о. дьякону начала проходить и сменилась мучительным недоумением. Он вопросительно переводил глазами с темного дьяконова лица на его седенькую бороденку, чувствовал под
рукою бессильное трепыхание
худенького тельца и недоумевал.
Бледный,
худенький, в синих очках,
Он недавно еще попадался
В книжных лавках, в кофейных домах,
На журналы, на книги бросался,
С карандашиком вечно в
руках...
И маленькое,
худенькое тело трепетно билось в его
руках, и маленькое, никому не нужное сердечко стало таким огромным, что в него вошел бы весь бесконечно страдающий мир. Николай хмуро, исподлобья метнул взор по сторонам. С постели тянулись к нему страшные в своей бескровной худобе
руки бабушки, и голос, в котором уже слышались отзвуки иной жизни, хриплым, рыдающим звуком просил...
Ниночка, семнадцатилетняя девушка, бледненькая и
худенькая, стояла у своего места и смущенно перебирала по столу пальцами, устремив на брата большие испуганные глаза. Она догадалась, что это Николай, которого она помнила больше, чем сам отец, и теперь не знала, что делать. И когда Николай, вместо поцелуя, пожал ей
руку, она ответила крепким пожатием и чуть, по-институтски, не присела.
Эти быстрые и поверхностные наблюдения подтвердились еще внезапным появлением из-за грот-мачты корпусного товарища, гардемарина Касаткина, маленького,
худенького, востроглазого брюнетика, который, пожимая
руку Ашанина и озираясь на ют, быстро и конфиденциально шепнул...
Две
худенькие жилистые
руки горбуньи подхватили ее и повели куда-то.
Худенькая ручка Палани протягивала ей в полутьме какой-то холодный круглый предмет. Такой же точно предмет держала в
руке и сама «гадалка».
Дуне бросилась в лицо
худенькая, почти детская фигурка, костлявые
руки и маленькое сморщенное лицо с большими, близорукими, ежесекундно щурившимися глазами.
— Дуня… Дуняша… Успокойся, девочка моя! — зашептала горбунья, обвивая обеими
руками худенькие плечи голосившей девочки.
— Ах, милашки! — воскликнула, проходя под
руку с господином, какая-то сердобольная барынька. — Смотри, какие
худенькие! — жалостливо протянула она, обращаясь к мужу.
Новая тишина воцарилась в комнате. Опять одно только тиканье часов нарушало воцарившееся безмолвие… Прошла минута, другая — прежнее молчание. Я подождала немного — ни звука… Княжна дремала, положив
худенькую ручку на грудь, а другою
рукой перебирала складки одеяла и сорочки быстрым судорожным движением.
Классная дама взяла меня за
руку и отвела на одну из ближайших скамеек. На соседнем со мною месте сидела бледная,
худенькая девочка с двумя длинными, блестящими, черными косами.
— Ну, вот и я! — произнесла
худенькая девочка. — Вдвоем не будет страшно здесь в карцере. Только Милку выгони. Пошла вон, Милка! — замахала она
рукой на кошку.
Елка сияла всеми своими огнями, a под елкой стояла высокая
худенькая дама и протягивала
руки навстречу детям.
Между тем на лодке не дремала Марья Васильевна и успела вовремя выхватить багор из
рук Алеши и зацепить им за платье упавшей в пруд девочки. Скоро на поверхности воды появилось сначала белое платье, потом
худенькая ручка, a за ней и белокурая головка Леночки.
Девочка живо обернулась и увидела больную Леночку на
руках няни, поддерживаемую Павликом. Личико больной было худо и бледно, до неузнаваемости,
худенькие ручонки висели, как плети. Огромные глаза живо устремились вслед за сестрой.
В белом платье, воздушном облаком окутывающем мои
худенькие плечи,
руки и стан, с туго заплетенными иссиня-черными косами, я страшно походила на мою покойную маму.
Часто, оборвав песню на полуслове, «деда» схватывала меня на
руки и, прижимая тесно, тесно к своей
худенькой груди, лепетала сквозь смех и слезы...