Неточные совпадения
— Я
хочу понять: что же такое
современная женщина, женщина Ибсена, которая уходит от любви, от семьи? Чувствует ли она необходимость и силу снова завоевать себе
былое значение матери человечества, возбудителя культуры? Новой культуры?
Появление Обломова в доме не возбудило никаких вопросов, никакого особенного внимания ни в тетке, ни в бароне, ни даже в Штольце. Последний
хотел познакомить своего приятеля в таком доме, где все
было немного чопорно, где не только не предложат соснуть после обеда, но где даже неудобно класть ногу на ногу, где надо
быть свежеодетым, помнить, о чем говоришь, — словом, нельзя ни задремать, ни опуститься, и где постоянно шел живой,
современный разговор.
Человек
есть не только конечное существо, как
хочет утверждать
современная мысль, он
есть также бесконечное существо, он
есть бесконечность в конечной форме, синтез бесконечного и конечного.
— Прими хоть последнее, — рассмеялся Иван, — если уж тебя так разбаловал
современный реализм и ты не можешь вынести ничего фантастического —
хочешь qui pro quo, то пусть так и
будет.
Я
хотела было подписаться «
современная мать» и колебалась, но остановилась просто на матери: больше красоты нравственной, Дмитрий Федорович, да и слово «
современная» напомнило бы им «Современник» — воспоминание для них горькое ввиду нынешней цензуры…
Нам, сверх того, не к чему возвращаться. Государственная жизнь допетровской России
была уродлива, бедна, дика — а к ней-то и
хотели славяне возвратиться,
хотя они и не признаются в этом; как же иначе объяснить все археологические воскрешения, поклонение нравам и обычаям прежнего времени и самые попытки возвратиться не к
современной (и превосходной) одежде крестьян, а к старинным неуклюжим костюмам?
— Вы
хотите, вероятно, сказать, что тут речь идет не о прошлом, а о настоящем? — сказал Авдиев. — Что это
современный бурлак и
современный хозяин? У Шевченка тоже
есть такие мотивы —
были. Он часто осуждал прошлое…
Употребляя
современное выражение, можно
было бы сказать, что русская философия, религиозно окрашенная,
хотела быть экзистенциальной, в ней сам познающий и философствующий
был экзистенциален, выражал свой духовный и моральный опыт, целостный, а не разорванный опыт.
— Но своего, своего! — лепетал он князю, — на собственное иждивение, чтобы прославить и поздравить, и угощение
будет, закуска, и об этом дочь хлопочет; но, князь, если бы вы знали, какая тема в ходу. Помните у Гамлета: «
Быть или не
быть?»
Современная тема-с,
современная! Вопросы и ответы… И господин Терентьев в высшей степени… спать не
хочет! А шампанского он только глотнул, глотнул, не повредит… Приближьтесь, князь, и решите! Все вас ждали, все только и ждали вашего счастливого ума…
— Женни
будет с вами делиться своим журналом. А я вот
буду просить Николая Степановича еще снабжать Женичку книгами из его библиотечки. У него много книг, и он может руководить Женичку, если она
захочет заняться одним предметом. Сам я устарел уж, за хлопотами да дрязгами поотстал от
современной науки, а Николаю Степановичу за дочку покланяюсь.
Как бы то ни
было, но квартира его
была действительно отделана как игрушечка,
хотя Марья Петровна, по своей расчетливости, не слишком-то щедро давала детям денег на прожитие; сверх того, княгиня почти публично называла его сынком, давала ему целовать свои ручки и без устали напоминала Митенькиным начальникам, что это перл
современных молодых людей.
Такова вторая стадия
современного французского реализма; третью представляют произведения порнографии. Разумеется, я не
буду распространяться здесь об этой литературной профессии; скажу только, что
хотя она довольно рьяно преследуется республиканским правительством и
хотя буржуа хвалит его за эту строгость, но потихоньку все-таки упивается порнографией до пресыщения. Особливо ежели с картинками.
Говорили об этом и на конках, и в мелочных лавочках, и в дворницких, словом — везде, где
современная внутренняя политика почерпает свои вдохновения. И странное дело! —
хотя я, как человек, кончивший курс наук в высшем учебном заведении, не верил этим рассказам, но все-таки инстинктивно чего-то ждал. Думал: придут, заставят
петь… сумею ли?
Раскольники,
современные Петру, — и те лучше
были, ибо говорили: мы
хотим пахнуть по-своему.
Он
захотел познакомить меня с Николаем Михайловичем Шатровым, который
был тогда в славе — и в светском обществе и в кругу московских литераторов — за стихотворение свое «Мысли россиянина при гробе Екатерины Великой», [Впоследствии оно называлось иначе, а именно: «Праху Екатерины Второй»; под сим заглавием напечатано оно в третьей части «Стихотворений Н. Шатрова», изданных в пользу его от Российской академии.] в котором точно очень много
было сильных стихов: они казались смелыми и удобоприлагались к
современной эпохе.
Но трудиться не
хотят, а утешаются мыслью, что
современная наука
есть разработка материалов, что надобно нечеловечьи усилия для того, чтоб понять ее, и что скоро упадет с неба или выйдет из-под земли другая, легкая наука.
Нам могут заметить, что предъявляемые нами требования никогда и нигде еще не
были выполняемы. Мы это знаем и не
хотим указывать русскому обществу какие-нибудь идеалы в
современных европейских государствах. Но мы не думаем, чтоб этим уничтожалась истина наших слов. Мы ставим мерку: пусть никто не дорос до нее, все-таки по ней можно судить об относительном росте каждого. А по фантастической черте, проведенной г. Жеребцовым в воздухе, ни о чем нельзя судить.
Для нас польза связана обыкновенно если не с неприятным, то, во всяком случае, с безразличным в эстетическом отношении; красота и полезность пребывают во вражде; убить эту вражду не удастся никакой художественной промышленности, если утрачен ключ к древнему отношению этих двух враждебных стихий; но
было время, когда польза не смотрела пустыми очами в очи красоте; тогда не существовало отрицательного понятия «утилитаризма», который
хочет уничтожать все, не согласное с ним; и первый враг его, конечно, красота, такая одинокая, такая чуждая для многих
современных людей.
Я бы
хотел здесь поговорить о размерах силы, проявляющейся в
современной русской беллетристике, но это завело бы слишком далеко… Лучше уж до другого раза. Предмет этот никогда не уйдет. А теперь обращусь собственно к г. Достоевскому и главное — к его последнему роману, чтобы спросить читателей: забавно
было бы или нет заниматься эстетическим разбором такого произведения?
Очень милы балетные феи,
Но не стоят хороших цветов,
Украшать скаковые трофеи
Годны только твоих кучеров.
Те же деньги и то же здоровье
Мог бы ты поумнее убить,
Не
хочу я впадать в пустословье
И о честном труде говорить.
Не ленив человек
современный,
Но на что расточается труд?
Чем работать для цели презренной,
Лучше пусть эти баловни
пьют… //…………..
Вследствие этого, они требуют от профессора, чтобы он перед своими слушателями кокетничал модными, либеральными фразами, притягивал факты своей науки к любимым модным тенденциям,
хотя бы то
было ни к селу, ни к городу, и вообще имел бы в виду не научную истину, а легкое приложение того-сего из своей науки к
современным вопросам жизни.
В
современном немецком идеализме эти же мотивы звучат скрыто и нерешительно,
хотя неокантианский имманентизм, тоже устраняющий трагедию мысли, постольку
есть робкое повторение Гегеля.
Для того же, чтобы благородному и благодушному субъекту не
было особенной тяжести подчиниться этой необходимости,
было положено дать ему в виде реванша утешение, что Алина Дмитриевна принуждает его к женитьбе на себе единственно вследствие
современного коварства новейших людей, которые, прозрев заветы бывших новых людей, или «молодого поколения», не
хотят вырвать женщину, нуждающуюся в замужестве для освобождения себя от давления семейного деспотизма.
Но
современный познающий, поставивший себя вне-бытия, не может стать предметом познания, ибо предметом познания может
быть лишь бытие, в бытие же он не входит и не
хочет войти, не
хочет, чтобы познание его
было актом в бытии, в жизни.
Эпикуризм всегда
был поверхностным и легкомысленным направлением,
хотя сам Эпикур
был интересным мыслителем, во всяком случае более интересным, чем
современные материалисты.
Было ли это следствием его происхождения от колена Левитова (отец его,
хотя и
был лютеранином, но происходил из немецких евреев), или же он
был просто продуктом
современного жидовствующего веяния времени? Решить этот вопрос затруднительно. Отец его, бедный учитель музыки, упорно отрицал свое семитическое происхождение. Сын же, наоборот, громко заявлял, что с большим удовольствием готов причислить себя к потомкам Израиля, чем к утопающей в своем глубокомыслии немецкой нации.