Неточные совпадения
Потом на проспект выдвинулась похоронная процессия,
хоронили героя, медные трубы выпевали мелодию похоронного марша, медленно шагали черные лошади и
солдаты, зеленоватые, точно болотные лягушки, размахивал кистями и бахромой катафалк, держась за него рукою, деревянно шагала высокая женщина, вся в черной кисее, кисея летала над нею, вокруг ее, ветер как будто разрывал женщину на куски или хотел подбросить ее к облакам.
— Палагу? — воскликнул
солдат, снова прищурив глаза. — Мы её само-лучше
схороним! Рядышком с ним…
Матвей уговорил
солдата хоронить её без поминок. Пушкарь долго не соглашался на это, наконец уступил, послав в тюрьму три пуда мяса, три — кренделей и триста яиц.
Подошли мы к нему, видим: сидит старик под кедрой, рукой грудь зажимает, на глазах слезы. Поманил меня к себе. «Вели, говорит, ребятам могилу мне вырыть. Все одно вам сейчас плыть нельзя, надо ночи дождаться, а то как бы с остальными
солдатами в проливе не встретиться. Так уж
похороните вы меня, ради Христа».
— Ни единого, — отвечал
солдат. — Барыня у него года три померла, и не слышно, чтоб у него какие сродники были. Разве что дальние, седьма вода на киселе. Барыниных сродников много. Так те поляки, полковник-от полячку за себя брал, и веры не нашей была… А ничего — добрая тоже душа, и жили между собой согласно… Как убивался тогда полковник, как
хоронил ее, — беда!
Подобрав раненых и
похоронив убитых,
солдаты спали теперь мирным сном, укутавшись с головой в свои шинели, Белым призраком казался в надвигающемся бледном рассвете высокий костел с прогоревшей крышей. Жертвы австрийского бесчинства давно были убраны и зарыты в общей братской могиле.
«Тело
солдата, — рассказывает у него Кузьмич, — в закрытом гробу
похоронили с величайшими почестями.
На третий день Глашу
похоронили на Смоленском кладбище. Ко дню похорон Александр Васильевич отпросился со службы. К выносу тела из дому явилось несколько
солдат из капральства Суворова. Они на руках донесли гроб до церкви, а после отпевания проводили до кладбища.
— Отнесите меня к амбару, — проговорил я. Меня приподняли и отнесли туда; я указал, где знамя и сказал, кто его сохранил. Полковой командир крестился, офицеры целовали руки вашего сына. Как хорош он был и мертвый! Улыбка не сходила с его губ, словно он радовался своему торжеству. Как любили мы нашего Володю! Его
похоронили с большими почестями, его оплакали все — от командира до
солдата. Имя Ранеева не умрет в полку.
Несмотря на то что Александр Васильевич на похоронах не проронил ни одной слезы,
солдаты чувствовали, что их капрал
хоронит дорогого для себя человека. Суворова тронуло это теплое проявление солдатского чувства. Он был тронут еще более, когда на девятый день, посетив могилу Глаши, он увидел на ней водруженный огромный деревянный крест с написанным на нем именем и отчеством покойной и днем ее смерти. Александр Васильевич догадался, что крест этот был работы
солдат его капральства.
Мало того, что он сам несколько недель сидел в одном из блиндажей Севастополя, он написал о Крымской войне сочинение, приобретшее ему великую славу, в котором он ясно и подробно изобразил, как стреляли
солдаты с бастионов из ружей, как перевязывали на перевязочном пункте перевязками и
хоронили на кладбище в землю.