Неточные совпадения
Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не
писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного русского слова, а
французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в русском вкусе.
— За
французского известного
писателя, Пирона-с. Мы тогда все вино пили в большом обществе, в трактире, на этой самой ярмарке. Они меня и пригласили, а я перво-наперво стал эпиграммы говорить: «Ты ль это, Буало, какой смешной наряд». А Буало-то отвечает, что он в маскарад собирается, то есть в баню-с, хи-хи, они и приняли на свой счет. А я поскорее другую сказал, очень известную всем образованным людям, едкую-с...
Если бы язык
французский не был толико употребителен в Европе, не был бы всеобщим, то Франция, стеня под бичом ценсуры, не достигла бы до того величия в мыслях, какое явили многие ее
писатели.
— Он принадлежит к
французским энциклопедистам [
Французские энциклопедисты —
писатели, ученые и философы, объединившиеся вокруг издания «Энциклопедии, или толкового словаря наук, искусств и ремесл», первые тома которой вышли в 1751—1752 годах.
Бальзака [Бальзак Оноре (1799—1850) — крупнейший
французский писатель-реалист.], напротив, она мало знала, прочла что-то такое из него, но и сама не помнила что; из русских
писателей тоже многого совершенно не читала и даже Пушкиным не особенно восхищалась. Но чем она поразила Павла, — это тем, что о существовании «Илиады» Гомера она даже и не подозревала вовсе.
Во главе современных
французских реалистов стоит
писатель, несомненно талантливый — Зола.
Он хвалил направление нынешних
писателей, направление умное, практическое, в котором, благодаря бога, не стало капли приторной чувствительности двадцатых годов; радовался вечному истреблению од, ходульных драм, которые своей высокопарной ложью в каждом здравомыслящем человеке могли только развивать желчь; радовался, наконец, совершенному изгнанию стихов к ней, к луне, к звездам; похвалил внешнюю блестящую сторону
французской литературы и отозвался с уважением об английской — словом, явился в полном смысле литературным дилетантом и, как можно подозревать, весь рассказ о Сольфини изобрел, желая тем показать молодому литератору свою симпатию к художникам и любовь к искусствам, а вместе с тем намекнуть и на свое знакомство с Пушкиным, великим поэтом и человеком хорошего круга, — Пушкиным, которому, как известно, в дружбу напрашивались после его смерти не только люди совершенно ему незнакомые, но даже печатные враги его, в силу той невинной слабости, что всякому маленькому смертному приятно стать поближе к великому человеку и хоть одним лучом его славы осветить себя.
Монтаня называла M-r de Montaigne [Монтень Мишель-Эйкем (1533–1592) —
французский философ и
писатель эпохи Возрождения.
Она знала, что был Вольтер, и иногда навязывала ему «Мучеников [«Мученики» (1809) — роман
французского реакционного писателя-романтика Шатобриана Франсуа-Рене (1768–1848).
Он с педантическою важностью предложил было ей несколько исторических книг, путешествий, но она сказала, что это ей и в пансионе надоело. Тогда он указал ей Вальтер Скотта, Купера, несколько
французских и английских
писателей и писательниц, из русских двух или трех авторов, стараясь при этом, будто нечаянно, обнаружить свой литературный вкус и такт. Потом между ними уже не было подобного разговора.
Задумал было Валерьян приняться за чтение, но в библиотеке Петра Григорьича, тоже перевезенной из его городского дома и весьма немноготомной, оказались только книги масонского содержания, и, к счастью, в одном маленьком шкафике очутился неизвестно откуда попавший Боккачио [Боккачио — Боккаччо Джованни (1313—1375) — итальянский писатель-гуманист, автор «Декамерона».] на
французском языке, за которого Ченцов, как за сокровище какое, схватился и стал вместе с супругою целые вечера не то что читать, а упиваться и питаться сим нескромным
писателем.
Французский забытый теперь
писатель Alphonse Karr сказал где-то, доказывая невозможность уничтожения смертной казни: «Que Messieurs les assassins, commencent par nous donner l’exemple», [Пусть господа убийцы сначала подадут нам пример.] и много раз я потом слыхал повторение этой шутки людьми, которым казалось, что этими словами выражен убедительный и остроумный довод против уничтожения смертной казни.
Начитавшись романтических
писателей французской романтической школы, она сама очень порядочно страдала романтизмом, но при всем том она, однако, понимала свое положение и хотела смотреть в свое будущее не сквозь розовую призму.
Но когда я довольно успел во
французском языке, чтение русских
писателей, преимущественно стихотворцев, сделалось главнейшим нашим занятием.
Слово «вольтерианец» было произведено от имени
французского философа-просветителя и
писателя Вольтера (1694–1778).] (он действительно выучился
французскому языку, чтобы читать в подлиннике Вольтера).
Единственно возможное и действительное средство для его спасения и охранения состоит в том, чтобы обратиться к святейшему папе и признать над собою его духовную и светскую власть…» В таком же роде и современные, хоть бы
французские,
писатели сочиняют: один мелодраму — для доказательства, что богатство ничего не приносит, кроме огорчений, и что, следовательно, бедняки не должны заботиться о материальном улучшении своей участи; другой роман — для убеждения в том, что люди сладострастные и роскошные чрезвычайно полезны для развития промышленности и что, следовательно, люди, нуждающиеся в работе, должны всей душою желать, чтобы побольше было в высших классах роскоши и расточительности и т. п.
Русское направление заключалось тогда в восстании против введения нашими
писателями иностранных, или, лучше
французских слов и оборотов речи, против предпочтения всего чужого своему, против подражания
французским модам и обычаям и против всеобщего употребления в общественных разговорах
французского языка.
Тогда казалось, что весь литературный талант Англии ушел в роман и стихотворство, а театр был обречен на переделки с
французского или на третьестепенную работу
писателей, да и те больше все перекраивали драмы и комедии из своих же романов и повестей.
Итальянская опера, стоявшая тогда во всем блеске, балет,
французский и немецкий театр отвечали всем вкусам любителей драмы, музыки и хореографии. И мы, молодые
писатели, посещали французов и немцев вовсе не из одной моды, а потому, что тогда и труппы, особенно
французская, были прекрасные, и парижские новинки делались все интереснее. Тогда в самом расцвете своих талантов стояли Дюма-сын, В. Сарду, Т. Баррьер. А немцы своим классическим репертуаром поддерживали вкус к Шиллеру, Гете и Шекспиру.
Оставаясь только
писателем, он будет избран во
Французскую академию или Институт, не заискивая в государственной администрации, сохраняя независимость в своих политических взглядах.
В Германии, не имевшей даже посредственных драматических
писателей (был Ганс Сакс, слабый и мало известный
писатель), все образованные люди, вместе с Фридрихом Великим, преклонялись перед
французской псевдоклассической драмой.
А между тем в это самое время появился в Германии кружок образованных, талантливых
писателей и поэтов, которые, чувствуя фальшь и холодность
французской драмы, стали искать новой, более свободной драматической формы.
Обыкновенно
французские фельетонисты и
писатели любят распространяться о той молодежи Латинского квартала, которая ведет жизнь богемы, мечтает о литературной славе, больше болтает, шумит и пьет, чем делает дело.
Всеобщею известностью, благодаря изяществу своего языка и талантливости
писателей, пользовалась только
французская драма, отличавшаяся строгим следованием греческим образцам и, в особенности, закону трех единств.
Сколько мне лично удалось (и в прежние мои поездки во Францию, и в этом году на конгрессе) присмотреться к
французским писателям-беллетристам, взятым в массе, я не скажу, чтобы они поражали русского своей развитостью, по крайней мере как мы ее понимаем.
Так что первая причина славы Шекспира была та, что немцам надо было противопоставить надоевшей им и действительно скучной, холодной
французской драме более живую и свободную. Вторая причина была та, что молодым немецким
писателям нужен был образец для писания своих драм. Третья и главная причина была деятельность лишенных эстетического чувства ученых и усердных эстетических немецких критиков, составивших теорию объективного искусства, то есть сознательно отрицающую религиозное содержание драмы.
Это показывает, до какой степени до сих пор между
французским и русским писательским миром мало самого элементарного знакомства. Прибаутки о невежественности французов насчет России всем надоели, но пора бы парижским
писателям, даже из чувства самосохранения, знать по крайней мере клички русских журналов и газет, чтобы не давать повод публике считать их солидарными с людьми антипатичного им лагеря.
Тут чувствовалась, быть может, и особенная подкладка, но протест против крайностей натурализма вскипал в нем, вероятно, и помимо всякого личного чувства, как в
писателе старых традиций, проникнутом большой целомудренностью художнического чувства Его возмущало тогда и промышленное направление западной беллетристики, в особенности
французской.
КинеЭдгар (1803–1875) —
французский политический деятель,
писатель и историк, из многочисленных сочинений которого наиболее известна «Революция» (1865).
История культуры объяснит нам побуждения и условия жизни и мысли
писателя или реформатора. Мы узнаем, что Лютер имел вспыльчивый характер и говорил такие-то речи: узнаем, что Руссо был недоверчив и писал такие-то книжки; но не узнаем мы, отчего после реформации резались народы и отчего, во время
французской революции, люди казнили друг друга.