Также основное заблуждение и «
Философии откровения» Шеллинга, ведущее его к савеллианству в христологии, составляет смешение Логоса, второй ипостаси, с Софией, причем все, что должно быть понято как софийное, им непосредственно отнесено к Логосу, ко второй, а отчасти и к третьей ипостаси (ср. выше).
Более того, она может ее собой обосновывать, давая ей в себе место, из нее или в ней может истечь время, которое не могло бы непосредственно начинаться из Вечности [У Шеллинга в «
Философии Откровения» (1, 306–309; II, 108–109) имеются чрезвычайно тонкие замечания о том, что между вечностью и временем должно находиться нечто, с чего бы могло начаться время и что может стать предшествующим, если только появится последующее, а таким последованием и установится объективное время.
Неточные совпадения
Неясно, что должно быть отнесено к
откровению, что — к богословию и что — к
философии, неясно также, какую
философию нужно считать обязательно связанной с православным богословием.
Воплощение смысла дано лишь в религиозном
откровении, и
философия религиозного
откровения должна быть откровенной религиозной
философией.
Но и в естественных
откровениях философии и теософии человек прикасается к мировому, вселенскому Разуму.
Факт веры, открывающей сущее, факт
откровения сущего в вере и есть изначальный факт, из которого должна исходить гносеология и
философия.
Но догматы религиозного
откровения могут быть питанием религиозной
философии, значение которой отрицать было бы мракобесием.
— Такая же, как между всякой
философией и религией: первая учит познавать сущность вещей посредством разума, а религия преподает то, что сказано в божественном
откровении; но путь в достижении того и другого познания в мистицизме иной, чем в других философских системах и в других вероучениях, или, лучше сказать, оба эти пути сближены у мистиков: они в своей
философии ум с его постепенным ходом, с его логическими выводами ставят на вторую ступень и дают предпочтение чувству и фантазии, говоря, что этими духовными орудиями скорее и вернее человек может достигнуть познания сущности мирового бытия и что путем ума человек идет черепашьим шагом, а чувством и созерцанием он возлетает, как орел.
Откровения же
философии суть для нее лишь темы и проблемы, ранее критического исследования не имеющие никакой философской значимости.
В основе подлинного философствования лежит особого рода
откровение, «умное видение» идей, как это навсегда возвещено о
философии Платоном.
Итак, на эмпирической поверхности происходит разложение религиозного начала власти и торжествует секуляризация, а в мистической глубине подготовляется и назревает новое
откровение власти — явление теократии, предваряющее ее окончательное торжество за порогом этого зона [Термин древнегреческой
философии, означающий «жизненный век», «вечность»; в иудео-христианской традиции означает «мир», но не в пространственном смысле (космос), а в историческом и временном аспекте («век», «эпоха»).]
Абсолютное принадлежит не столько религиозному
откровению, сколько религиозной
философии и теологии, оно есть порождение мысли.
Но такое понимание Бога получено не столько от библейского
откровения, сколько от
философии Аристотеля.
Откровение не может навязать
философии никаких теорий и идеологических построений, но может дать факты, опыт, обогащающий познание.
Философия человечна, философское познание — человеческое познание; в ней всегда есть элемент человеческой свободы, она есть не
откровение, а свободная познавательная реакция человека на
откровение.
Схоластики пытаются совместить в
философии наследие греческой мысли с богословским учением, вдохновленным христианским
откровением.
Это не нус
философии, а пневма религиозного
откровения.
Это религиозное
откровение антропологическая
философия берет как свою свободную интуицию, а не как авторитет догмата.
Философия есть
откровение премудрости в самом человеке, через его творческое усилие.
Религиозное
откровение для
философии есть интуиция философа.
Но сила Несмелова в том, что он сознательно обосновывает антропологию на христианском
откровении и тем выходит из рамок официальной
философии.
«В человеке должно быть нечто, что жаждет самооткровения, и его
откровением может быть искусство» («
Философия искусства», с. 156.)«Искусство указывает человеку путь к самому себе.
То, что можно было, по его разумению, согласить в
философии и науке с
откровением, он согласил, но и без него над этим работали умы"почище"его. У него — более скромная задача: показать своим единоверцам новые исходы, открыть перед ними более широкие горизонты, воздержать от мертвечины, буквоедства или дремучего изуверского мракобесия.
Философия может быть «ориентирована» на религиозном
откровении.
Философия не есть, подобно религии,
откровение Бога — она есть
откровение человека, но человека, причастного к Логосу, к Абсолютному Человеку, к всечеловеку, а не замкнутого индивидуального существа.
Но и
философия высшего самосознания человека возможна лишь тогда, если она сознательно «ориентирована» на факте религиозного
откровения о человеке.
Долго и упорно шла в физической
философии борьба между старым и новым взглядом. Богословие стояло на страже за старый взгляд и обвиняло новый в разрушении
откровения. Но когда истина победила, богословие построилось так же твердо на новой почве.