Неточные совпадения
Странно, мне, между прочим, понравилось в его письмеце (одна маленькая страничка малого формата), что он ни слова не упомянул об университете, не просил меня переменить решение, не укорял, что не хочу
учиться, — словом, не выставлял никаких родительских финтифлюшек в этом роде, как это бывает по обыкновению, а между тем это-то и было
худо с его стороны в том смысле, что еще пуще обозначало его ко мне небрежность.
В этой мере начальства кроется глубокий расчет — и уже зародыш не Европы в Азии, а русский, самобытный пример цивилизации, которому не
худо бы
поучиться некоторым европейским судам, плавающим от Ост-Индии до Китая и обратно.
Канцелярия была без всякого сравнения
хуже тюрьмы. Не матерьяльная работа была велика, а удушающий, как в собачьем гроте, воздух этой затхлой среды и страшная, глупая потеря времени, вот что делало канцелярию невыносимой. Аленицын меня не теснил, он был даже вежливее, чем я ожидал, он
учился в казанской гимназии и в силу этого имел уважение к кандидату Московского университета.
— Так, так, сынок…
Худому учитесь, а доброго не видите. Ну, да это ваше дело… да. Не маленькие и свой разум должны иметь.
Когда он встал на ноги, то оказалось (Вихров до этого видел его только сидящим)… оказалось, что он был необыкновенно
худой, высокий, в какой-то длинной-предлинной ваточной шинели, надетой в рукава и подпоясанной шерстяным шарфом; уши у него были тоже подвязаны, а на руках надеты зеленые замшевые перчатки; фамилия этого молодого человека была Мелков; он был маменькин сынок,
поучился немного в корпусе, оттуда она по расстроенному здоровью его взяла назад, потом он жил у нее все в деревне — и в последнюю баллотировку его почти из жалости выбрали в члены суда.
— Но ты не знал и только немногие знали, что небольшая часть их все же уцелела и осталась жить там, за Стенами. Голые — они ушли в леса. Они
учились там у деревьев, зверей, птиц, цветов, солнца. Они обросли шерстью, но зато под шерстью сберегли горячую, красную кровь. С вами
хуже: вы обросли цифрами, по вас цифры ползают, как вши. Надо с вас содрать все и выгнать голыми в леса. Пусть научатся дрожать от страха, от радости, от бешеного гнева, от холода, пусть молятся огню. И мы, Мефи, — мы хотим…
Все эти три девицы воспитывались в институте, и лучше всех из них
училась Сусанна, а
хуже всех Людмила, но зато она танцевала божественно, как фея.
«Максим денно и нощно читает Марковы книги, даже
похудел и к делу своему невнимателен стал, вчера забыл трубу закрыть, и ночью мы с Марком дрожью дрожали от холода. Бог с ним, конечно, лишь бы
учился в помощь правде. А я читать не в силе; слушаю всё, слушаю, растёт душа и обнять всё предлагаемое ей не может. Опоздал, видно, ты, Матвей, к разуму приблизиться».
Бывают такие книжки, что грешно и в руки взять… да таких Ванюша твой не читает;
учился он доброму —
худое на ум не пойдет!..
Яков
учился в этой же школе и тоже был на
худом счету у товарищей; они прозвали его Бараном.
Илья и раньше замечал, что с некоторого времени Яков изменился. Он почти не выходил гулять на двор, а всё сидел дома и даже как бы нарочно избегал встречи с Ильёй. Сначала Илья подумал, что Яков, завидуя его успехам в школе, учит уроки. Но и
учиться он стал
хуже; учитель постоянно ругал его за рассеянность и непонимание самых простых вещей. Отношение Якова к Перфишке не удивило Илью: Яков почти не обращал внимания на жизнь в доме, но Илье захотелось узнать, что творится с товарищем, и он спросил его...
— Я даже боюсь читать… Видел я — тут одна…
хуже запоя у нее это! И какой толк в книге? Один человек придумает что-нибудь, а другие читают… Коли так ладно… Но чтобы
учиться из книги, как жить, — это уж что-то несуразное! Ведь человек написал, не бог, а какие законы и примеры человек установить может сам для себя?
— Слушайте: мудрец заплакал и говорит ученому: «Ах, какой ты бедный, как ты дурно
учился», а тот еще
хуже рассердился и говорит...
— В этом еще немного
худого, Зарядьев, — перервал Зарецкой. — Можно, в одно и то же время, любить французской язык и не быть изменником; а конечно, для этого молодца лучше бы было, если б он не
учился по-французски. Однако ж прощай! Мне еще до заставы версты четыре надобно ехать.
Здесь с лишком два месяца изучал он английскую систему постройки судов и впоследствии говорил: «Навсегда бы остался я только плотником (у Перри — Bungler,
плохой работник, пачкун), если бы не
поучился у англичан» (Устрялов, том III, стр. 108).
Артамонову не понравилось, что сын курит, да и папиросница у него
плохая, мог бы купить лучше. Ему ещё более не понравилось намерение Ильи
учиться и то, что он сразу, в первые же минуты, заговорил об этом.
Учился он всегда постоянно плохо и чем дальше, тем
хуже; однако ж вышел из школы удачно, потому что имел покровительство.
Но уж опоздал он — мне в ту пору было лет двенадцать, и обиды я чувствовал крепко. Потянуло меня в сторону от людей, снова стал я ближе к дьячку, целую зиму мы с ним по лесу лазили, птиц ловили, а
учиться я
хуже пошёл.
Быв одинаковой натуры с маменькой, я терпеть не мог наук, и потому тут же давал себе обещание как можно
хуже учиться, а что наказывать меня не будут, я это твердо помнил.
Марья Ивановна.
Хуже всего то, что он не занимается больше детьми. И я должна все решать одна. А у меня, с одной стороны, грудной, а с другой — старшие, и девочки и мальчики, которые требуют надзора, руководства. И я во всем одна. Он прежде был такой нежный, заботливый отец. А теперь ему все равно. Я ему вчера говорю, что Ваня не
учится и опять провалится; а он говорит, что гораздо лучше бы было, чтобы он совсем вышел из гимназии.
Людям надо бы
учиться у животных тому, как надо обходиться с своим телом. Как только у животного есть то, что ему нужно для его тела, оно успокаивается; человеку же мало того, что он утолил свой голод, укрылся от непогоды, согрелся, — он придумывает всё разные сладкие питья и кушанья, строит дворцы и готовит лишние одежды и всякие ненужные роскоши, от которых ему не лучше, а только
хуже живется.
Калакуцкий все это одобрил. Они подходили друг к другу. Строитель был человек малограмотный, нигде не
учился, вышел в офицеры из юнкеров, но родился в барской семье. Его прикрывал
плохой французский язык и лоск, вывозили сметка и смелость. Но ему нужен был на время пособник в таком роде, как Палтусов, гораздо образованнее, новее, тоньше его самого.
— Канцелярской духоты действительно не вынесет и захиреет
хуже, — заметил генерал Ганнибал. — И если вести его по гражданской службе, то надо сейчас везти его в Петербург или Москву, чтобы в несколько лет подготовить, он сам-то ведь занимается только военными науками, в солдаты еще года два-три подождать можно… Пусть себе
учится да живет при вас и отце…
Как странно: нужно
учиться быть
плохим.
— И ударю тебя, и изругаю, и как не надо
хуже высрамлю, — сказала, возвышая голос и на этот раз непритворно сердясь, Платонида Андревна. — Что это в самом деле за наказание! Ничего, балбеска этакой, не делает; на пильню его калачом не заманишь, торговле не
учится, с пристани все норовит как бы ему домой скорей; да еще теперь что себе, мерзавец, вообразил? Голова б у другого треснула такое подумать. Иди ты, негодный, прочь! — крикнула она, размахнувшись на Авенира чашкой. — Прочь; а то сейчас брата крикну!
— И ей-Богу дам! И ударю тебя, и изругаю, и как не надо
хуже высрамлю, — сказала, возвышая голос и на этот раз непритворно сердясь Платонида Андревна. — Что это в самом деле за наказание! Ничего балбеска этакой не делает; на пильню его калачом не заманишь; торговле не
учится; с пристани все норовит, как бы ему домой скорей; да еще теперь, что себе, мерзавец, вообразил? Голова б у другого треснула такое подумать. Иди ты, негодяй, прочь! — крикнула она, размахнувшись на Авенира чашкой.