Неточные совпадения
Часто вместе с другими товарищами своего куреня, а иногда со всем куренем и с соседними куренями выступали они
в степи для стрельбы несметного числа всех возможных степных птиц, оленей и коз или же выходили на озера,
реки и протоки, отведенные по жребию каждому куреню, закидывать невода, сети и тащить богатые
тони на продовольствие всего куреня.
— Ай, славная монета! Ай, добрая монета! — говорил он, вертя один червонец
в руках и пробуя на зубах. — Я думаю, тот человек, у которого пан обобрал такие хорошие червонцы, и часу не прожил на свете, пошел тот же час
в реку, да и
утонул там после таких славных червонцев.
Клим был уверен, что он не один раз убеждался: «не было мальчика», и это внушало ему надежду, что все, враждебное ему, захлебнется словами,
утонет в них, как Борис Варавка
в реке, а поток жизни неуклонно потечет
в старом, глубоко прорытом русле.
Подковы лошади застучали по дереву моста над черной, тревожной
рекой. Затем извозчик, остановив расскакавшуюся лошадь пред безличным домом
в одной из линий Васильевского острова, попросил суровым
тоном...
Они сгущались все более и более, и вскоре вся
река утонула в тумане.
По мере того как становилось темнее, он сгущался все больше и больше; скоро
в нем
утонули противоположный берег
реки и фанзы китайцев.
— А вот того, что
утонул, — отвечал Костя, —
в этой вот
в самой
реке.
… А не странно ли подумать, что, умей Зонненберг плавать или
утони он тогда
в Москве-реке, вытащи его не уральский казак, а какой-нибудь апшеронский пехотинец, я бы и не встретился с Ником или позже, иначе, не
в той комнатке нашего старого дома, где мы, тайком куря сигарки, заступали так далеко друг другу
в жизнь и черпали друг
в друге силу.
У самой
реки мы встретили знакомого нам француза-гувернера
в одной рубашке; он был перепуган и кричал: «
Тонет!
тонет!» Но прежде, нежели наш приятель успел снять рубашку или надеть панталоны, уральский казак сбежал с Воробьевых гор, бросился
в воду, исчез и через минуту явился с тщедушным человеком, у которого голова и руки болтались, как платье, вывешенное на ветер; он положил его на берег, говоря: «Еще отходится, стоит покачать».
Муж мой умер от шампанского, — он страшно пил, — и на несчастье я полюбила другого, сошлась, и как раз
в это время, — это было первое наказание, удар прямо
в голову, — вот тут на
реке…
утонул мой мальчик, и я уехала за границу, совсем уехала, чтобы никогда не возвращаться, не видеть этой
реки…
Погода нас недолго баловала, и вскоре небо стало заволакиваться тучами. Подвигались мы теперь медленно. На западных склонах Сихотэ-Алиня снега оказались гораздо глубже, чем
в бассейне
рек Тумнина. Собаки
тонули в них, что
в значительной степени затрудняло наше передвижение. К вечеру мы вышли на какую-то речку, ширина ее была не более 6–8 метров. Если это Хунгари, значит, мы попали
в самое верховье ее и, значит, путь наш до Амура будет длинный и долгий.
Река утонула в белой пелене двигавшегося тумана, лес казался выше,
в домах кое-где еще мигали красные огоньки.
Не заметил он, как чрез Никольские ворота вступили они
в Кремль, обошли Ивана Великого и остановились над кремлевским рвом, где
тонула в тени маленькая церковь, а вокруг извивалась зубчатая стена с оригинальными азиатскими башнями, а там тихая Москва-река с перекинутым через нее Москворецким мостом, а еще дальше облитое лунным светом Замоскворечье и сияющий купол Симонова монастыря.
В почти совершенно еще темном храме Вихров застал казначея, служившего заутреню, несколько стариков-монахов и старика Захаревского. Вскоре после того пришла и Юлия. Она стала рядом с отцом и заметно была как бы чем-то недовольна Вихровым. Живин проспал и пришел уж к концу заутрени. Когда наши путники, отслушав службу, отправились домой, солнце уже взошло, и мельница со своими амбарами, гатью и берегами
реки, на которых гуляли монастырские коровы и лошади, как бы
тонула в тумане росы.
Утонул ли кто
в реке, с колокольни ли упал и расшибся — все это ему рука.
Май уж на исходе.
В этот год он как-то особенно тепел и радошен; деревья давно оделись густою зеленью, которая не успела еще утратить свою яркость и приобрести летние тусклые
тоны.
В воздухе, однако ж, слышится еще весенняя свежесть;
реки еще через край полны воды, а земля хранит еще свою плодотворную влажность на благо и крепость всякому злаку растущему.
Мало-помалу Александр успел забыть и Лизу, и неприятную сцену с ее отцом. Он опять стал покоен, даже весел, часто хохотал плоским шуткам Костякова. Его смешил взгляд этого человека на жизнь. Они строили даже планы уехать куда-нибудь подальше, выстроить на берегу
реки, где много рыбы, хижину и прожить там остаток дней. Душа Александра опять стала
утопать в тине скудных понятий и материального быта. Но судьба не дремала, и ему не удавалось
утонуть совсем
в этой тине.
Хозяин хохочет, а я — хотя и знаю, что пароходы не
тонут на глубоких местах, — не могу убедить
в этом женщин. Старуха уверена, что пароход не плавает по воде, а идет, упираясь колесами
в дно
реки, как телега по земле.
В эти минуты светозарный Феб быстро выкатил на своей огненной колеснице еще выше на небо; совсем разредевший туман словно весь пропитало янтарным
тоном. Картина обагрилась багрецом и лазурью, и
в этом ярком, могучем освещении, весь облитый лучами солнца,
в волнах
реки показался нагой богатырь с буйною гривой черных волос на большой голове. Он плыл против течения воды, сидя на достойном его могучем красном коне, который мощно рассекал широкою грудью волну и сердито храпел темно-огненными ноздрями.
Из-за них едва можно было разглядеть
реку, сливавшуюся с заливом
в одно серебристое сияние,
в котором
утопали и из которого виднелись опять огни пароходов.
Живая ткань облаков рождает чудовищ, лучи солнца вонзаются
в их мохнатые тела подобно окровавленным мечам; вот встал
в небесах тёмный исполин, протягивая к земле красные руки, а на него обрушилась снежно-белая гора, и он безмолвно погиб; тяжело изгибая тучное тело, возникает
в облаках синий змий и
тонет, сгорает
в реке пламени; выросли сумрачные горы, поглощая свет и бросив на холмы тяжкие тени; вспыхнул
в облаках чей-то огненный перст и любовно указует на скудную землю, точно говоря...
Казак плывет на челноке,
Влача по дну речному сети.
Казак,
утонешь ты
в реке,
Как
тонут маленькие дети,
Купаясь жаркою порой:
Чеченец ходит за
рекой.
Пришли сплавщики с других барок, и я отправился на берег. Везде слышался говор, смех; где-то пиликала разбитая гармоника.
Река глухо шумела;
в лесу было темно, как
в могиле, только время от времени вырывались из темноты красные языки горевших костров. Иногда такой костер вспыхивал высоким столбом, освещая на мгновение темные человеческие фигуры, прорезные силуэты нескольких елей, и опять все
тонуло в окружающей темноте.
Василий. Да помилуйте, Савва Геннадич, сударь! Им нужно, чтоб
в штиблетах, а я не могу. Какой же я камардин, коли я при вас служащий, все одно как помощник. Помилуйте, Савва Геннадич, мы, может быть, с вами нужду видали вместе, может быть,
тонули вместе
в реке по нашему делу.
Возвращаясь тем же путем на мельницу, он уже не попал на лавы, а шагнул прямо
в реку и
утонул.
В средине июля пропал Изот. Заговорили, что он
утонул, и дня через два подтвердилось: верстах
в семи ниже села к луговому берегу прибило его лодку с проломленным дном и разбитым бортом. Несчастие объяснили тем, что Изот, вероятно, заснул на
реке и лодку его снесло на пыжи трех барж, стоявших на якорях, верстах
в пяти ниже села.
Никакой резкий стук или крик не вырывался отдельно, все
утопало в общем шуме, гуле, грохоте, и все составляло непрерывно и стройно текущую
реку звуков, которая с такою силою охватила нас, овладела нами, что мы долго не могли выговорить ни одного слова.
Татьяна(как бы сама с собою). Дурное и тяжелое они изображают не так, как я его вижу… а как-то особенно… более крупно…
в трагическом
тоне. А хорошее — они выдумывают. Никто не объясняется
в любви так, как об этом пишут! И жизнь совсем не трагична… она течет тихо, однообразно… как большая мутная
река. А когда смотришь, как течет
река, то глаза устают, делается скучно… голова тупеет, и даже не хочется подумать — зачем
река течет?
На солнозакате мы выбрались на берег
реки Ключевой, которая здесь была очень не широка — сажен пять
в некоторых местах; летом ее вброд переезжают. Теперь на ней еще стоял лед, хотя на нем чернели широкие полыньи и от берегов во многих местах шли полосы живой текучей воды. Место было порядочно дикое и глухое, хотя начали попадаться росчисти и покосы; тропа, наконец, вывела на деревенскую дорогу, по которой мы и въехали
в Сосунки, когда все кругом начало
тонуть в мутных вечерних сумерках.
Весь луг и кусты около
реки утонули в вешних водах, и между Жуковом и тою стороной все пространство сплошь было занято громадным заливом, на котором там и сям вспархивали стаями дикие утки.
Здесь видно старанье подделаться под народный
тон — обращением к
реке, как это часто делается
в русских песнях.
Лошади пошли тихо. Коренная осторожно постукивала копытами, внимательно вглядываясь
в дорогу. Пристяжки жались к оглоблям и пугливо храпели. Колокольчик вздрагивал как-то неровно, и его тихое потренькивание, отдаваясь над
рекой, расплывалось и печально
тонуло в чутком воздухе…
Последние лучи заката давно погасли, горы
утонули в густом сумраке,
река как будто притаилась между смутными берегами, и всплески наших весел одни нарушали очарованное молчание, отдаваясь чутким эхом заснувших ущелий…
Через час мы уже были на берегу
реки. Солнце поднялось над горами и сгоняло иней, еще лежавший
в тени. Холод начинал уступать перед солнечными лучами, но
в заливчиках и
затонах держались еще льдистые иглы…
Осенью мы долго, долго, до ранних черных вечеров и поздних темных утр заживались
в Тарусе, на своей одинокой —
в двух верстах от всякого жилья — даче,
в единственном соседстве (нам — минуту сбежать, тем — минуту взойти)
реки — Оки («Рыбы мало ли
в реке!»), — но не только рыбы, потому что летом всегда кто-нибудь
тонул, чаще мальчишки — опять затянуло под плот, — но часто и пьяные, а часто и трезвые, — и однажды
затонул целый плотогон, а тут еще дедушка Александр Данилович умер, и мать с отцом уехали на сороковой день и потом остались из-за завещания, и хотя я знала, что это грех — потому что дедушка совсем не
утонул, а умер от рака — от рака?
Однажды
в молодости он
утопал в быстрой и глубокой
реке; и долго потом он сохранял
в душе бесформенный образ удушающего мрака, бессилия и втягивающей
в себя, засасывающей глубины.
«Твой сын
утонул в глубокой
реке, — говорит он, — вот его одежда».
Кроме Немпту,
в озеро впадают еще две маленькие речки: с юго-запада — Бухта и с юго-востока —
Тон. Между этой последней и
рекой Немпту образовалось еще маленькое озеро Доцен, соединяющееся несколькими протоками как с обеими названными
реками, так и непосредственно с озером Синда.
День только что кончился. Уже на западе порозовело небо и посинели снега, горные ущелья тоже окрасились
в мягкие лиловые
тона, и мелкие облачка на горизонте зарделись так, как будто они были из расплавленного металла, более драгоценного, чем золото и серебро. Кругом было тихо; над полыньей опять появился туман. Скоро, очень скоро зажгутся на небе крупные звезды, и тогда ночь вступит
в свои права.
В это время я увидел удэхейца Маха, бегущего к нам по льду
реки. Он был чем-то напуган.
Приближались сумерки. Огненной
рекой разливалась заря по горизонту. Точно там, на западе, произошло страшнее вулканическое извержение и горела земля. Горы
в отдалении стали окрашиваться
в фиолетовые
тона. Океан погружался
в дремотное состояние.
Только на вдовьих огородах около
реки светился огонь; далеко же кругом и там, где была деревня, версты за четыре, все сплошь
утопало в холодной вечерней мгле.
В святой простоте ума и сердца, я, находясь
в преддверии лабиринта, думал, что я уже прошел его и что мне пора
в тот
затон, куда я, как сказочный ерш, попал, исходив все океаны и
реки и обив все свои крылья и перья
в борьбе с волнами моря житейского. Я думал, что я дошел до края моих безрассудств, когда только еще начинал к ним получать смутное влечение. Но как бы там ни было, а желание мое удалиться от мира было непреложно — и я решил немедленно же приводить его
в действие.
A за ними далеко — синяя же
река. И над ними синело все
в осенних мягких
тонах высокое небо… Они были еще там, далеко,
в нескольких верстах от позиций, занятых передовым сербским отрядом, но по этой медленно придвигающейся огромной массе артиллерии, пехоты и конницы можно было угадать, какая страшная сила готовилась обрушиться на ничтожный по численности сербский передовой отряд.
Сентябрьская холодноватая ночь спустилась на
реку, и фонари парохода яркими
тонами резали темноту. На палубах, передней и задней, бродили совсем черные фигуры пассажиров. Многие кутались уже
в теплые пальто и чуйки на меху — из мещан и купцов, возвращавшихся последними из Нижнего с ярмарки.
Река, наверно, от дождя вздулась, — поеду я через нее
в темноте вброд, вода меня снесет, и я
утону.
Ему нравились его приятели — один
в помятой широкополой шляпе с претензией на художественный беспорядок, другой
в котиковой шапочке, человек не бедный, но с претензией на принадлежность к ученой богеме; нравился ему снег, бледные фонарные огни, резкие, черные следы, какие оставляли по первому снегу подошвы прохожих; нравился ему воздух и особенно этот прозрачный, нежный, наивный, точно девственный
тон, какой
в природе можно наблюдать только два раза
в году: когда всё покрыто снегом и весною
в ясные дни или
в лунные вечера, когда на
реке ломает лед.
— На
реку? Но ведь там он может
утонуть. — И вне себя от ужаса и отчаяния, я бросаюсь стрелою со сцены, одним духом пробегаю сад, вылетаю
в поле и мчусь к
реке. Там Матреша, весело переговариваясь с другими женщинами, полощет на мостках детские рубашечки моего сына.
Нащупав около себя огромный камень, он скатил его с шумом
в реку, а сам притаился ничком
в кустах. Вслед за камнем, который дружинники приняли за бросившегося
в реку Павла, посыпались стрелы, но прошло несколько мгновений, — волны катились с прежним однообразным гулом, и дружинники, думая, что Павел с отчаяния и срама, чтобы не попасться
в их руки, бросился
в реку и
утонул, подождали несколько времени, чутко прислушиваясь, и возвратились к товарищам, решив
в один голос: «Собаке — собачья смерть!»
Шляпа свалилась у Николая с головы, упала
в реку и, ко всеобщему удивлению, захлебнула воды и…
утонула.
Они скоро достигли калитки и вышли на берег
реки. Морозный ветер на открытом пространстве стал резче, но шедшая впереди, одетая налегке Танюша, казалось, не чувствовала его: лицо ее, которое она по временам оборачивала к Якову Потаповичу, пылало румянцем, глаза блестели какою-то роковою бесповоротною решимостью, которая прозвучала
в тоне ее голоса при произнесении непонятных для Якова Потаповича слов: «Все равно не миновать мне приходить к какому ни на есть концу».