Неточные совпадения
Площадка, на которой мы должны были драться, изображала почти правильный треугольник. От выдавшегося
угла отмерили шесть шагов и решили, что тот, кому придется первому встретить неприятельский огонь, станет на самом
углу; спиною к пропасти; если он не будет убит, то противники поменяются местами.
Она освещена была двумя сальными свечами, а стены оклеены были золотою бумагою; впрочем, лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде, ухват в
углу и широкий шесток, [Шесток —
площадка в передней части русской печи.] уставленный горшками, — все было как в обыкновенной избе.
Монастырь, куда они шли, был старинный и небогатый. Со всех сторон его окружала высокая, толстая каменная стена, с следами бойниц и с четырьмя башнями по
углам. Огромные железные ворота, с изображением из жести двух архангелов, были почти всегда заперты и входили в небольшую калиточку. Два храма, один с колокольней, а другой только церковь, стоявшие посредине монастырской
площадки, были тоже старинной архитектуры. К стене примыкали небольшие и довольно ветхие кельи для братии и другие прислуги.
Круглая
площадка, на ней — небольшой садик, над головами прохожих вьется по столбам дорога, по дороге пробежал поезд, изогнулся над самым заливом и побежал дальше берегом, скрывшись за
углом серого дома и кинувши на воду клуб черного дыма.
Вместе с этим слабым детским криком как словно какой-то животворный луч солнца глянул неожиданно в темную, закоптелую избу старого рыбака, осветил все лица, все
углы, стены и даже проник в самую душу обывателей; казалось, ангел-хранитель новорожденного младенца осенил крылом своим дом Глеба,
площадку, даже самые лодки, полузанесенные снегом, и дальнюю, подернутую туманом окрестность.
Миновав огород, миновав проулок, Ваня повернул за
угол. Он недолго оставался перед избами. Каждая лишняя минута, проведенная на
площадке, отравляла радостное чувство, с каким он спешил на родину. Мы уже объяснили в другом месте нашего рассказа, почему родина дороже простолюдину, чем людям, принадлежащим высшим сословиям.
Зная нрав Глеба, каждый легко себе представит, как приняты были им все эти известия. Он приказал жене остаться в избе, сам поднялся с лавки, провел ладонью по лицу своему, на котором не было уже заметно кровинки, и вышел на крылечко. Заслышав голос Дуни, раздавшийся в проулке, он остановился. Это обстоятельство дало, по-видимому, другое направление его мыслям. Он не пошел к задним воротам, как прежде имел намерение, но выбрался на
площадку, обогнул навесы и притаился за
угол.
Кальсонер выскочил в вестибюль на
площадку с органом первым, секунду поколебался, куда бежать, рванулся и, круто срезав
угол, исчез за органом. Коротков бросился за ним, поскользнулся и, наверно, разбил бы себе голову о перила, если бы не огромная кривая и черная ручка, торчащая из желтого бока. Она подхватила полу коротковского пальто, гнилой шевиот с тихим писком расползся, и Коротков мягко сел на холодный пол. Дверь бокового хода за органом со звоном захлопнулась за Кальсонером.
Августовская ясная ночь.
Площадка клубного сада; по обе стороны деревья, подле них ряд столбов, на верху которых группы из освещенных фонарей; между столбами протянута проволока с висящими шарообразными белыми фонарями; подле столбов, по обе стороны, садовые скамейки и стулья; в глубине эстрада для музыки; в левом
углу сцены видны из-за деревьев несколько ступеней с перилами, что должно означать вход в здание клуба, полное освещение.
Угол сада зарос густым вишняком; вдоль него тянулись аллеи из вязов; посредине, на небольшой искусственной горке, был разведен самый красивый цветник во всем саду; яркие цветы росли по краям верхней
площадки, а в центре ее красовалась большая, крупная и редкая, желтая с красными крапинками далия.
После этого на
площадке, освещенной луною, собрались станочники, и даже в нашу юрту долетали их шумные разговоры. Станок жужжал, как рой обеспокоенных пчел… По временам ямщики поодиночке входили в избу, здоровались, переминались у камелька с ноги на ногу и смотрели на пришельца, как бы изучая его настроение. Островский не обращал на все это ни малейшего внимания… Он сидел, согнувшись, на лавке, против огня; по временам клал в камелек полено и расправлял железной кочергой
угли…
Я миновала его, дрожа от холода и страха, и подошла к высоким, настежь раскрытым стеклянным дверям, ведущим на
площадку лестницы перед церковью, называемую папертью, и притаилась в
углу коридора за дверью, где, не будучи сама замечена, могла, хотя не без труда, видеть происходящее на паперти.
Трое или четверо, с фонарями, они рассматривают пассажиров, заглядывают в темные
углы, будят спящих, шепчутся между собою — и шаг за шагом, с роковой постепенностью, с беспощадной неизбежностью приближаются к «нему», к Юрасову, к тому, кто стоит на
площадке и прислушивается, вытянув шею.
В Публичной библиотеке иногда приходилось видеть: перед читальным залом, в комнате, где на высоких конторках лежат каталоги, быстро расхаживал студент с длинными черными волосами и черной бородкой; нахмурив брови и заложив руки за спину, он ходил от
площадки лестницы и
углу между книжными шкафами, — и сразу было видно, что мыслил.
Круглый большой обломок стены, упавший на другой большой отрывок, образовал
площадку и лестницу о двух ступенях. Тут на разостланной медвежьей шкуре лежал, обхватив правою рукою барабан, Семен Иванович Кропотов. Голова его упала почти на грудь, так что за шляпой с тремя острыми
углами ее и густым, черным париком едва заметен был римский облик его. Можно было подумать, что он дремлет; но, когда приподнимал голову, заметна была в глазах скорбь, его преодолевавшая.
Тяжелый и сильный зверь поднялся и пошел прочь за
угол главной
площадки замка.