Неточные совпадения
Снимая пальто, Самгин отметил, что кровать стоит так же в
углу, у двери, как стояла там, на почтовой станции. Вместо лоскутного
одеяла она покрыта клетчатым пледом. За кроватью, в ногах ее, карточный стол с кривыми ножками, на нем — лампа, груда книг, а над ним — репродукция с Христа Габриеля Макса.
Клим ожидал, что жилище студента так же благоустроено, как сам Прейс, но оказалось, что Прейс живет в небольшой комнатке, окно которой выходило на крышу сарая; комната тесно набита книгами, в
углу — койка, покрытая дешевым байковым
одеялом, у двери — трехногий железный умывальник, такой же, какой был у Маргариты.
В
углу у стены, изголовьем к окну, выходившему на низенькую крышу, стояла кровать, покрытая белым пикейным
одеялом, белая занавесь закрывала стекла окна; из-за крыши поднимались бледно-розовые ветви цветущих яблонь и вишен.
Следующие два дня были дождливые, в особенности последний. Лежа на кане, я нежился под
одеялом. Вечером перед сном тазы последний раз вынули жар из печей и положили его посредине фанзы в котел с золой. Ночью я проснулся от сильного шума. На дворе неистовствовала буря, дождь хлестал по окнам. Я совершенно забыл, где мы находимся; мне казалось, что я сплю в лесу, около костра, под открытым небом. Сквозь темноту я чуть-чуть увидел свет потухающих
углей и испугался.
Я отправился по этой тропинке; дошел до пасеки. Рядом с нею стоял плетеный сарайчик, так называемый амшаник, куда ставят улья на зиму. Я заглянул в полуоткрытую дверь: темно, тихо, сухо; пахнет мятой, мелиссой. В
углу приспособлены подмостки, и на них, прикрытая
одеялом, какая-то маленькая фигура… Я пошел было прочь…
В
углу, между соседнею дверью и круглою железною печкою, стояла узкая деревянная кроватка, закрытая стеганым бумажным
одеялом; развернутый ломберный стол, на котором валялись книги, листы бумаги, высыпанный на бумагу табак, половина булки и тарелка колотого сахару со сверточком чаю; три стула, одно кресло с засаленной спинкой и ветхая этажерка, на которой опять были книги, бумаги, картузик табаку, человеческий череп, акушерские щипцы, колба, стеклянный сифон и лакированный пояс с бронзовою пряжкой.
Она привела его в свою комнату, убранную со всей кокетливостью спальни публичного дома средней руки: комод, покрытый вязаной — скатертью, и на нем зеркало, букет бумажных цветов, несколько пустых бонбоньерок, пудреница, выцветшая фотографическая карточка белобрысого молодого человека с гордо-изумленным лицом, несколько визитных карточек; над кроватью, покрытой пикейным розовым
одеялом, вдоль стены прибит ковер с изображением турецкого султана, нежащегося в своем гареме, с кальяном во рту; на стенах еще несколько фотографий франтоватых мужчин лакейского и актерского типа; розовый фонарь, свешивающийся на цепочках с потолка; круглый стол под ковровой скатертью, три венских стула, эмалированный таз и такой же кувшин в
углу на табуретке, за кроватью.
Во второй комнате в
углу стояла кровать под ситцевым
одеялом, принадлежавшая mademoiselle Лебядкиной, сам же капитан, ложась на ночь, валился каждый раз на пол, нередко в чем был.
Пришла ночь, все люди повалились на койки, спрятавшись под серые
одеяла, с каждой минутой становилось все тише, только в
углу кто-то бормотал...
Диван с валяющимися на нем газетами, пустые бутылки по
углам, стаканы и недопитая бутылка на столе, среди сигар, галстуков и перчаток; у двери — темный старинный шкаф, в бок которому упиралась железная койка, с наспех наброшенным
одеялом, — вот все, что я успел рассмотреть, оглянувшись несколько раз.
Два окна второй комнаты выходили на улицу, из них было видно равнину бугроватых крыш и розовое небо. В
углу перед иконами дрожал огонёк в синей стеклянной лампаде, в другом стояла кровать, покрытая красным
одеялом. На стенах висели яркие портреты царя и генералов. В комнате было тесно, но чисто и пахло, как в церкви.
Белый некрашеный пол, пожелтевший потолок, неуклюжий старинный диван у одной стены, пред ним раскинутый ломберный стол с остывшим самоваром, крошками белого хлеба и недопитым стаканом чаю, в котором плавали окурки папирос; в
углу небольшая железная кровать с засаленной подушкой и какой-то сермягой вместо
одеяла, несколько сборных дешевых стульев и длинный белый сосновый стол у окна.
Брачное ложе со стеганым
одеялом и ситцевыми подушками, люлька с ребенком, столик на трех ножках, на котором стряпалось, мылось, клалось все домашнее и работал сам Поликей (он был коновал), кадушки, платья, куры, теленок, и сами семеро наполняли весь
угол и не могли бы пошевелиться, ежели бы общая печь не представляла своей четвертой части, на которой ложились и вещи и люди, да ежели бы еще нельзя было выходить на крыльцо.
Петр Дмитрич, сердитый и на графа Алексея Петровича, и на гостей, и на самого себя, отводил теперь душу. Он бранил и графа, и гостей, и с досады на самого себя готов был высказывать и проповедовать, что угодно. Проводив гостя, он походил из
угла в
угол по гостиной, прошелся по столовой, по коридору, по кабинету, потом опять по гостиной, и вошел в спальню. Ольга Михайловна лежала на спине, укрытая
одеялом только по пояс (ей уже казалось жарко), и со злым лицом следила за мухой, которая стучала по потолку.
В
углу, под образами, на высоком столе лежало тело умершей, на
одеяле из синего бархата, убранном золотою бахромою и кистями.
Тут он увидел, что горит, что горит весь его
угол, горят его ширмы, вся квартира горит, вместе с Устиньей Федоровной и со всеми ее постояльцами, что горит его кровать, подушка,
одеяло, сундук и, наконец, его драгоценный тюфяк.
Большая кровать, стоявшая в
углу, была покрыта полосатым бумажным
одеялом, точь-в-точь как у нас в деревнях, и на подушках были довольно чистые белые наволочки.
Невыносимо ей делалось так томиться. Она вошла в комнаты. Гостиная, как и остальные комнаты, осталась в дереве, с драпировками из бухарских бумажных
одеял, просторная, с венской мебелью. Пианино было поставлено в
углу между двумя жардиньерками.
Но полчаса перед тем она проснулась и обвела своими прекрасными, с алмазным отблеском глазами голые и белесоватые стены каюты, сумку, лежавшую в
углу, матрац и пикейное
одеяло, добытые откуда-то Теркиным, и ей не стало жаль своей хорошей обстановки и всего брошенного добра.
Поздно все разошлись. Сашка остался спать на моей постели. Я спал у Миши. Утром встал. Голова болит, тошнит, скверно. Весь пол моей комнаты — липкий от рвоты и пролитой водки, рвота на
одеяле и подушке, разбитая четверть в
углу, на тарелках склизкие головки и коричневые внутренности килек…
— Да, норы собачьи… — Он огляделся кругом, улыбнулся. — Тяжело, невозможно жить. А мы все-таки живы… Вот. Может, через месяц все с голоду подохнем. На ниточке висим, вот-вот сейчас оборвемся, а мы живы! В вонючих своих
углах, под грязными
одеялами ситцевыми, — а мы живы!
В
углу стояла кровать из простого некрашеного дерева с жестким тюфяком, кожаной подушкой и вязаным шерстяным
одеялом. Над ней висел образок, украшенный высохшей вербой и фарфоровым яичком. У широкого окна, так называемого итальянского, стоял большой стол, на котором в беспорядке валялись книги, бумаги, ландкарты и планы сражений. Шкаф с книгами, глобусы, географические карты, прибитые к стене, и несколько простых деревянных стульев дополняли убранство комнаты юного спартанца.
В левом
углу, на кровати, грубо сколоченной из простого дерева, лежало штофное зеленое
одеяло,
углами стеганное, из-под которого выбивался клочок сена, как бы для того, чтоб показать богатство и простоту этого ложа.
Фукнули они за дверь. Один я, как клоп, на
одеяле остался. Тоска-скука меня распирает. Спать не хотится, — днем я нахрапелся, аж глаза набрякли. Под окном почетный караул: друг на дружку два гренадера буркулы лупят, — грудь колесом, усы шваброй. Дежурный поручик на тихих носках взад-вперед перепархивает. Паркет блестит… По всем
углам пачками свечи горят, — чисто, как на панихиде. То ли я царь, то ли скворец в клетке…
Задумчиво прошел Александр Васильевич прямо к себе в спальню. Убранство этой комнаты было более чем просто. На полу было положено сено, покрытое простыней и теплым
одеялом; у изголовья лежали две подушки. У окна стоял стол для письма и два кресла. В одном
углу маленький столик с рукомойником, в другом еще стол с чайным прибором.
У стены, слева от входа, стояла высокая кровать с толстейшей периной, множеством белоснежных подушек и стеганым голубым шелковым
одеялом. В
углу, противоположном переднему, было повешено довольно большое зеркало в рамке искусной немецкой работы из деревянной мозаики, а под ним стоял стол, весь закрытый белыми ручниками, с ярко и густо вышитыми концами; несколько таких же ручников были повешены на зеркало.
Когда она увидала неясную массу в
углу, и приняла его поднятые под
одеялом колени за его плечи, она представила себе какое-то ужасное тело и в ужасе остановилась.