Мне кинулась — и тяжко опускалась…
Так вот зачем тринадцать лет мне сряду
Все снилося
убитое дитя!
Да, да — вот что! теперь я понимаю.
Но кто же он, мой грозный супостат?
Кто на меня? Пустое имя, тень —
Ужели тень сорвет с меня порфиру,
Иль звук лишит детей моих наследства?
Безумец я! чего ж я испугался?
На призрак сей подуй — и нет его.
Так решено: не окажу я страха, —
Но презирать не должно ничего…
Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!
Неточные совпадения
— Нет, — ответил Самгин и пошел быстрее, но через несколько шагов девушка обогнала его, ее, как
ребенка, нес на руках большой, рыжебородый человек. Трое, спешным шагом, пронесли
убитого или раненого, тот из них, который поддерживал голову его, — курил. Сзади Самгина кто-то тяжело, точно лошадь, вздохнул.
— Вы слышали? Вы знаете? — И сообщали о забастовках, о погроме помещичьих усадьб, столкновениях с полицией. Варвара рассказала Самгину, что кружок дам организует помощь
детям забастовщиков, вдовам и сиротам
убитых.
Тут был и вчерашний генерал с щетинистыми усами, в полной форме и орденах, приехавший откланяться; тут был и полковой командир, которому угрожали судом за злоупотребления по продовольствованию полка; тут был армянин-богач, покровительствуемый доктором Андреевским, который держал на откупе водку и теперь хлопотал о возобновлении контракта; тут была, вся в черном, вдова
убитого офицера, приехавшая просить о пенсии или о помещении
детей на казенный счет; тут был разорившийся грузинский князь в великолепном грузинском костюме, выхлопатывавший себе упраздненное церковное поместье; тут был пристав с большим свертком, в котором был проект о новом способе покорения Кавказа; тут был один хан, явившийся только затем, чтобы рассказать дома, что он был у князя.
После этого подбирают окровавленных, умирающих, изуродованных,
убитых и раненых мужчин, иногда женщин,
детей; мертвых хоронят, а изуродованных отсылают в больницу.
В тот век почты были очень дурны, или лучше сказать не существовали совсем; родные посылали ходока к
детям, посвященным царской службе… но часто они не возвращались пользуясь свободой; — таким образом однажды мать сосватала невесту для сына, давно
убитого на войне.
При воспитании своем Петр также имел и «младых сверстников» из
детей боярских; из них наверное известны, впрочем, только двое: Григорий Лукин и Еким Воронин, оба
убитые в первом азовском походе.
Тогда обыкновенно наступала очередь тети Сони утешать сестру — когда-то весьма красивую, веселую женщину, но теперь
убитую горем после потери четверых
детей и страшно истощенную частыми родами, как вообще бывает с женами меланхоликов.
Ребенка Катерины Львовны отдали на воспитание старушке, сестре Бориса Тимофеича, так как, считаясь законным сыном
убитого мужа преступницы, младенец оставался единственным наследником всего теперь Измайловского состояния. Катерина Львовна была этим очень довольна и отдала
дитя весьма равнодушно. Любовь ее к отцу, как любовь многих слишком страстных женщин, не переходила никакою своею частию на
ребенка.
Софья (тоскливо). Ты убивал мальчиков. Одному из
убитых было семнадцать лет. А девушка, которую вы застрелили во время обыска! Ты весь в крови, и всё это кровь
детей, кровь юности, да! Ты сам не однажды кричал: они мальчишки! Помнишь?
Софья. Мы говорим не то, что нужно… нужно о
детях говорить в это страшное время… ведь оно губит больше всего
детей. Те, двое
убитых, тоже были ещё мальчики…
Он спокойно, как о фигурах из папье-маше, думал об
убитых, даже о
детях; сломанными куклами казались они, и не мог он почувствовать их боли и страданий.
Как будто сам древний, седой закон, смерть карающий смертью, давно уснувший, чуть ли не мертвый в глазах невидящих — открыл свои холодные очи, увидел
убитых мужчин, женщин и
детей и властно простер свою беспощадную руку над головой убившего.
Толпа была так возбуждена, что залп пришлось повторить, и
убитых было много — сорок семь человек; из них девять женщин и трое
детей, почему-то все девочек.
Полицеймейстер через день успокоительно докладывает, что вот еще два-три раненых выздоровели и выписались из больницы; жена, Мария Петровна, каждое утро пробует губами его голову, не горячая ли, — как будто он
ребенок, а
убитые — зеленое, которого он перекушал.
Любовь очень часто в представлении таких людей, признающих жизнь в животной личности, то самое чувство, вследствие которого для блага своего
ребенка мать отнимает, посредством найма кормилицы, у другого
ребенка молоко его матери; то чувство, по которому отец отнимает последний кусок у голодающих людей, чтобы обеспечить своих
детей; это то чувство, по которому любящий женщину страдает от этой любви и заставляет ее страдать, соблазняя ее, или из ревности губит себя и ее; это то чувство, по которому люди одного, любимого ими товарищества наносят вред чуждым или враждебным его товариществу людям; это то чувство, по которому человек мучит сам себя над «любимым» занятием и этим же занятием причиняет горе и страдания окружающим его людям; это то чувство, по которому люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и устилают поля
убитыми и ранеными, своими и чужими.
Больная девочка, дрожа от страха, стала исполнять распоряжения своей гостьи: они с очень большим трудом запихали
убитого мальчика в печь, потому что растопыренные руки
ребенка и хворостина, которую девочки никак не могли вырвать из окоченевшей руки, давали мальчику самооборону; он растопырился в самом устье печи и не хотел лезть, так что с ним, с мертвым, пришлось бороться и драться.
Через десять минут Наташа спит как
убитая в своей постели, а Дуня долго и беспокойно ворочается до самого рассвета без сна. И тоска ее разрастается все шире и шире и тяжелой глыбой наполняет трепетное сердце
ребенка.
Но ведь в лавр была превращена нимфа, спасавшаяся от грубого насилия бога. В камень превратилась дочь Тантала Ниоба от безмерной скорби по
убитым богами
детям. Для верующего эллина это были не красивые легенды, украшавшие природу, это был самый подлинный ужас.
— Это маленькая Людмила Влассовская, дочь
убитого в последнюю кампанию Влассовского? — спросила начальница Анну Фоминишну. — Я рада, что она поступает в наш институт… Нам очень желанны
дети героев. Будь же, девочка, достойной своего отца.
Любовь очень часто в представлении людей, признающих жизнь в животной личности, — то самое чувство, вследствие которого для блага своего
ребенка одна мать отнимает у другого голодного
ребенка молоко его матери и страдает от беспокойства за успех кормления; то чувство, по которому отец, мучая себя, отнимает последний кусок хлеба у голодающих людей, чтобы обеспечить своих
детей; это то чувство, по которому любящий женщину страдает от этой любви и заставляет ее страдать, соблазняя ее, или из ревности губит себя и ее; то чувство, по которому бывает даже, что человек из любви насильничает женщину; это то чувство, по которому люди одного товарищества наносят вред другим, чтобы отстоять своих; это то чувство, по которому человек мучает сам себя над любимым занятием и этим же занятием причиняет горе и страдания окружающим его людям; это то чувство, по которому люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и устилают поля
убитыми и ранеными, своими и чужими.