Неточные совпадения
Прошла любовь, явилась муза,
И прояснился
темный ум.
Свободен, вновь ищу союза
Волшебных звуков,
чувств и дум;
Пишу, и сердце не тоскует,
Перо, забывшись, не рисует
Близ неоконченных стихов
Ни женских ножек, ни голов;
Погасший пепел уж не вспыхнет,
Я всё грущу; но слез уж нет,
И скоро, скоро бури след
В душе моей совсем утихнет:
Тогда-то я начну писать
Поэму песен в двадцать пять.
Неужели это прекрасное
чувство было заглушено во мне любовью к Сереже и желанием казаться перед ним таким же молодцом, как и он сам? Незавидные же были эти любовь и желание казаться молодцом! Они произвели единственные
темные пятна на страницах моих детских воспоминаний.
Чувство умиления, с которым я слушал Гришу, не могло долго продолжаться, во-первых, потому, что любопытство мое было насыщено, а во-вторых, потому, что я отсидел себе ноги, сидя на одном месте, и мне хотелось присоединиться к общему шептанью и возне, которые слышались сзади меня в
темном чулане. Кто-то взял меня за руку и шепотом сказал: «Чья это рука?» В чулане было совершенно темно; но по одному прикосновению и голосу, который шептал мне над самым ухом, я тотчас узнал Катеньку.
А Катя уронила обе руки вместе с корзинкой на колени и, наклонив голову, долго смотрела вслед Аркадию. Понемногу алая краска чуть-чуть выступила на ее щеки; но губы не улыбались, и
темные глаза выражали недоумение и какое-то другое, пока еще безымянное
чувство.
Бывали минуты, когда Клим Самгин рассматривал себя как иллюстрированную книгу, картинки которой были одноцветны, разнообразно неприятны, а объяснения к ним, не удовлетворяя, будили грустное
чувство сиротства. Такие минуты он пережил, сидя в своей комнате, в
темном уголке и тишине.
Были в жизни его моменты, когда действительность унижала его, пыталась раздавить, он вспомнил ночь 9 Января на
темных улицах Петербурга, первые дни Московского восстания, тот вечер, когда избили его и Любашу, — во всех этих случаях он подчинялся страху, который взрывал в нем естественное
чувство самосохранения, а сегодня он подавлен тоже, конечно,
чувством биологическим, но — не только им.
Самгин тоже опрокинулся на стол, до боли крепко опираясь грудью о край его. Первый раз за всю жизнь он говорил совершенно искренно с человеком и с самим собою. Каким-то кусочком мозга он понимал, что отказывается от какой-то части себя, но это облегчало, подавляя
темное, пугавшее его
чувство. Он говорил чужими, книжными словами, и самолюбие его не смущалось этим...
Вошел в дом, тотчас же снова явился в разлетайке, в шляпе и, молча пожав руку Самгина, исчез в сером сумраке, а Клим задумчиво прошел к себе, хотел раздеться, лечь, но развороченная жандармом постель внушала отвращение. Тогда он стал укладывать бумаги в ящики стола, доказывая себе, что обыск не будет иметь никаких последствий. Но логика не могла рассеять
чувства угнетения и
темной подспудной тревоги.
Но с этого дня он заболел острой враждой к Борису, а тот, быстро уловив это
чувство, стал настойчиво разжигать его, высмеивая почти каждый шаг, каждое слово Клима. Прогулка на пароходе, очевидно, не успокоила Бориса, он остался таким же нервным, каким приехал из Москвы, так же подозрительно и сердито сверкали его
темные глаза, а иногда вдруг им овладевала странная растерянность, усталость, он прекращал игру и уходил куда-то.
Говорила она тихо, смотрела на Клима ласково, и ему показалось, что
темные глаза девушки ожидают чего-то, о чем-то спрашивают. Он вдруг ощутил прилив незнакомого ему, сладостного
чувства самозабвения, припал на колено, обнял ноги девушки, крепко прижался лицом.
Эти инстинкты, коренящиеся в
темных источниках жизни, побеждают
чувство буржуазного самосохранения.
Мир изначально предстоит германцу
темным и хаотическим, он ничего не принимает, ни к чему и ни к кому в мире не относится с братским
чувством.
Зоологическое национальное
чувство и инстинкт, которые так пугают гуманистов космополитов, есть элементарное и
темное еще стихийное состояние, которое должно быть преображено в творческое национальное
чувство и инстинкт.
Вдруг впереди меня послышался треск сучьев, и вслед за тем я услыхал чьи-то шаги. Кто-то шел мерной тяжелой походкой. Я испугался и хотел было уйти назад, но поборол в себе
чувство страха и остался на месте. Вслед за тем я увидел в кустах какую-то
темную массу. Это был большой медведь.
Прямо он сам нисколько не мог разъяснить эту загадку: пока
чувство было темно для нее, для него оно было еще
темнее; ему трудно было даже понять, как это возможно иметь недовольство, нисколько не омрачающее личного довольства, нисколько не относящееся ни к чему личному.
Славянизм, или русицизм, не как теория, не как учение, а как оскорбленное народное
чувство, как
темное воспоминание и верный инстинкт, как противудействие исключительно иностранному влиянию существовал со времени обрития первой бороды Петром I.
Живо помню я старушку мать в ее
темном капоте и белом чепце; худое бледное лицо ее было покрыто морщинами, она казалась с виду гораздо старше, чем была; одни глаза несколько отстали, в них было видно столько кротости, любви, заботы и столько прошлых слез. Она была влюблена в своих детей, она была ими богата, знатна, молода… она читала и перечитывала нам их письма, она с таким свято-глубоким
чувством говорила о них своим слабым голосом, который иногда изменялся и дрожал от удержанных слез.
Чувство полного обладания своей судьбой усыпляет нас… а
темные силы, а черные люди влекут, не говоря ни слова, на край пропасти.
Когда я в первый раз познакомился с Евангелием, это чтение пробудило во мне тревожное
чувство. Мне было не по себе. Прежде всего меня поразили не столько новые мысли, сколько новые слова, которых я никогда ни от кого не слыхал. И только повторительное, все более и более страстное чтение объяснило мне действительный смысл этих новых слов и сняло
темную завесу с того мира, который скрывался за ними.
Иногда вдруг легкая усмешка трогала ее алые губки и какое-то радостное
чувство подымало
темные ее брови, а иногда снова облако задумчивости опускало их на карие светлые очи.
Рассказ прошел по мне электрической искрой. В памяти, как живая, стала простодушная фигура Савицкого в фуражке с большим козырем и с наивными глазами. Это воспоминание вызвало острое
чувство жалости и еще что-то
темное, смутное, спутанное и грозное. Товарищ… не в карцере, а в каталажке, больной, без помощи, одинокий… И посажен не инспектором… Другая сила, огромная и стихийная, будила теперь
чувство товарищества, и сердце невольно замирало от этого вызова. Что делать?
После девяти часов я вышел из дому и стал прохаживаться. Была поздняя осень. Вода в прудах отяжелела и
потемнела, точно в ожидании морозов. Ночь была ясная, свежая, прохладный воздух звонок и чуток. Я был весь охвачен своим
чувством и своими мыслями.
Чувство летело навстречу знакомой маленькой тележке, а мысль искала доказательств бытия божия и бессмертия души.
И вдруг ничего нет!.. Нет прежде всего любимого человека. И другого полюбить нет сил. Все кончено. Радужный туман светлого утра сгустился в
темную грозовую тучу. А любимый человек несет с собой позор и разорение. О, он никогда не узнает ничего и не должен знать, потому что недостоин этого! Есть святые
чувства, которых не должна касаться чужая рука.
Много было интересного в доме, много забавного, но порою меня душила неотразимая тоска, весь я точно наливался чем-то тяжким и подолгу жил, как в глубокой
темной яме, потеряв зрение, слух и все
чувства, слепой и полумертвый…
Такие далекие путешествия были вообще не в обычае семьи. За пределами знакомого села и ближайших полей, которые он изучил в совершенстве, Петр терялся, больше чувствовал свою слепоту и становился раздражителен и беспокоен. Теперь, впрочем, он охотно принял приглашение. После памятного вечера, когда он сознал сразу свое
чувство и просыпающуюся силу таланта, он как-то смелее относился к
темной и неопределенной дали, которою охватывал его внешний мир. Она начинала тянуть его, все расширяясь в его воображении.
К ее жгучей жалости примешивалось отчасти суеверное
чувство: ей казалось, что этой жертвой она умилостивит какую-то
темную силу, уже надвигающуюся мрачною тенью над головой ее ребенка.
Если бы
чувство законности не было в людях «
темного царства» так неподвижно и пассивно, то, конечно, потребность в улучшении материального быта повела бы совсем к другим результатам.
Вследствие этого-то коснения мысли вся деятельная сторона
чувства законности совершенно исчезает в «
темном царстве» и остается одна пассивная.
И такова сила самодурства в этом
темном царстве Торцовых, Брусковых и Уланбековых, что много людей действительно замирает в нем, теряет и смысл, и волю, и даже силу сердечного
чувства — все, что составляет разумную жизнь, — и в идиотском бессилии прозябает, только совершая отправления животной жизни.
От этого и выходит, что
чувство законности только и выражается в
чувстве послушания да терпения, а все остальное делается чисто невозможным для обитателя «
темного царства», пока он сам нe сделается самодуром.
И точно как после кошмара, даже те, которые, по-видимому, успели уже освободиться от самодурного гнета и успели возвратить себе
чувство и сознание, — и те все еще не могут найтись хорошенько в своем новом положении и, не поняв ни настоящей образованности, ни своего призвания, не умеют удержать и своих прав, не решаются и приняться за дело, а возвращаются опять к той же покорности судьбе или к
темным сделкам с ложью и самодурством.
Схоронив отца и поручив той же неизменной Глафире Петровне заведование хозяйством и надзор за приказчиками, молодой Лаврецкий отправился в Москву, куда влекло его
темное, но сильное
чувство.
Много помогал
темный антагонизм православного населения к раскольникам, который окрасился сейчас вполне определенными
чувствами.
— И нравственности по Домострою [«Домострой» — русский письменный памятник XVI века, содержащий свод правил религиозного, семейно-бытового и общественного поведения. «Домострой» стал символом домашнего деспотизма родителей,
темных и отсталых понятий.], вы думаете? Как бы не так, — возразил Салов, — вы знаете ли, что у многих из сих милых особ почти за правило взято: любить мужа по закону, офицера — для
чувств, кучера — для удовольствия.
Неистовый, срывающийся лай сразу наполнил весь сад, отозвавшись во всех его уголках. В этом лае вместе с радостным приветом смешивались и жалоба, и злость, и
чувство физической боли. Слышно было, как собака изо всех сил рвалась в
темном подвале, силясь от чего-то освободиться.
— Театр — это цивилизующая сила, — ораторствовал Перекрестов, забравшись в дамскую уборную. — Она вносит в
темную массу несравненно больше, чем все наши университеты и школы. Притом сцена именно есть та сфера, где женщина может показать все силы своей души: это ее стихия как представительницы
чувства по преимуществу.
Матери было приятно видеть, что сын ее становится непохожим на фабричную молодежь, но когда она заметила, что он сосредоточенно и упрямо выплывает куда-то в сторону из
темного потока жизни, — это вызвало в душе ее
чувство смутного опасения.
Каждый раз, когда книги исчезали из ее рук, перед нею вспыхивало желтым пятном, точно огонь спички в
темной комнате, лицо жандармского офицера, и она мысленно со злорадным
чувством говорила ему...
И народ бежал встречу красному знамени, он что-то кричал, сливался с толпой и шел с нею обратно, и крики его гасли в звуках песни — той песни, которую дома пели тише других, — на улице она текла ровно, прямо, со страшной силой. В ней звучало железное мужество, и, призывая людей в далекую дорогу к будущему, она честно говорила о тяжестях пути. В ее большом спокойном пламени плавился
темный шлак пережитого, тяжелый ком привычных
чувств и сгорала в пепел проклятая боязнь нового…
Сверкнули радостно и нежно глаза Саши, встала
темная фигура Рыбина, улыбалось бронзовое, твердое лицо сына, смущенно мигал Николай, и вдруг все всколыхнулось глубоким, легким вздохом, слилось и спуталось в прозрачное, разноцветное облако, обнявшее все мысли
чувством покоя.
Придя к себе, Ромашов, как был, в пальто, не сняв даже шашки, лег на кровать и долго лежал, не двигаясь, тупо и пристально глядя в потолок. У него болела голова и ломило спину, а в душе была такая пустота, точно там никогда не рождалось ни мыслей, ни вспоминаний, ни
чувств; не ощущалось даже ни раздражения, ни скуки, а просто лежало что-то большое,
темное и равнодушное.
пел выразительно Веткин, и от звуков собственного высокого и растроганного голоса и от физического
чувства общей гармонии хора в его добрых, глуповатых глазах стояли слезы. Арчаковский бережно вторил ему. Для того чтобы заставить свой голос вибрировать, он двумя пальцами тряс себя за кадык. Осадчий густыми, тягучими нотами аккомпанировал хору, и казалось, что все остальные голоса плавали, точно в
темных волнах, в этих низких органных звуках.
Наконец, там жизнь стараются подвести под известные условия, прояснить ее
темные и загадочные места, не давая разгула
чувствам, страстям и мечтам и тем лишая ее поэтической заманчивости, хотят издать для нее какую-то скучную, сухую, однообразную и тяжелую форму…
Мне стало досадно на нее, но, несмотря на это, серенькие с полинявшей краской перильца мостика, на которые она оперлась, отражение в
темном пруде опустившегося сука перекинутой березы, которое, казалось, хотело соединиться с висящими ветками, болотный запах,
чувство на лбу раздавленного комара и ее внимательный взгляд и величавая поза — часто потом совершенно неожиданно являлись вдруг в моем воображении.
Моей причудливой мечты
Наперсник иногда нескромный,
Я рассказал, как ночью
темнойЛюдмилы нежной красоты
От воспаленного Руслана
Сокрылись вдруг среди тумана.
Несчастная! когда злодей,
Рукою мощною своей
Тебя сорвав с постели брачной,
Взвился, как вихорь, к облакам
Сквозь тяжкий дым и воздух мрачный
И вдруг умчал к своим горам —
Ты
чувств и памяти лишилась
И в страшном замке колдуна,
Безмолвна, трепетна, бледна,
В одно мгновенье очутилась.
В одну из таких минут, когда неведомые до тех пор мысли и
чувства всплывали из глубины его
темной души, как искорки из глубины
темного моря, он разыскал на палубе Дыму и спросил...
Саша был очарован Людмилою, но что-то мешало ему говорить о ней с Коковкиною. Словно стыдился. И уже стал иногда бояться ее приходов. Сердце его замирало, и брови невольно хмурились, когда он увидит под окном ее быстро мелькавшую розово-желтую шляпу. А все-таки ждал ее с тревогою и с нетерпением, — тосковал, если она долго не приходила. Противоречивые
чувства смешались в его душе,
чувства темные, неясные: порочные — потому что ранние, и сладкие — потому что порочные.
Маленький
тёмный домик, где жила Горюшина, пригласительно высунулся из ряда других домов, покачнувшись вперёд, точно кланяясь и прося о чём-то. Две ставни были сорваны, одна висела косо, а на крыше, поросшей мхом, торчала выщербленная, с вывалившимися кирпичами, чёрная труба. Убогий вид дома вызвал у Кожемякина скучное
чувство, а силы всё более падали, дышать было трудно, и решение идти к Горюшиной таяло.
Мимо него игриво бегала Наталья, перенося из сада в угол двора корзины выполотой травы и взвизгивая, как ласковая собачка. За женщиной по земле влачилась длинная
тёмная тень, возбуждая неясное, нехорошее
чувство.
Представлял себе груди её, спелые плоды, призванные питать новую жизнь, и вспоминал розовые соски Палагиных грудей, жалобно поднятые вверх, точно просившие детских уст. Потом эти
чувства темнели, становились тяжелей, он сжимал кулаки, шёл быстрее, обливаясь потом, и ложился где-нибудь у дороги на пыльную траву усталый, задыхающийся.