Однако рядом с этим мы все время чувствуем, что эти пластические образы героев — лишь символическая картина, что за ними плещется необъятная дионисова стихия и говорит нам о высшей радости, к которой подготовляется
трагический герой, — но не своими победами, а своею гибелью.
Ведь страдания
трагического героя иллюстрируют все ту же безотрадную Силенову мудрость; трагедии великих трагиков, Эсхила и Софокла, кончаются гибелью героев и самым, казалось бы, безнадежным отрицанием жизни.
И уж нестрашными становятся человеку страдания и муки, и уж не нужна ему победа
трагического героя; все человеческие оценки, ощущения и чувства спутались в душе, как волосы на голове безумствующей мэнады.
Хор все время тайно борется с устремлениями
трагического героя, старается подрезать его крылья, подсечь его волю, доказать ему ненужность и бесплодность всякого действия.
«Необходимо, чтоб судьба
трагического героя изменялась не из несчастья в счастье, а наоборот, — из счастья в несчастье, и притом не вследствие порочности, но вследствие великой ошибки человека.
Неточные совпадения
— Я — эстет, — говорил он, укрепляя салфетку под бородой. — Для меня революция — тоже искусство,
трагическое искусство немногих сильных, искусство
героев. Но — не масс, как думают немецкие социалисты, о нет, не масс! Масса — это вещество, из которого делаются
герои, это материал, но — не вещь!
Без этого качества объективности вера совершенно теряла бы свой серьезный и трудный характер, свою суровость, которая всегда приносит
трагическую ломку жизни
героям веры: так не капризничают, так не переживаются минутные «настроения» раздраженной фантазии.
Ему удалось найти несколько молодых талантов, таких, как
трагическая актриса Вальтер, Зонненталь на амплуа
героев, Ленинский на сильные характерные роли.
Эту
трагическую судьбу свободы и показывает Достоевский в судьбе своих
героев: свобода переходит в своеволие, в бунтующее самоутверждение человека.