Неточные совпадения
Раскольников, оставшись один, с нетерпением и
тоской поглядел на Настасью; но та еще медлила
уходить.
Кабанов. Кулигин, надо, брат, бежать, искать ее. Я, братец, знаешь, чего боюсь? Как бы она с тоски-то на себя руки не наложила! Уж так тоскует, так тоскует, что ах! На нее-то глядя, сердце рвется. Чего ж вы смотрели-то? Давно ль она ушла-то?
На другой день опять она
ушла с утра и вернулась вечером. Райский просто не знал, что делать от
тоски и неизвестности. Он караулил ее в саду, в поле, ходил по деревне, спрашивал даже у мужиков, не видали ли ее, заглядывал к ним в избы, забыв об уговоре не следить за ней.
Теперь ее единственным счастьем на миг — было бы обернуться, взглянуть на него хоть раз и поскорее
уйти навсегда, но,
уходя, измерить хоть глазами — что она теряла. Ей было жаль этого уносящегося вихря счастья, но она не смела обернуться: это было бы все равно что сказать да на его роковой вопрос, и она в
тоске сделала шага два на крутизну.
Поцеловав меня, она
ушла, а мне стало нестерпимо грустно, я выскочил из широкой, мягкой и жаркой кровати, подошел к окну и, глядя вниз на пустую улицу, окаменел в невыносимой
тоске.
Тоска его продолжалась; ему хотелось куда-нибудь
уйти…
Минутами я был в чрезвычайной
тоске и смятении, так что Коля
ушел в беспокойстве.
Стряпчий взял у него бумагу и
ушел. Вихров остальной день провел в
тоске, проклиная и свою службу, и свою жизнь, и самого себя. Часов в одиннадцать у него в передней послышался шум шагов и бряцанье сабель и шпор, — это пришли к нему жандармы и полицейские солдаты; хорошо, что Ивана не было, а то бы он умер со страху, но и Груша тоже испугалась. Войдя к барину с встревоженным лицом, она сказала...
— Неужели ж ты не видишь, Ваня, что я вышла совсем,
ушла от них и никогда не возвращусь назад? — сказала она, с невыразимой
тоской смотря на меня.
«Не
уйти мне отсюда, никогда не
уйти!..» — с
тоской подумал Сергей.
Но меня что-то тянет к тебе, мне хорошо и легко в твоем присутствии, а когда ты
уходишь, меня гложет
тоска.
«Я стою, я молчу, — с
тоской думал Ромашов, глядя неотступно на серьгу в ухе полковника, — а мне нужно было бы сказать, что я и сам не дорожу этой семьей и хоть сейчас готов вырваться из нее,
уйти в запас. Сказать? Посмею ли я?»
«Так сегодня, так будет завтра и послезавтра. Все одно и то же до самого конца моей жизни, — думал Ромашов, ходя от взвода к взводу. — Бросить все,
уйти?..
Тоска!..»
И дома живучи, я не знал, куда
уйти от
тоски, но как только пропал из глаз вержболовский ручей, так я окончательно почувствовал себя отданным в жертву унынию.
Я
ушел. Одна невероятная мысль всё более и более укреплялась в моем воображении. С
тоской думал я о завтрашнем дне…
Проговоря это, Людмила, видимо, терзаемая мучащей ее
тоской, встала и
ушла в свою комнату.
И
ушел, таща неистово мяукавшего кота. Дорогою он думал тоскливо, что везде, всегда, все над ним только смеются, никто не хочет ему помочь.
Тоска теснила его грудь.
Уйдя, он надолго пропал, потом несколько раз заходил выпивший, кружился, свистел, кричал, а глаза у него смотрели потерянно, и сквозь радость явно скалила зубы горькая, непобедимая
тоска. Наконец однажды в воскресенье он явился хмельной и шумный, приведя с собою статного парня, лет за двадцать, щеголевато одетого в чёрный сюртук и брюки навыпуск. Парень смешно шаркнул ногой по полу и, протянув руку, красивым, густым голосом сказал...
Он сидел на стуле, понимая лишь одно:
уходит! Когда она вырвалась из его рук — вместе со своим телом она лишила его дерзости и силы, он сразу понял, что всё кончилось, никогда не взять ему эту женщину. Сидел, качался, крепко сжимая руками отяжелевшую голову, видел её взволнованное, розовое лицо и влажный блеск глаз, и казалось ему, что она тает. Она опрокинула сердце его, как чашу, и выплеснула из него всё, кроме тяжёлого осадка
тоски и стыда.
Ведь не позволим, так нам не видать Алексея какушей своих: или умрет с
тоски, или на войну
уйдет, или пойдет в монахи — и род Багровых прекратится».
Ольга Алексеевна. Я, кажется, на всех нагнала
тоску? Точно сова ночью… о боже мой! Ну, хорошо, не буду об этом… Зачем же ты
ушла, Варя? иди ко мне… а то я подумаю, что тебе тяжело со мной.
— Это ты верно, — задумчиво сказал Яков, — и про отца верно, и про горбатого… Эх, не к месту мы с тобой родились! Ты вот хоть злой; тем утешаешь себя, что всех судишь… и всё строже судишь… А я и того не могу…
Уйти бы куда-нибудь! — с
тоской вскричал Яков.
— Эх! — глубоко вздохнул Терентий и с
тоской заговорил: — Рос бы ты поскорее! Будь-ка ты побольше — охо-хо!
Ушёл бы я… А то — как якорь ты мне, — из-за тебя стою я в гнилом озере этом…
Ушёл бы я ко святым угодникам… Сказал бы им. — «Угодники божий! Милостивцы и заступники! Согрешил я, окаянный!»
Наступил петровский пост, и нас уже каждый день кормили постным. От праздности и неопределенности положения меня тяготила физическая
тоска, и я, недовольный собою, вялый, голодный, слонялся по усадьбе и только ждал подходящего настроения, чтобы
уйти.
О, какая это была
тоска ночью, в часы одиночества, когда я каждую минуту прислушивался с тревогой, точно ждал, что вот-вот кто-нибудь крикнет, что мне пора
уходить.
— Нет, не будем говорить… — сказала Надежда Федоровна, прислушиваясь к рыданиям Лаевского. — У меня
тоска… Позвольте мне
уйти.
Он разбавил спирт водой, дал мне выпить, и я тут же в передней съел кусок ветчины. В животе потеплело, и
тоска на сердце немного съежилась. Я в последний раз пришел в спальню, поглядел на мертвую, зашел к конторщику, оставил ампулу морфия врачу и, закутанный,
ушел на крыльцо.
Я не был пьян, но что прикажете делать, — до такой ведь истерики может
тоска заесть! Но ничем обошлось. Оказалось, что я и в окно-то прыгнуть не способен, и я
ушел не подравшись.
Помню, я
ушел из подвала, как изувеченный, с какой-то необоримой, насмерть уничтожающей
тоскою в сердце.
Петр
ушел. Иван Ильич, оставшись один, застонал не столько от боли, как она ни была ужасна, сколько от
тоски. «Всё то же и то же, все эти бесконечные дни и ночи. Хоть бы скорее. Что скорее? Смерть, мрак. Нет, нет. Всё лучше смерти! »
Но все-таки
ушел от нее —
тоска!
Пришед домой, комик сейчас же хватился своей роли, но не нашел и, вероятно, догадался о постигшей ее участи; но это для него ничего не значило: он тотчас же написал всю роль на память и, как бы в досаду, показал ее Анне Сидоровне; но та уже и отвечать ничего не могла, а только вздохнула и, чтобы отплатить неверному,
ушла на целый вечер к одной соседке и там, насколько доставало у ней силы, играла равнодушно в свои козыри; но, возвратясь домой, опять впала в
тоску и легла.
Он молчал, а она между тем говорила, что для нее нет выше счастья, как видеть его, идти за ним, хоть сейчас, куда он хочет, быть его женой и помощницей, что если он
уйдет от нее, то она умрет с
тоски…
— Прощайте, — тихо говорила Наташа и
уходила. А он целовал ее холодную, неподвижную щеку, думал: «Чего ей надо? Только
тоску на людей нагоняет».
Росту он был высокого, с лица сурьезный, да ранее приветливо смотрел, а тут зверем на меня, как есть, глянул. Подал было руку, а потом вдруг руку мою бросил и сам отвернулся. «Не могу, говорит, я тебя видеть теперь.
Уйди, братец, бога ради,
уйди!..» Опустил голову, да и пошел, а я на фатеру пришел, и так меня засосало, — просто пищи дня два не принимал. С этих самых пор
тоска и увязалась ко мне. Точно порченый.
Она с удовольствием променяла бы теперь этот Петербург на двухоконную комнатку в глухой, степной деревнюшке: ей захотелось
уйти и спрятаться от всех и всего, а более от самой себя, от своей
тоски и думы.
А
тоска так и разливается по бледному лицу ее. Так и гложет у ней сердце… То отец мерещится, то Самоквасов не сходит с ума.
Уйти хочется, одной остаться, но Варенька ни на шаг от нее.
Раз дядя из дома выгнал купчика, завладевшего сердцем девушки, и она в
тоске и слезах
ушла в скиты и сыскала там радушный приют в Манефиной обители.
— А ты, девушка, зря не болтай… — строго оборвала Дуню нянька. — Тогда и
уйдет, когда приступит ее время; ты вот что, ложись-ка почивай, а коли про чего услышишь, один ответ давай! Знать не знаю, ведать не ведаю… Ни о какой монашке не слыхала… Помни, девушка, иначе погибель Соне придет. Пожалей ты ее, ради господа, невинную чистую душу не погуби… Ведь умрет она от
тоски по монастырю, совсем изведется бедная.
Он выглядывает в окно, но обывателя уже нет:
ушел спать. Ворчать не на кого, и он впервые за весь день закрывает свой рот, но проходит минут десять, он не выдерживает охватывающей его
тоски и начинает ворчать, толкая старое, ошарпанное кресло...
Поздно вечером
ухожу из гостеприимной квартирки на Васильевском Острове и уношу с собою уже не прежний страшный груз, бремя отчаянной
тоски по Саше, а умиротворенную тихую печаль.
— Сыскать бы о делах того князька следовало: откуда он, до сей поры где жил, с кем дружествовал. Милость твоя не
уйдет, и после оказать успеешь, коли стоит он. А то слышал я намедни от Левкия, что есть люди, напускающие по ветру, кому хочешь, страхи, видения сонные и
тоску, и немощь душевную под чарами. Неспроста что-то, что все они милость у тебя вдруг обрели сразу небывалую…
А как только вышли на берег, Лелька быстро
ушла одна. В
тоске бродила по лесу. Долго бродила, зашла далеко, чтоб ни с кем не встречаться. Потом воротилась к себе, в одинокую свою комнату. Села с ногами на подоконник, охватив колени руками. Ночь томила теплынью и тайными зовами. Открыла Лелька тетрадку с выписками из газет (для занятий в кружке текущей политики) и, после выписки о большой стачке портовых рабочих в Марселе, написала...
Заострившиеся голые лопатки то сходились почти вместе, точно снизу под грудь ей подкладывали огонь, горячие уголья; то раздвигались медленно, словно она
уходила куда-то, к груди прижимала свою
тоску и горе свое.
Работники ленились, не делали что приказывают и часто без причины
уходили, а новых через два-три дня охватывала та же странная
тоска и равнодушие, и они начинали грубить.
И каждую ночь, когда все спало, попадья неслышно прокрадывалась к постели мужа и крестила его голову, отгоняя от нее
тоску и злые мысли. Она поцеловать бы его руку хотела, но не осмеливалась, и тихо
уходила назад, смутно белея во мраке, как те туманные и печальные образы, что ночью встают над болотами и над могилами умерших и забытых людей.
Как только князь Андрей оставил свои ежедневные занятия, в особенности как только он вступил в прежние условия жизни, в которых он был еще тогда, когда он был счастлив,
тоска жизни охватила его с прежнею силой, и он спешил поскорее
уйти от этих воспоминаний и найти поскорее какое-нибудь дело.