Неточные совпадения
Наконец
толстый, послуживши Богу и государю, заслуживши всеобщее уважение, оставляет службу, перебирается и делается помещиком, славным русским барином, хлебосолом, и
живет, и хорошо
живет.
— Да, — какие там люди
живут? — пробормотал Иноков, сидя на валике дивана с
толстой сигарой Варавки в зубах.
— Философствовал, писал сочинение «История и судьба», — очень сумбурно и мрачно писал. Прошлым летом
жил у него эдакий… куроед, Томилин, питался только цыплятами и овощами. Такое
толстое, злое, самовлюбленное животное. Пробовал изнасиловать девчонку, дочь кухарки, — умная девочка, между прочим, и, кажется, дочь этого, Турчанинова. Старик прогнал Томилина со скандалом. Томилин — тоже философствовал.
Вход в улицу, где он
жил, преграждали
толстые полицейские на
толстых лошадях и несколько десятков любопытствующих людей; они казались мелкими, и Самгин нашел в них нечто однообразное, как в арестантах. Какой-то серенький, бритый сказал...
Пониже дачи Варавки
жил доктор Любомудров; в праздники, тотчас же после обеда, он усаживался к столу с учителем, опекуном Алины и
толстой женой своей. Все трое мужчин вели себя тихо, а докторша возглашала резким голосом...
Ему казалось, что бабушка так хорошо привыкла
жить с книжкой в руках, с пренебрежительной улыбкой на
толстом, важном лице, с неизменной любовью к бульону из курицы, что этой жизнью она может
жить бесконечно долго, никому не мешая.
— Возвращаясь к
Толстому — добавлю: он учил думать, если можно назвать учением его мысли вслух о себе самом. Но он никогда не учил
жить, не учил этому даже и в так называемых произведениях художественных, в словесной игре, именуемой искусством… Высшее искусство — это искусство
жить в благолепии единства плоти и духа. Не отрывай чувства от ума, иначе жизнь твоя превратится в цепь неосмысленных случайностей и — погибнешь!
Однажды Самгин стоял в Кремле, разглядывая хаотическое нагромождение домов города, празднично освещенных солнцем зимнего полудня. Легкий мороз озорниковато пощипывал уши, колючее сверканье снежинок ослепляло глаза; крыши, заботливо окутанные
толстыми слоями серебряного пуха, придавали городу вид уютный; можно было думать, что под этими крышами в светлом тепле дружно
живут очень милые люди.
— Слушаюсь старших, — ответил Безбедов, и по пузырю лица его пробежали морщинки, сделав на несколько секунд
толстое, надутое лицо старчески дряблым. Нелепый случай этот, укрепив антипатию Самгина к Безбедову, не поколебал убеждения, что Валентин боится тетки, и еще более усилил интерес, — чем, кроме страсти к накоплению денег,
живет она? Эту страсть она не прикрывала ничем.
Вечером он выехал в Дрезден и там долго сидел против Мадонны, соображая: что мог бы сказать о ней Клим Иванович Самгин? Ничего оригинального не нашлось, а все пошлое уже было сказано. В Мюнхене он отметил, что баварцы
толще пруссаков. Картин в этом городе, кажется, не меньше, чем в Берлине, а погода — еще хуже. От картин, от музеев он устал, от солидной немецкой скуки решил перебраться в Швейцарию, — там
жила мать. Слово «мать» потребовало наполнения.
Он подошел к столу и стал писать. Нехлюдов, не садясь, смотрел сверху на этот узкий, плешивый череп, на эту с
толстыми синими
жилами руку, быстро водящую пером, и удивлялся, зачем делает то, что он делает, и так озабоченно делает этот ко всему, очевидно, равнодушный человек. Зачем?..
В зале были новые лица — свидетели, и Нехлюдов заметил, что Маслова несколько раз взглядывала, как будто не могла оторвать взгляда от очень нарядной, в шелку и бархате,
толстой женщины, которая, в высокой шляпе с большим бантом и с элегантным ридикюлем на голой до локтя руке, сидела в первом ряду перед решеткой. Это, как он потом узнал, была свидетельница, хозяйка того заведения, в котором
жила Маслова.
На его лбу очки так и прыгали, на висках вспухли
толстые синие
жилы, и из глаз катились слезы, только приступ удушливого кашля остановил этот гомерический смех, и Ляховский мало-помалу успокоился.
С того времени прошел год. Беловзоров до сих пор
живет у тетушки и все собирается в Петербург. Он в деревне стал поперек себя
толще. Тетка — кто бы мог это подумать — в нем души не чает, а окрестные девицы в него влюбляются…
Николай Иваныч — некогда стройный, кудрявый и румяный парень, теперь же необычайно
толстый, уже поседевший мужчина с заплывшим лицом, хитро-добродушными глазками и жирным лбом, перетянутым морщинами, словно нитками, — уже более двадцати лет
проживает в Колотовке.
Жил ты у великороссийского помещика Гура Крупяникова, учил его детей, Фофу и Зёзю, русской грамоте, географии и истории, терпеливо сносил тяжелые шутки самого Гура, грубые любезности дворецкого, пошлые шалости злых мальчишек, не без горькой улыбки, но и без ропота исполнял прихотливые требования скучающей барыни; зато, бывало, как ты отдыхал, как ты блаженствовал вечером, после ужина, когда отделавшись, наконец, от всех обязанностей и занятий, ты садился перед окном, задумчиво закуривал трубку или с жадностью перелистывал изуродованный и засаленный нумер
толстого журнала, занесенный из города землемером, таким же бездомным горемыкою, как ты!
У меня не было денег; ждать из Москвы я не хотел, а потому и поручил Матвею сыскать мне тысячи полторы рублей ассигнациями. Матвей через час явился с содержателем гостиницы Гибиным, которого я знал и у которого в гостинице
жил с неделю. Гибин,
толстый купец с добродушным видом, кланяясь, подал пачку ассигнаций.
Но чем
жила она, сверх своей грусти, в продолжение этих темных, длинных девяти годов, окруженная глупыми ханжами, надменными родственниками, скучными иеромонахами,
толстыми попадьями, лицемерно покровительствуемая компаньонкой и не выпускаемая из дома далее печального двора, поросшего травою, и маленького палисадника за домом?
Они духовно
жили еще до Достоевского, до восстания Л.
Толстого, до кризиса человека, до духовной революции.
Деятели русской революции
жили идеями Чернышевского, Плеханова, материалистической и утилитарной философией, отсталой тенденциозной литературой, они не интересовались Достоевским, Л.
Толстым, Вл. Соловьевым, не знали новых движений западной культуры.
Л.
Толстой говорил о Федорове: «Я горжусь, что
живу в одно время с подобным человеком».
Наружность зайца известна всем, но он имеет в себе замечательную особенность: это устройство его задних ног, которые гораздо длиннее,
толще, сильнее передних и снабжены необыкновенно эластическими, крепкими, сухими
жилами.
Мы держались от берега на таком расстоянии, чтобы можно было сразу обозревать всю
толщу горных пород и
жилы, которые их прорезают. Около полудня наши лодки отошли от реки Аука километров на шесть. В это время сидящий на веслах Копинка что-то сказал Намуке, стоящему у руля. Тот быстро обернулся. Копинка перестал грести и спросил своего товарища, не лучше ли заблаговременно возвратиться.
Кучевской поселен в Гугутуе, славном селении по Якутскому тракту, в 60 верстах от Иркутска. Все хвалят его деревню, об нем мне много рассказывала
толстая хозяйка в думном доме, где они до нас с Быстрицким
проживали. — Кажется, он совершенно здоров и не унывает. Быстрицкий помещен в 8 верстах от Урика.
Они очень чистоплотно
жили; у них была какая-то необыкновенно белая и гладко вычесанная болонка, на каждом почти окне — по
толстой канарейке; даже пунш, который Семен Яковлевич пил по вечерам, был какой-то красивый и необыкновенно, должно быть, вкусный.
— Всяко бывает, — отвечал Полозов. — Ты только
поживи подольше — всего насмотришься. Например, можешь ты себе представить меня подъезжающим на ординарцы? А я подъезжал; а великий князь Михаил Павлович скомандовал: «Рысью, рысью этого
толстого корнета! Прибавь рыси!»
Бабушка с утра до вечера занята хозяйством вместе с Тюфяевым, угрюмо немым, и
толстой, косоглазой горничной; няньки у ребенка не было, девочка
жила почти беспризорно, целыми днями играя на крыльце или на куче бревен против него.
Первый — длинный, сутулый калужанин, весь свитый из
толстых и крепких
жил, малоголовый, с мутными глазами.
«Между тем, если читатель чувствует себя смущенным мыслью о том, что он обязан, как христианин, так же как и
Толстой, покинуть свои привычные условия жизни и
жить как простой работник, то пусть он успокоится и держится принципа: «Securus judicat orbis terrarum».
А
живут они бедно: посуда разная, мебель тоже, башмаки и платьишко у попадьи чиненые, одного много — книг; заметил я, что в соседней комнате два шкафа набито ими, и всё книги
толстые. Одну он мне всучил,
толстое сочинение гражданской печати, хотя и про ереси.
Клоус вышел из себя, взбесился, отскочил от постели, как будто обжегся, и закричал: «Как? без меня! я
живу здесь неделю и плачу всякий день деньги, и меня не позвали!..» Красное его лицо побагровело, парик сдвинулся в сторону, вся его
толстая фигурка так была смешна, что родильница принялась хохотать.
В тыкве сидела другая тыква — добрый и
толстый отец семейства и помещик, с какой-то специальной ландкартой из синих
жил на носу и щеках; возле неразрывная спутница его жизни, не похожая на тыкву, а скорее на стручок перцу, спрятанный в какой-то тафтяный шалаш, надетый вместо шляпки; против них приятный букет из сельских трех граций, вероятно, сладостная надежда маменьки и папеньки, сладостная, но исполняющая заботой их нежные сердца.
Губернатором был А.А. Татищев, штатский генерал, огромный,
толстый, с лошадиной физиономией, что еще увеличивало его важность. Его жена была важнейшая губернаторша, но у них
жила и подруга ее по Смольному Лидия Арсеньевна, которая в делах управления губернией была выше губернаторши, да чуть ли не самого губернатора.
Когда на дикой, чистой, вольной речке или ручье сделают первую мельницу и запрудят воду плотиной из свежего хвороста и земли, пригнетя сверху несколькими пластами
толстого дерна, взодранного плугом, то в первые годы в этом пруду, чистом и прозрачном, как стекло,
живут пеструшка, красуля и кутема.
Чтобы презирать страдание, быть всегда довольным и ничему не удивляться, нужно дойти вот до этакого состояния, — и Иван Дмитрич указал на
толстого, заплывшего жиром мужика, — или же закалить себя страданиями до такой степени, чтобы потерять всякую чувствительность к ним, то есть, другими словами, перестать
жить.
Последних можно было узнать по длинным черным шестам, сделанным наподобие контрабасных смычков, с тою разницею, однако ж, что волос заменялся здесь
толстою струною из бычачьей
жилы; смычки эти болтались за спиною и торчали из-за плеч, как ружья у черкесов.
Подошла ночь, когда решено было арестовать Ольгу, Якова и всех, кто был связан с ними по делу типографии. Евсей знал, что типография помещается в саду во флигеле, — там
живёт большой рыжебородый человек Костя с женой, рябоватой и
толстой, а за прислугу у них — Ольга. У Кости голова была гладко острижена, а у жены его серое лицо и блуждающие глаза; они оба показались Евсею людьми не в своём уме и как будто долго лежали в больнице.
Как он проводил свое время в Петербурге, это мне не совсем известно, но судя по тому, что он был знаком почти со всеми современными ему знаменитостями, надо полагать, что он
жил не исключительно в свете и среди своих военных товарищей, а держался умных кружков: он лично знал Жуковского, Пушкина, Дельвига, Гоголя, Каратыгина и Брюллова, ходил в дом к
Толстым, где перезнакомился со всем тогдашним художественным миром и сам с успехом занимался как дилетант и живописью и ваянием, что необыкновенно шло его изящной натуре.
— Ну, как
живешь, друг? — спросил
толстый, восторженно глядя на друга. — Служишь где? Дослужился?
— Здравствуйте, батюшка Федор Андреевич! — заревел он
толстым басом. — Бог вам судья! Я неделю провалялся в постеле, а вы, нет чтоб проведать,
жив ли, дескать, мой сосед Буркин.
В доме у него было около двадцати комнат, которые Бегушев занимал один-одинехонек с своими пятью лакеями и
толстым поваром Семеном — великим мастером своего дела, которого переманивали к себе все клубы и не могли переманить: очень Семену покойно и прибыльно было
жить у своего господина. Убранство в доме Бегушева, хоть и очень богатое, было все старое: более десяти лет он не покупал ни одной вещички из предметов роскоши, уверяя, что на нынешних рынках даже бронзы порядочной нет, а все это крашеная медь.
Ипполит. Никаких глупостей! Однако ж, и так
жить нельзя. Давешние слова вашей дочки у меня вот где! (Ударяет себя в грудь.) Да вот что! Поберегите это покудова! (Подает
толстый пакет.)
Птичка божия не знает
Ни заботы, ни труда.
Птичка
жить нам не мешает
Никак и никогда!
Долгу ночь на ветке дремлет,
Солнце красное взойдет —
Птичка гласу бога внемлет,
Встрепенется и поет:
— Барыня, барыня!
Сударыня барыня!
Ты скажи нам, барыня,
Чего тебе надобно?
Лешка! Дергай! Делай! Зверски делай! Дико! И — эх ты-и!
Шла барыня из Ростова
Поглядеть на Льва
Толстого,
А барыня из Орла —
Неизвестно куда шла!
Барыня…
Из пребывания своего у Жегулева он вынес опыт, что без мужика долго не
проживешь, а пожалуй, и страх перед мужиком, и для доброго имени совершил несколько нехитрых фокусов: в одном дружественном селе, на праздник, притворяясь пьяным, с разными чувствительными словами, щеголяя, выбросил
толстый бумажник на драку; и по примеру воткинского Андрона добыл-таки волостного старшину и среди бела дня, под хохот мужиков, выдрал его розгами.
А то, что Лаевский был когда-то на филологическом факультете, выписывал теперь два
толстых журнала, говорил часто так умно, что только немногие его понимали,
жил с интеллигентной женщиной — всего этого не понимал Самойленко, и это ему нравилось, и он считал Лаевского выше себя и уважал его.
— Пытать так пытать, — подхватили казаки и обступили хозяйку; она неподвижно стояла перед ними, и только иногда губы ее шептали неслышно какую-то молитву. К каждой ее руке привязали
толстую веревку и, перекинув концы их через брус, поддерживающий полати, стали понемногу их натягивать; пятки ее отделились от полу, и скоро она едва могла прикасаться до земли концами пальцев. Тогда палачи остановились и с улыбкою взглянули на ее надувшиеся на руках
жилы и на покрасневшее от боли лицо.
Жили Артамоновы ни с кем не знакомясь, хозяйство их вела
толстая старуха, вся в чёрном, она повязывала голову чёрным платком так, что, концы его торчали рогами, говорила каким-то мятым языком, мало и непонятно, точно не русская; от неё ничего нельзя было узнать об Артамоновых.
Артамонов старший
жил в полусне, медленно погружаясь в сон, всё более глубокий. Ночь и большую часть дня он лежал в постели, остальное время сидел в кресле против окна; за окном голубая пустота, иногда её замазывали облака; в зеркале отражался
толстый старик с надутым лицом, заплывшими глазами, клочковатой, серой бородою. Артамонов смотрел на своё лицо и думал...
Ходила, держа голову неподвижно, и хотя на носу её красовались очки с
толстыми стёклами, она
жила наощупь, тыкая в пол палкой, простирая правую руку вперёд.
До меня даже такие слухи доходят, будто бы Грацианов ночей из-за меня не спит. Говорят, будто он так выражается: «Кабы у меня в стану все такие „граждане“
жили, как Колупаев да Разуваев, — я был бы поперек себя
толще, а то вот принесла нелегкая эту „заразу“…» И при последних словах будто бы заводит глаза в сторону Монрепо…