Неточные совпадения
В
то время существовало
мнение, что градоначальник есть хозяин города, обыватели
же суть как бы его гости. Разница между"хозяином"в общепринятом значении этого слова и"хозяином города"полагалась лишь в
том, что последний имел право сечь своих гостей, что относительно хозяина обыкновенного приличиями не допускалось. Грустилов вспомнил об этом праве и задумался еще слаще.
Выслушав показание Байбакова, помощник градоначальника сообразил, что ежели однажды допущено, чтобы в Глупове был городничий, имеющий вместо головы простую укладку,
то, стало быть, это так и следует. Поэтому он решился выжидать, но в
то же время послал к Винтергальтеру понудительную телеграмму [Изумительно!! — Прим. издателя.] и, заперев градоначальниково тело на ключ, устремил всю свою деятельность на успокоение общественного
мнения.
— Мне кажется, — неторопливо и вяло отвечал Алексей Александрович, — что это одно и
то же. По моему
мнению, действовать на другой народ может только
тот, который имеет высшее развитие, который…
— Если ты хочешь знать мое
мнение, — сказал Степан Аркадьич с
тою же смягчающею, миндально-нежною улыбкой, с которой он говорил с Анной.
Когда
же встали из-за стола и дамы вышли, Песцов, не следуя за ними, обратился к Алексею Александровичу и принялся высказывать главную причину неравенства. Неравенство супругов, по его
мнению, состояло в
том, что неверность жены и неверность мужа казнятся неравно и законом и общественным
мнением.
Меры эти, доведенные до крайности, вдруг оказались так глупы, что в одно и
то же время и государственные люди, и общественное
мнение, и умные дамы, и газеты, — всё обрушилось на эти меры, выражая свое негодование и против самих мер и против их признанного отца, Алексея Александровича.
Что
же касалось до предложения, сделанного Левиным, — принять участие, как пайщику, вместе с работниками во всем хозяйственном предприятии, —
то приказчик на это выразил только большое уныние и никакого определенного
мнения, а тотчас заговорил о необходимости на завтра свезти остальные снопы ржи и послать двоить, так что Левин почувствовал, что теперь не до этого.
При этом Метров рассказал председателю
то же, что он рассказывал Левину, а Левин сделал
те же замечания, которые он уже делал нынче утром, но для разнообразия высказал и свое новое
мнение, которое тут
же пришло ему в голову.
Ему хотелось еще сказать, что если общественное
мнение есть непогрешимый судья,
то почему революция, коммуна не так
же законны, как и движение в пользу Славян? Но всё это были мысли, которые ничего не могли решить. Одно несомненно можно было видеть — это
то, что в настоящую минуту спор раздражал Сергея Ивановича, и потому спорить было дурно; и Левин замолчал и обратил внимание гостей на
то, что тучки собрались и что от дождя лучше итти домой.
— Прошу вас, — продолжал я
тем же тоном, — прошу вас сейчас
же отказаться от ваших слов; вы очень хорошо знаете, что это выдумка. Я не думаю, чтоб равнодушие женщины к вашим блестящим достоинствам заслуживало такое ужасное мщение. Подумайте хорошенько: поддерживая ваше
мнение, вы теряете право на имя благородного человека и рискуете жизнью.
Раз приезжает сам старый князь звать нас на свадьбу: он отдавал старшую дочь замуж, а мы были с ним кунаки: так нельзя
же, знаете, отказаться, хоть он и татарин. Отправились. В ауле множество собак встретило нас громким лаем. Женщины, увидя нас, прятались;
те, которых мы могли рассмотреть в лицо, были далеко не красавицы. «Я имел гораздо лучшее
мнение о черкешенках», — сказал мне Григорий Александрович. «Погодите!» — отвечал я, усмехаясь. У меня было свое на уме.
Порфирий Петрович, как только услышал, что гость имеет до него «дельце», тотчас
же попросил его сесть на диван, сам уселся на другом конце и уставился в гостя, в немедленном ожидании изложения дела, с
тем усиленным и уж слишком серьезным вниманием, которое даже тяготит и смущает с первого раза, особенно по незнакомству, и особенно если
то, что вы излагаете, по собственному вашему
мнению, далеко не в пропорции с таким необыкновенно важным, оказываемым вам вниманием.
— Да ведь я ничьим
мнением особенно не интересуюсь, — сухо и как бы даже с оттенком высокомерия ответил Свидригайлов, — а потому отчего
же и не побывать пошляком, когда это платье в нашем климате так удобно носить и… и особенно, если к
тому и натуральную склонность имеешь, — прибавил он, опять засмеявшись.
А Заметов, оставшись один, сидел еще долго на
том же месте, в раздумье. Раскольников невзначай перевернул все его мысли, насчет известного пункта, и окончательно установил его
мнение.
Он пришел мало-помалу к многообразным и любопытным заключениям, и, по его
мнению, главнейшая причина заключается не столько в материальной невозможности скрыть преступление, как в самом преступнике; сам
же преступник, и почти всякий, в момент преступления подвергается какому-то упадку воли и рассудка, сменяемых, напротив
того, детским феноменальным легкомыслием, и именно в
тот момент, когда наиболее необходимы рассудок и осторожность.
Николай Петрович попал в мировые посредники и трудится изо всех сил; он беспрестанно разъезжает по своему участку; произносит длинные речи (он придерживается
того мнения, что мужичков надо «вразумлять»,
то есть частым повторением одних и
тех же слов доводить их до истомы) и все-таки, говоря правду, не удовлетворяет вполне ни дворян образованных, говорящих
то с шиком,
то с меланхолией о манципации (произнося ан в нос), ни необразованных дворян, бесцеремонно бранящих «евту мунципацию».
— Сообразите
же, насколько трудно при таких условиях создавать общественное
мнение и руководить им. А тут еще являются люди, которые уверенно говорят: «Чем хуже —
тем лучше». И, наконец, — марксисты, эти квазиреволюционеры без любви к народу.
Но, когда он пробовал привести в порядок все, что слышал и читал, создать круг
мнений, который служил бы ему щитом против насилия умников и в
то же время с достаточной яркостью подчеркивал бы его личность, — это ему не удавалось.
— Я не послал письма. Она решила не посылать. Она мотивировала так: если пошлю письмо,
то, конечно, сделаю благородный поступок, достаточный, чтоб смыть всю грязь и даже гораздо больше, но вынесу ли его сам? Ее
мнение было
то, что и никто бы не вынес, потому что будущность тогда погибла и уже воскресение к новой жизни невозможно. И к
тому же, добро бы пострадал Степанов; но ведь он
же был оправдан обществом офицеров и без
того. Одним словом — парадокс; но она удержала меня, и я ей отдался вполне.
К
тому же сознание, что у меня, во мне, как бы я ни казался смешон и унижен, лежит
то сокровище силы, которое заставит их всех когда-нибудь изменить обо мне
мнение, это сознание — уже с самых почти детских униженных лет моих — составляло тогда единственный источник жизни моей, мой свет и мое достоинство, мое оружие и мое утешение, иначе я бы, может быть, убил себя еще ребенком.
Иной из книг выбрал одни лишь цветочки, да и
то по своему
мнению; сам
же суетлив, и в нем предрешения нет.
О таких, как Дергачев, я вырвал у него раз заметку, «что они ниже всякой критики», но в
то же время он странно прибавил, что «оставляет за собою право не придавать своему
мнению никакого значения».
Затем одинаковое трудолюбие и способности к ремеслам, любовь к земледелию, к торговле, одинаковые вкусы, один и
тот же род пищи, одежда — словом, во всем найдете подобие, в иных случаях до
того, что удивляешься, как можно допустить
мнение о разноплеменности этих народов!
Высокое
же мнение, которое они приписывали своему делу, а вследствие
того и себе, естественно вытекало из
того значения, которое придавало им правительство, и
той жестокости наказаний, которым оно подвергало их.
Сковородников, сидевший против Вольфа и всё время собиравший толстыми пальцами бороду и усы в рот, тотчас
же, как только Бе перестал говорить, перестал жевать свою бороду и громким, скрипучим голосом сказал, что, несмотря на
то, что председатель акционерного общества большой мерзавец, он бы стоял за кассирование приговора, если бы были законные основания, но так как таковых нет, он присоединяется к
мнению Ивана Семеновича (Бе), сказал он, радуясь
той шпильке, которую он этим подпустил Вольфу.
— Как
же, спросите, по его
мнению, надо поступать с
теми, которые не соблюдают закон? — сказал англичанин.
Эти так называемые испорченные, преступные, ненормальные типы были, по
мнению Нехлюдова, не что иное, как такие
же люди, как и
те, перед которыми общество виновато более, чем они перед обществом, но перед которыми общество виновато не непосредственно перед ними самими теперь, а в прежнее время виновато прежде еще перед их родителями и предками.
Речь товарища прокурора, по его
мнению, должна была иметь общественное значение, подобно
тем знаменитым речам, которые говорили сделавшиеся знаменитыми адвокаты. Правда, что в числе зрителей сидели только три женщины: швея, кухарка и сестра Симона и один кучер, но это ничего не значило. И
те знаменитости так
же начинали. Правило
же товарища прокурора было в
том, чтобы быть всегда на высоте своего положения, т. е. проникать вглубь психологического значения преступления и обнажать язвы общества.
— А отказал,
то, стало быть, не было основательных поводов кассации, — сказал Игнатий Никифорович, очевидно совершенно разделяя известное
мнение о
том, что истина есть продукт судоговорения. — Сенат не может входить в рассмотрение дела по существу. Если
же действительно есть ошибка суда,
то тогда надо просить на Высочайшее имя.
В случае оставления жалобы без последствий, к чему, по
мнению адвоката, надо быть готовым, так как кассационные поводы очень слабы, партия каторжных, в числе которых была Маслова, могла отправиться в первых числах июня, и потому, для
того, чтобы приготовиться к поездке за Масловой в Сибирь, что было твердо решено Нехлюдовым, надо было теперь
же съездить по деревням, чтобы устроить там свои дела.
Холостые люди, по его
мнению, были
те же фагоциты, назначение которых состояло в помощи слабым, больным частям организма.
Третий
же вопрос о Масловой вызвал ожесточенный спор. Старшина настаивал на
том, что она виновна и в отравлении и в грабеже, купец не соглашался и с ним вместе полковник, приказчик и артельщик, — остальные как будто колебались, но
мнение старшины начинало преобладать, в особенности потому, что все присяжные устали и охотнее примыкали к
тому мнению, которое обещало скорее соединить, а потому и освободить всех.
Когда
же и эта истина, по его
мнению, была тоже воспринята присяжными, он разъяснил им
то, что если воровство и убийство совершены вместе,
то тогда состав преступления составляют воровство и убийство.
Когда прокурор передавал о ней
мнение Ракитина, в лице его выразилась презрительная и злобная улыбка, и он довольно слышно проговорил: «Бернары!» Когда
же Ипполит Кириллович сообщал о
том, как он допрашивал и мучил его в Мокром, Митя поднял голову и прислушивался со страшным любопытством.
Что
же до
того, налево или направо должен был смотреть подсудимый, входя в залу,
то, «по его скромному
мнению», подсудимый именно должен был, входя в залу, смотреть прямо пред собой, как и смотрел в самом деле, ибо прямо пред ним сидели председатель и члены суда, от которых зависит теперь вся его участь, «так что, смотря прямо пред собой, он именно
тем самым и доказал совершенно нормальное состояние своего ума в данную минуту», — с некоторым жаром заключил молодой врач свое «скромное» показание.
«Насчет
же мнения ученого собрата моего, — иронически присовокупил московский доктор, заканчивая свою речь, — что подсудимый, входя в залу, должен был смотреть на дам, а не прямо пред собою, скажу лишь
то, что, кроме игривости подобного заключения, оно, сверх
того, и радикально ошибочно; ибо хотя я вполне соглашаюсь, что подсудимый, входя в залу суда, в которой решается его участь, не должен был так неподвижно смотреть пред собой и что это действительно могло бы считаться признаком его ненормального душевного состояния в данную минуту, но в
то же время я утверждаю, что он должен был смотреть не налево на дам, а, напротив, именно направо, ища глазами своего защитника, в помощи которого вся его надежда и от защиты которого зависит теперь вся его участь».
Кроткий отец иеромонах Иосиф, библиотекарь, любимец покойного, стал было возражать некоторым из злословников, что «не везде ведь это и так» и что не догмат
же какой в православии сия необходимость нетления телес праведников, а лишь
мнение, и что в самых даже православных странах, на Афоне например, духом тлетворным не столь смущаются, и не нетление телесное считается там главным признаком прославления спасенных, а цвет костей их, когда телеса их полежат уже многие годы в земле и даже истлеют в ней, «и если обрящутся кости желты, как воск,
то вот и главнейший знак, что прославил Господь усопшего праведного; если
же не желты, а черны обрящутся,
то значит не удостоил такого Господь славы, — вот как на Афоне, месте великом, где издревле нерушимо и в светлейшей чистоте сохраняется православие», — заключил отец Иосиф.
«И почему бы сие могло случиться, — говорили некоторые из иноков, сначала как бы и сожалея, — тело имел невеликое, сухое, к костям приросшее, откуда бы тут духу быть?» — «Значит, нарочно хотел Бог указать», — поспешно прибавляли другие, и
мнение их принималось бесспорно и тотчас
же, ибо опять-таки указывали, что если б и быть духу естественно, как от всякого усопшего грешного,
то все
же изошел бы позднее, не с такою столь явною поспешностью, по крайности чрез сутки бы, а «этот естество предупредил», стало быть, тут никто как Бог и нарочитый перст его.
То, что «миленький» все-таки едет, это, конечно, не возбуждает вопроса: ведь он повсюду провожает жену с
той поры, как она раз его попросила: «отдавай мне больше времени», с
той поры никогда не забыл этого, стало быть, ничего, что он едет, это значит все только одно и
то же, что он добрый и что его надобно любить, все так, но ведь Кирсанов не знает этой причины, почему ж он не поддержал
мнения Веры Павловны?
Она сейчас
же увидела бы это, как только прошла бы первая горячка благодарности; следовательно, рассчитывал Лопухов, в окончательном результате я ничего не проигрываю оттого, что посылаю к ней Рахметова, который будет ругать меня, ведь она и сама скоро дошла бы до такого
же мнения; напротив, я выигрываю в ее уважении: ведь она скоро сообразит, что я предвидел содержание разговора Рахметова с нею и устроил этот разговор и зачем устроил; вот она и подумает: «какой он благородный человек, знал, что в
те первые дни волнения признательность моя к нему подавляла бы меня своею экзальтированностью, и позаботился, чтобы в уме моем как можно поскорее явились мысли, которыми облегчилось бы это бремя; ведь хотя я и сердилась на Рахметова, что он бранит его, а ведь я тогда
же поняла, что, в сущности, Рахметов говорит правду; сама я додумалась бы до этого через неделю, но тогда это было бы для меня уж не важно, я и без
того была бы спокойна; а через
то, что эти мысли были высказаны мне в первый
же день, я избавилась от душевной тягости, которая иначе длилась бы целую неделю.
— Ах! — вскрикнула Вера Павловна: — я не
то сказала, зачем? — Да, вы сказали только, что согласны слушать меня. Но уже все равно. Надобно
же было когда-нибудь сжечь. — Говоря эти слова, Рахметов сел. — И притом осталась копия с записки. Теперь, Вера Павловна, я вам выражу свое
мнение о деле. Я начну с вас. Вы уезжаете. Почему?
По-видимому, частный смысл ее слов, — надежда сбить плату, — противоречил ее
же мнению о Дмитрии Сергеиче (не о Лопухове, а о Дмитрии Сергеиче), как об алчном пройдохе: с какой стати корыстолюбец будет поступаться в деньгах для нашей бедности? а если Дмитрий Сергеич поступился,
то, по — настоящему, следовало бы ей разочароваться в нем, увидеть в нем человека легкомысленного и, следовательно, вредного.
— Я и не употребляла б их, если бы полагала, что она будет вашею женою. Но я и начала с
тою целью, чтобы объяснить вам, что этого не будет и почему не будет. Дайте
же мне докончить. Тогда вы можете свободно порицать меня за
те выражения, которые тогда останутся неуместны по вашему
мнению, но теперь дайте мне докончить. Я хочу сказать, что ваша любовница, это существо без имени, без воспитания, без поведения, без чувства, — даже она пристыдила вас, даже она поняла все неприличие вашего намерения…
И что
же они подвергнули суду всех голосов при современном состоянии общества? Вопрос о существовании республики. Они хотели ее убить народом, сделать из нее пустое слово, потому что они не любили ее. Кто уважает истину — пойдет ли
тот спрашивать
мнение встречного-поперечного? Что, если б Колумб или Коперник пустили Америку и движение земли на голоса?
Я так долго возмущался против этой несправедливости, что наконец понял ее: он вперед был уверен, что всякий человек способен на все дурное и если не делает,
то или не имеет нужды, или случай не подходит; в нарушении
же форм он видел личную обиду, неуважение к нему или «мещанское воспитание», которое, по его
мнению, отлучало человека от всякого людского общества.
Не надобно забывать и
то нравственное равнодушие,
ту шаткость
мнений, которые остались осадком от перемежающихся революций и реставраций. Люди привыкли считать сегодня
то за героизм и добродетель, за что завтра посылают в каторжную работу; лавровый венок и клеймо палача менялись несколько раз на одной и
той же голове. Когда к этому привыкли, нация шпионов была готова.
Шаховской, заведовавший в семидесятых годах дуйскою каторгой, высказывает
мнение, которое следовало бы теперешним администраторам принять и к сведению и к руководству: «Вознаграждение каторжных за работы дает хотя какую-нибудь собственность арестанту, а всякая собственность прикрепляет его к месту; вознаграждение позволяет арестантам по взаимном соглашении улучшать свою пищу, держать в большей чистоте одежду и помещение, а всякая привычка к удобствам производит
тем большее страдание в лишении их, чем удобств этих более; совершенное
же отсутствие последних и всегда угрюмая, неприветливая обстановка вырабатывает в арестантах такое равнодушие к жизни, а
тем более к наказаниям, что часто, когда число наказываемых доходило до 80 % наличного состава, приходилось отчаиваться в победе розог над
теми пустыми природными потребностями человека, ради выполнения которых он ложится под розги; вознаграждение каторжных, образуя между ними некоторую самостоятельность, устраняет растрату одежды, помогает домообзаводству и значительно уменьшает затраты казны в отношении прикрепления их к земле по выходе на поселение».
Надобно прибавить, что кудахтанье считается признаком, что тетерев не ранен] Прямым доказательством моему
мнению служит
то, что такой
же косач, поднятый охотником нечаянно в лесу в конце весны, летом и даже в начале осени, падает мертвый, как сноп, от вашего выстрела, хотя ружье было заряжено рябчиковой дробью и хотя мера была не слишком близка.
В
ту же осень Эвелина объявила старикам Яскульским свое неизменное решение выйти за слепого «из усадьбы». Старушка мать заплакала, а отец, помолившись перед иконами, объявил, что, по его
мнению, именно такова воля божия относительно данного случая.
Должно быть, австрийцы тоже крепко осердились на дядю Максима. По временам в «Курьерке», исстари любимой газете панов помещиков, упоминалось в реляциях его имя в числе отчаянных гарибальдийских сподвижников, пока однажды из
того же «Курьерка» паны не узнали, что Максим упал вместе с лошадью на поле сражения. Разъяренные австрийцы, давно уже, очевидно, точившие зубы на заядлого волынца (которым, чуть ли не одним, по
мнению его соотечественников, держался еще Гарибальди), изрубили его, как капусту.