Неточные совпадения
Долго еще находился Гриша в этом положении религиозного восторга и импровизировал молитвы. То твердил он несколько раз сряду: «Господи помилуй», но каждый раз с
новой силой и выражением; то говорил он: «Прости мя, господи, научи мя, что
творить… научи мя, что творити, господи!» — с таким выражением, как будто ожидал сейчас же ответа на свои слова; то слышны были одни жалобные рыдания… Он приподнялся на колени, сложил руки на груди и замолк.
В том, что говорили у Гогиных, он не услышал ничего
нового для себя, — обычная разноголосица среди людей, каждый из которых боится порвать свою веревочку, изменить своей «системе фраз». Он привык думать, что хотя эти люди строят мнения на фактах, но для того, чтоб не считаться с фактами. В конце концов жизнь
творят не бунтовщики, а те, кто в эпохи смут накопляют силы для жизни мирной. Придя домой, он записал свои мысли, лег спать, а утром Анфимьевна, в платье цвета ржавого железа, подавая ему кофе, сказала...
Через свободу человек может
творить совершенно
новую жизнь,
новую жизнь общества и мира.
А в прорехе появлялись
новые звезды и опять проплывали, точно по синему пруду… Я вспомнил звездную ночь, когда я просил себе крыльев… Вспомнил также спокойную веру отца… Мой мир в этот вечер все-таки остался на своих устоях, но теперешнее мое звездное небо было уже не то, что в тот вечер. Воображение охватывало его теперь иначе. А воображение и
творит, и подтачивает веру часто гораздо сильнее, чем логика…
Вместе с тем я раскрывал трагедию человеческого творчества, которая заключается в том, что есть несоответствие между творческим замыслом и творческим продуктом; человек
творит не
новую жизнь, не
новое бытие, а культурные продукты.
Но Бог
творит уже вместе с человечеством, богочеловеческим путем творится
новый мир.
— Чего вам смотреть на старика-то, — говорил Пятов своим
новым приятелям, — он в город закатится — там
твори чего хочешь, а вы здесь киснете на прииске, как старые девки… Я вам такую про него штуку скажу, что только ахнете: любовницу себе завел… Вот сейчас провалиться — правда!.. Мне Варька шабалинская сама сказывала. Я ведь к ней постоянно хожу, когда Вукола дома нет…
Вершинин(подумав). Как вам сказать? Мне кажется, все на земле должно измениться мало-помалу и уже меняется на наших глазах. Через двести — триста, наконец тысячу лет, — дело не в сроке, — настанет
новая, счастливая жизнь. Участвовать в этой жизни мы не будем, конечно, но мы для нее живем теперь, работаем, ну, страдаем, мы
творим ее — и в этом одном цель нашего бытия и, если хотите, наше счастье.
Известно всем и каждому, что человек не
творит ничего
нового, а только переработывает существующее, значит, история приписывает человеку невозможное, как скоро намеренно уклоняется от своей прямой задачи: рассмотреть деятельность исторического лица как результат взаимного отношения между ним и тем живым материалом (если можно так выразиться о народе), который подвергался его влиянию.
Но покамест еще не настало оно, это грозное время — он ничего не желает, потому что он выше желаний, потому что с ним всё, потому что он пресыщен, потому что он сам художник своей жизни и
творит ее себе каждый час по
новому произволу.
Варвара еще больше пополнела и побелела, и по-прежнему
творит добрые дела, и Аксинья не мешает ей. Варенья теперь так много, что его не успевают съедать до
новых ягод; оно засахаривается, и Варвара чуть не плачет, не зная, что с ним делать.
— Но живы и бессмертны богостроители; ныне они снова тайно и усердно
творят бога
нового, того именно, о котором ты мыслишь, — бога красоты и разума, справедливости и любви!
Вызываю в памяти моей образ бога моего, ставлю пред его лицом тёмные ряды робких, растерянных людей — эти бога
творят? Вспоминаю мелкую злобу их, трусливую жадность, тела, согбенные унижением и трудом, тусклые от печалей глаза, духовное косноязычие и немоту мысли и всяческие суеверия их — эти насекомые могут бога
нового создать?
Они готовы думать, что литература заправляет историей, что она [изменяет государства, волнует или укрощает народ,] переделывает даже нравы и характер народный; особенно поэзия, — о, поэзия, по их мнению, вносит в жизнь
новые элементы,
творит все из ничего.
Несколько следующих дней прошло без писем. Точно по уговору, письма прекратились сразу, и наступившее безмолвие было необычно и жутко. Во внезапности безмолвия не чувствовалось конца, что-то еще продолжалось там, в тишине — как будто в
новую фазу вступила мысль и таинственно
творила что-то. И быстро шли дни, как взмахи огромных крыльев: вверх взмахнет — день, вниз повеет — ночь.
Не спалось ему на
новом месте. Еще не разгорелась заря, как он уж поднялся с жаркой перины и,
растворив оконце душной светелки, жадно впивал свежий утренний воздух.
В ней отводится соответствующее место творчески-катастрофическим моментам бытия, каковыми являются в жизни отдельного лица его рождение и смерть, а в жизни мира — его сотворение и конец, или
новое творение («се
творю все
новое».
— Конечно, у Бога милостей много, — сказал Патап Максимыч, — и во власти его чудеса
творить. Но мы по-человечески рассуждаем. Наперед надо все обдумать и к
новой жизни приготовиться.
Новых пассажиров всего только двое было: тучный купчина с масленым смуглым лицом, в суконном тоже замасленном сюртуке и с подобным горе животом. Вошел он на палубу, сел на скамейку и ни с места. Сначала молчал, потом вполголоса стал молитву
творить. Икота одолевала купчину.
«
Новой гордости научило меня мое «я», ей учу я людей: больше не прятать головы в песок небесных вещей, но свободно нести ее, эту земную голову, которая
творит для земли смысл».
«
Новой гордости научило меня мое «Я», — говорит Заратустра, — ей учу я людей: больше не прятать головы в песок небесных вещей, но свободно нести ее, земную голову, которая
творит для земли смысл!» Ницше понимал, что неисчерпаемо глубокая ценность жизни и религиозный ее смысл не исчезают непременно вместе со «смертью бога».
Ванскок со своею теорией «свежих ран» открывала Горданову целую
новую, еще не эксплуатированную область, по которой скачи и несись куда знаешь,
твори, что выдумаешь, говори, что хочешь, и у тебя везде со всех сторон будет тучный злак для коня и дорога скатертью, а вдали на черте горизонта тридцать девять разбойников, всегда готовые в помощь сороковому.
Те, которые перед революцией
творили неправду, а не
новую, лучшую жизнь, совсем не могут претендовать быть носителями правды перед лицом неправды, творимой революцией, ибо они виновники неправды революции.
В ваших книгах я бросался в бездонные пропасти,
творил чудеса, убивал, сжигал города, проповедовал
новые религии, завоевывал целые царства….
Свобода есть сознанная необходимость, но это сознание необходимости может
творить чудеса, совершенно перерождать жизнь и создавать
новое, небывшее.
Кругом мельницы наступила тишь. Но мельник, обезумленный всем, что видел и слышал, ни жив ни мертв стоял все еще на одном месте, посреди избы, и
творил молитвы. В таком положении застали его
новые гости. Это были двое вооруженных молодцов; они несли торжественно на руках маленького лесовика и посадили его на лавку. Между ними начался такой смех, что они вынуждены были подпереть себе бока.
Теургия не культуру
творит, а
новое бытие, теургия — сверхкультурна.
(Примеч. автора.)] не видно ни торговца с предложениями
новых промышленных видов, ни художника, вытребованного нежданно-негаданно к получению награды за великий труд, который он
творил для потомства, а продавал, наконец, за кусок хлеба.
Закон начинает борьбу со злом и грехом, искупление завершает эту борьбу, в творчестве же свободном и дерзновенном призван человек
творить мир
новый и небывалый, продолжать творенье Божье.
Императив
творить красоту во всем и везде, в каждом акте жизни, начинает
новую мировую эпоху, эпоху Духа, эпоху любви и свободы.
Вечный дух человека
творит себе все
новую и
новую плоть, пока не облечется в плоть нетленную.].
Новый мир
растворит всякое качество в количестве.
Хаотическая перестановка и круговращение мертвой материи никуда не движется и никакой
новой жизни не
творит.
Собрался Досифей в путь-дорогу. Евпраксия Михайловна денег давала — не взял;
новую свиту, сапоги — ничего не берет; взял только ладану горсточку да пяток восковых свеч. Ночью, перед отходом старца, сел Гриша у ног его и просил поучить его словом. В шесть недель, проведенных Досифеем в келье, не удалось Грише изобрать часочка для беседы. То на правиле старец стоит, то «умную молитву»
творит, то в безмолвии обретается.
Я понял, что его религиозная мораль попала в столкновение с своего рода «политикою». Он Тертуллиана «О зрелищах» читал и вывел, что «во славу Христову» нельзя ни в театры ходить, ни танцевать, ни в карты играть, ни многого иного
творить, без чего современные нам, наружные христиане уже обходиться не умеют. Он был своего рода новатор и, видя этот обветшавший мир, стыдился его и чаял
нового, полного духа и истины.