Неточные совпадения
— Тебе не свежо ли? Ты бледна. Постой, нагнись! — сказала сестра Кити, Львова, и, округлив свои полные
прекрасные руки,
с улыбкою поправила ей
цветы на голове.
Еще Анна не успела напиться кофе, как доложили про графиню Лидию Ивановну. Графиня Лидия Ивановна была высокая полная женщина
с нездорово-желтым
цветом лица и
прекрасными задумчивыми черными глазами. Анна любила ее, но нынче она как будто в первый раз увидела ее со всеми ее недостатками.
У ней был
прекрасный нос и грациозный рот,
с хорошеньким подбородком. Особенно профиль был правилен, линия его строга и красива. Волосы рыжеватые, немного потемнее на затылке, но чем шли выше, тем светлее, и верхняя половина косы, лежавшая на маковке, была золотисто-красноватого
цвета: от этого у ней на голове, на лбу, отчасти и на бровях, тоже немного рыжеватых, как будто постоянно горел луч солнца.
Здесь совсем другое: простор, чистота,
прекрасная архитектура домов, совсем закрытых шпалерою из мелкой, стелющейся, как плющ, зелени
с голубыми
цветами; две церкви, протестантская и католическая, обнесенные большими дворами, густо засаженными фиговыми, мускатными и другими деревьями и множеством
цветов.
«Ух, уф, ах, ох!» — раздавалось по мере того, как каждый из нас вылезал из экипажа. Отель этот был лучше всех, которые мы видели, как и сам Устер лучше всех местечек и городов по нашему пути. В гостиной, куда входишь прямо
с площадки, было все чисто, как у порядочно живущего частного человека:
прекрасная новая мебель, крашеные полы, круглый стол, на нем два большие бронзовые канделябра и ваза
с букетом
цветов.
Действительно, хоть роз теперь и не было, но было множество редких и
прекрасных осенних
цветов везде, где только можно было их насадить. Лелеяла их, видимо, опытная рука. Цветники устроены были в оградах церквей и между могил. Домик, в котором находилась келья старца, деревянный, одноэтажный,
с галереей пред входом, был тоже обсажен
цветами.
Золотистым отливом сияет нива; покрыто
цветами поле, развертываются сотни, тысячи
цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет
цветами; аромат несется
с нивы,
с луга, из кустарника, от наполняющих лес
цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе
с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые
цветами луга, покрытые
цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая,
прекрасная, как утренние облака над вершинами тех гор»
Носик у ней
с пережабинкой, светло-рогового
цвета; голова, шея и зоб сизо-розовые; около темных
прекрасных глаз лежит ободочек, довольно широкий, из не заросшей перышками кожицы светло-малинового
цвета; на обеих сторонах шеи, на палец от глаз, есть продолговатое, очень красивое, кофейное пятно, пересекаемое белыми полосками, или, лучше сказать, три темно-кофейные пятнышка, обведенные белою каемочкой; по крыльям от плеч лежат темные продолговатые пятна, отороченные коричневым ободочком; длинные перья в крыльях светло-кофейные, такого же
цвета и хвост, довольно длинный; два верхние хвостовые пера без каемок, а все нижние оканчиваются белою полосою в палец шириной; по спине видны небольшие, неясные пестринки; хлупь чисто-белая и ножки розовые.
[Что эта обмазка или штукатурка есть не что иное, как помет лысены — убедиться нетрудно, сличив обмазку
с свежим пометом, которого всегда бывает довольно на верху гнезда] на дне лежала настилка из черных перьев и темного пуха, выщипанного матерью из своей хлупи, и, наконец, девять яиц (немножко поменьше куриных)
прекрасного темно-сизого, слегка зеленоватого
цвета с глянцем, испещренных белыми крапинками.
В гнезде находилось шестнадцать яичек, каждое величиною в полтора воробьиного яйца, неопределенного и в то же время
прекрасного зеленоватого
цвета,
с самыми крошечными палевыми крапинками.
— Потому оно, брат, — начал вдруг Рогожин, уложив князя на левую лучшую подушку и протянувшись сам
с правой стороны, не раздеваясь и закинув обе руки за голову, — ноне жарко, и, известно, дух… Окна я отворять боюсь; а есть у матери горшки
с цветами, много
цветов, и
прекрасный от них такой дух; думал перенести, да Пафнутьевна догадается, потому она любопытная.
Бывало, Агафья, вся в черном,
с темным платком на голове,
с похудевшим, как воск прозрачным, но все еще
прекрасным и выразительным лицом, сидит прямо и вяжет чулок; у ног ее, на маленьком креслице, сидит Лиза и тоже трудится над какой-нибудь работой или, важно поднявши светлые глазки, слушает, что рассказывает ей Агафья; а Агафья рассказывает ей не сказки: мерным и ровным голосом рассказывает она житие пречистой девы, житие отшельников, угодников божиих, святых мучениц; говорит она Лизе, как жили святые в пустынях, как спасались, голод терпели и нужду, — и царей не боялись, Христа исповедовали; как им птицы небесные корм носили и звери их слушались; как на тех местах, где кровь их падала,
цветы вырастали.
Тамара
с голыми белыми руками и обнаженной шеей, обвитой ниткой искусственного жемчуга, толстая Катька
с мясистым четырехугольным лицом и низким лбом — она тоже декольтирована, но кожа у нее красная и в пупырышках; новенькая Нина, курносая и неуклюжая, в платье
цвета зеленого попугая; другая Манька — Манька Большая или Манька Крокодил, как ее называют, и — последней — Сонька Руль, еврейка,
с некрасивым темным лицом и чрезвычайно большим носом, за который она и получила свою кличку, но
с такими
прекрасными большими глазами, одновременно кроткими и печальными, горящими и влажными, какие среди женщин всего земного шара бывают только у евреек.
— Вышивали мы гладью, золотом, напрестольники, воздухи, архиерейские облачения… травками,
цветами, крестиками. Зимой сидишь, бывало, у окна, — окошки маленькие,
с решетками, — свету немного, маслицем пахнет, ладаном, кипарисом, разговаривать нельзя было: матушка была строгая. Кто-нибудь от скуки затянет великопостный ирмос… «Вонми небо и возглаголю и воспою…» Хорошо пели, прекрасно, и такая тихая жизнь, и запах такой
прекрасный, снежок за окном, ну вот точно во сне…
Небольшой круглый стол был убран роскошно: посредине стояло
прекрасное дерево
с цветами и плодами; граненый хрусталь, серебро и золото ослепили мои глаза.
Ефрем
с Федором сейчас ее собрали и поставили, а Параша повесила очень красивый, не знаю, из какой материи, кажется, кисейный занавес; знаю только, что на нем были такие
прекрасные букеты
цветов, что я много лет спустя находил большое удовольствие их рассматривать; на окошки повесили такие же гардины — и комната вдруг получила совсем другой вид, так что у меня на сердце стало веселее.
Но сегодня и его вывела из обычного благодушного спокойствия одна красивая, полная,
с виду очень добрая дама, владелица
прекрасной дачи, окруженной садом
с цветами.
О, да, я помнил ее!.. Когда она, вся покрытая
цветами, молодая и
прекрасная, лежала
с печатью смерти на бледном лице, я, как зверек, забился в угол и смотрел на нее горящими глазами, перед которыми впервые открылся весь ужас загадки о жизни и смерти. А потом, когда ее унесли в толпе незнакомых людей, не мои ли рыдания звучали сдавленным стоном в сумраке первой ночи моего сиротства?
Он был среднего роста, но худ и бледен, — не от природы, как Петр Иваныч, а от беспрерывных душевных волнений; волосы не росли, как у того, густым лесом по голове и по щекам, но спускались по вискам и по затылку длинными, слабыми, но чрезвычайно мягкими, шелковистыми прядями светлого
цвета,
с прекрасным отливом.
Изменилась, в свою очередь, и Муза Николаевна, но только в противную сторону, так что, несмотря на щеголеватое домашнее платье, она казалась по крайней мере лет на пять старше Сусанны Николаевны, и главным образом у нее подурнел
цвет лица, который сделался как бы у англичанки, пьющей портер: красный и
с небольшими угрями; веки у Музы Николаевны были тоже такие, словно бы она недавно плакала, и одни только ее
прекрасные рыжовские глаза говорили, что это была все та же музыкантша-поэтесса.
Дело в том, что на потолке этой уборной была довольно искусно нарисована Венера, рассыпающая
цветы, которые как бы должны были упасть
с потолка на поправляющих свой туалет дам и тем их еще более украсить, — мысль сама по себе
прекрасная, но на беду в уборной повесили для освещения люстру, крючок которой пришелся на средине живота Венеры, вследствие чего сказанное стихотворение гласило: «Губернский предводитель глуп, ввинтил Венере люстру в пуп».
Из левой стороны сердца, прячась и кидаясь внезапно, извивалась отвратительная змея, жаля протянутые вверх руки, полные
цветов;
с правой стороны высовывалась
прекрасная голая рука женщины, сыплющая золотые монеты в шляпу старика-нищего.
Когда она вышла к нему в белом тарлатановом платье,
с веткой небольших синих
цветов в слегка приподнятых волосах, он так и ахнул: до того она ему показалась
прекрасною и величественною, уж точно не по летам.
Офелия в
цветах, в причудливом уборе
Из майских роз и влажных нимф речных
На золотых кудрях,
с безумием во взоре,
Внимала звукам темных дум своих.
Ее дыханьем насмерть пораженный,
Припал к устам, как раненый олень,
Прекрасный принц Гамлет, любовью опьяненный,
Когда пред ним отца явилась тень…
Он вскрикнул и воскрес…
— Никак нет-с; Дарья Михайловна рассказывают, что, напротив, светский человек в нем сейчас виден. О Бетховене говорил
с таким красноречием, что даже старый князь почувствовал восторг… Это я, признаюсь, послушал бы: ведь это по моей части. Позвольте вам предложить этот
прекрасный полевой
цветок.
Целует, и губы у нее нежные, молодые,
прекрасные, — даже стыдно. Но стыдиться не надо, так как она его невеста и скоро будет свадьба, она и сейчас в белой фате и
с цветами.
Лиза была высокая, тонкая, длинная. Длинное было в ней всё: и лицо, и нос не вперед, но вдоль по лицу, и пальцы, и ступни.
Цвет лица у ней был очень нежный, белый, желтоватый,
с нежным румянцем, волосы длинные, русые, мягкие и вьющиеся, и
прекрасные, ясные, кроткие, доверчивые глаза. Эти глаза особенно поразили Евгения. И когда он думал о Лизе, он видел всегда перед собой эти ясные, кроткие, доверчивые глаза.
Всегда он
с думою унылой
В ее блистающих очах
Встречает образ вечно милый.
В ее приветливых речах
Знакомые он слышит звуки…
И к призраку стремятся руки;
Он вспомнил всё — ее зовет…
Но вдруг очнулся. Ах! несчастный,
В какой он бездне здесь ужасной;
Уж жизнь его не расцветет.
Он гаснет, гаснет, увядает,
Как
цвет прекрасный на заре;
Как пламень юный, потухает
На освященном алтаре!!!
Но самыми яркими и соблазнительными
цветами украшено сказание о затонувшей у Балаклавы английской эскадре. Темной зимней ночью несколько английских судов направлялись к Балаклавской бухте, ища спасения от бури. Между ними был
прекрасный трехмачтовый фрегат «Black Prince», везший деньги для уплаты жалованья союзным войскам. Шестьдесят миллионов рублей звонким английским золотом! Старикам даже и цифра известна
с точностью.
Это было его последнее слово. Агония продолжалась до двух
с половиною часов пополудни. Тотчас после смерти
с него был снят
прекрасный портрет масляными красками, который и был передан г-же К… 29-го его похоронили на протестантском кладбище; в могилу его, прежде чем засыпать ее землею, мы набросали красных и белых
цветов, перемешанных
с зеленью, — то были национальные
цвета Италии».
— Встань, возлюбленная моя.
Прекрасная моя, выйди. Близится утро, раскрываются
цветы, виноград льет свое благоухание, время пения настало, голос горлицы доносится
с гор.
Влево от левых ворот в той же ограде находилась
прекрасная сельская церковь, куда по воскресеньям приходили крестьяне
с женами и дочерьми в пестрых платках, со множеством живых
цветов на голове.
— Je vous remercie, madame, je vous remercie [Благодарю вас, сударыня, благодарю (франц.).], — сказал граф, вставая. Эльчанинов обернулся. Это была Клеопатра Николаевна в дорогом кружевном платье, присланном к ней по последней почте из Петербурга, и, наконец, в
цветах и в брильянтах. В этом наряде она была очень представительна и произвела на героя моего самое выгодное впечатление.
С некоторого времени все почти женщины стали казаться ему лучше и
прекраснее его Анны Павловны.
Долго еще Варвара Александровна говорила в том же тоне. Она на этот раз была очень откровенна. Она рассказала историю одной молодой девушки,
с прекрасным, пылким сердцем и
с умом образованным, которую родители выдали замуж по расчету, за человека богатого, но отжившего, желчного, в котором только и были две страсти: честолюбие и корысть, — и эта бедная девушка, как южный
цветок, пересаженный из-под родного неба на бедный свет оранжереи, сохнет и вянет
с каждым днем.
Наконец, умерла Лиза, в
прекрасный летний вечер, вместе
с закатом солнца, и тут только как бы очнулся Вельчанинов. Когда мертвую убрали, нарядив ее в праздничное белое платьице одной из дочерей Клавдии Петровны, и положили в зале на столе,
с цветами в сложенных ручках, — он подошел к Клавдии Петровне и, сверкая глазами, объявил ей, что он сейчас же привезет и «убийцу». Не слушая советов повременить до завтра, он немедленно отправился в город.
Бальзаминов (не замечая Устрашимова). Какой у вас
прекрасный сад-с, и всяких
цветов очень много-с! Только если бы я был богат-с… (Увидав Устрашимова, остается
с открытым ртом).
Из окон был
прекрасный вид кругом:
Налево, то есть к западу, рядами
Блистали кровли, трубы и потом
Меж ними церковь
с круглыми главами,
И кое-где в тени — отрада днем —
Уютный сад, обсаженный рябиной,
С беседкою,
цветами и малиной,
Как детская игрушка, если вам
Угодно, или как меж знатных дам
Румяная крестьянка — дочь природы,
Испуганная блеском гордой моды.
Пожалуй, можно их назвать серовато-мутными, но это не дает настоящего понятия о
цвете ее крыльев; они были
прекрасного пепельного
цвета с темноватыми и беловатыми по краям полосками, или струями,
с оттенками и переливами такого красивого узора, что можно было на них заглядеться.
У нас нет таких пышных растений, как вы и ваши товарищи,
с такими огромными листьями и
прекрасными цветами, но и у нас растут очень хорошие деревья: сосны, ели и березы.
После столь длительного ненастья как будто установилась хорошая погода. Теплые солнечные лучи оживили природу. На листве деревьев и в траве искрились капли дождевой воды, которую еще не успел стряхнуть ветер; насекомые носились по воздуху, и
прекрасные бабочки
с нежно-фиолетовой окраской реяли над
цветами. Казалось, они совершенно забыли о вчерашнем ненастье, вынудившем их, как и нас, к бездействию в течение семи долгих суток.
«Гармония — вот жизнь; постижение
прекрасного душою и сердцем — вот что лучше всего на свете!» — повторял я его последние слова,
с которыми он вышел из моей комнаты, — и
с этим заснул, и спал, видя себя во сне чуть не Апеллесом или Праксителем, перед которым все девы и юные жены стыдливо снимали покрывала, обнажая красы своего тела; они были обвиты плющом и гирляндами свежих
цветов и держали кто на голове, кто на упругих плечах храмовые амфоры, чтобы под тяжестью их отчетливее обозначалися линии стройного стана — и все это затем, чтобы я, величайший художник, увенчанный миртом и розой, лучше бы мог передать полотну их чаровничью прелесть.
Лежит
прекрасная лилия, вырванная
с корнем, и уж не будет ей жизни, и другие какие-то
цветы зацветут на развороченной почве…
Среди ароматов и
цветов — она,
прекрасная, хищная. И она моя. Буйно-грешный сон любви и красоты, вечной борьбы и торжествующего покорения. Все время мы друг против друга, как насторожившиеся враги. Мне кажется, мы больше друг друга презираем и ненавидим, чем любим. Смешно представить себе, чтоб сесть
с нею рядом, как
с подругою, взять ее руку и легко говорить о том, что в душе. Я смотрю, — и победно-хищно горят глаза...
— А меня, — заметила Ирена, становясь все грустнее и грустнее, — вместо роскошного дома
с мраморными лестницами,
прекрасных садов
с чудными цветниками, обширного тенистого парка ожидает большая ферма
с крышей, покрытой простыми черепицами, загроможденная дворами, где кричат утки, огород, где нет других
цветов, кроме бобов, да и то не турецких!
Двадцативосьмилетняя красавица, высокая ростом, стройная, прекрасно сложенная,
с чудными голубыми глазами
с поволокой,
с прекрасными белокурыми волосами и ослепительно белым
цветом лица, чрезвычайно веселая и живая, не способная, казалось, думать о чем-то серьезном — такова была в то время цесаревна Елизавета Петровна.
Двойная нитка крупного жемчуга покоилась на полуоткрытой шее
цвета лепестков белой чайной розы. Бледный румянец на щеках и какая-то дымка затаенной грусти, не сходившей
с личика девушки, да сосредоточенный взгляд
прекрасных глаз объясняли опасения няньки, что ее питомице недужится.
Таким роскошным, по своей окраске,
с приподнятой гордо головкою,
цветком представлялась ему Дарья Николаевна. Эта сила мужчины, заключенная в
прекрасную оболочку женщины, не встречаемая им доселе, пленила его.