Неточные совпадения
«Нет, этого мы приятелю и понюхать не дадим», — сказал про себя Чичиков и потом объяснил, что такого приятеля никак не найдется, что одни издержки по этому
делу будут стоить более, ибо от
судов нужно отрезать полы собственного кафтана
да уходить подалее; но что если он уже действительно так стиснут, то, будучи подвигнут участием, он готов дать… но что это такая безделица, о которой даже не стоит и говорить.
— Самого-то следствия они не делали, а всем
судом заворотили на экономический двор, к старику, графскому эконому,
да три
дня и три ночи без просыпу — в карты.
В течение ближайших
дней он убедился, что действительно ему не следует жить в этом городе. Было ясно: в адвокатуре местной,
да, кажется, и у некоторых обывателей, подозрительное и враждебное отношение к нему — усилилось. Здоровались с ним так, как будто, снимая шапку, оказывали этим милость, не заслуженную им. Один из помощников, которые приходили к нему играть в винт, ответил на его приглашение сухим отказом. А Гудим, встретив его в коридоре
суда, крякнул и спросил...
Матрена.
Да это и наяву все так же: то пропадет, то явится. Вот давеча пропал, а теперь, гляди, явится. Хоть бы его в
суде за
дело за какое присадили: поменьше бы слонялся, слоны-то продавал.
Но все это ни к чему не повело. Из Михея не выработался делец и крючкотворец, хотя все старания отца и клонились к этому и, конечно, увенчались бы успехом, если б судьба не разрушила замыслов старика. Михей действительно усвоил себе всю теорию отцовских бесед, оставалось только применить ее к
делу, но за смертью отца он не успел поступить в
суд и был увезен в Петербург каким-то благодетелем, который нашел ему место писца в одном департаменте,
да потом и забыл о нем.
Хлопоты ее вначале были очень успешны: адвокат ей встретился участливый и милостивый, и в
суде ей решение вышло скорое и благоприятное, но как дошло
дело до исполнения — тут и пошла закорюка,
да такая, что и ума к ней приложить было невозможно.
—
Да, насчет денег. У него сегодня в окружном
суде решается их
дело, и я жду князя Сережу, с чем-то он придет. Обещался прямо из
суда ко мне. Вся их судьба; тут шестьдесят или восемьдесят тысяч. Конечно, я всегда желал добра и Андрею Петровичу (то есть Версилову), и, кажется, он останется победителем, а князья ни при чем. Закон!
Тронет, и уж тронула. Американцы, или люди Соединенных Штатов, как их называют японцы, за два
дня до нас ушли отсюда, оставив здесь больных матросов
да двух офицеров, а с ними бумагу, в которой уведомляют
суда других наций, что они взяли эти острова под свое покровительство против ига японцев, на которых имеют какую-то претензию, и потому просят других не распоряжаться. Они выстроили и сарай для склада каменного угля, и после этого человек Соединенных Штатов, коммодор Перри, отплыл в Японию.
—
Да, это было бы жестоко, но целесообразно. То же, что теперь делается, и жестоко и не только не целесообразно, но до такой степени глупо, что нельзя понять, как могут душевно здоровые люди участвовать в таком нелепом и жестоком
деле, как уголовный
суд.
— Об этом мы еще поговорим после, Сергей Александрыч, а теперь я должен вас оставить… У меня
дело в
суде, — проговорил Веревкин, вынимая золотые часы. — Через час я должен сказать речь в защиту одного субъекта, который убил троих. Извините, как-нибудь в другой раз…
Да вот что: как-нибудь на
днях загляните в мою конуру, там и покалякаем. Эй, Виктор, вставай, братику!
Во многих случаях, казалось бы, и у нас то же; но в том и
дело, что, кроме установленных
судов, есть у нас, сверх того, еще и церковь, которая никогда не теряет общения с преступником, как с милым и все еще дорогим сыном своим, а сверх того, есть и сохраняется, хотя бы даже только мысленно, и
суд церкви, теперь хотя и не деятельный, но все же живущий для будущего, хотя бы в мечте,
да и преступником самим несомненно, инстинктом души его, признаваемый.
Все знали тоже, что
дело это получило всероссийскую огласку, но все-таки не представляли себе, что оно до такой уже жгучей, до такой раздражительной степени потрясло всех и каждого,
да и не у нас только, а повсеместно, как оказалось это на самом
суде в этот
день.
18… года октября 27
дня ** уездный
суд рассматривал
дело о неправильном владении гвардии поручиком Андреем Гавриловым сыном Дубровским имением, принадлежащим генерал-аншефу Кирилу Петрову сыну Троекурову, состоящим ** губернии в сельце Кистеневке, мужеска пола ** душами,
да земли с лугами и угодьями ** десятин.
Да и «благословенный» Александр умер. Не зная, что будет далее, эти изверги сделали последнее усилие и добрались до виновного; его, разумеется, приговорили к кнуту. Середь торжества следопроизводителей пришел приказ Николая отдать их под
суд и остановить все
дело.
Сереже становится горько. Потребность творить
суд и расправу так широко развилась в обществе, что начинает подтачивать и его существование. Помилуйте! какой же он офицер! и здоровье у него далеко не офицерское,
да и совсем он не так храбр, чтобы лететь навстречу смерти ради стяжания лавров. Нет, надо как-нибудь это
дело поправить! И вот он больше и больше избегает собеседований с мамашей и чаще и чаще совещается с папашей…
— Что ему, псу несытому, делается! ест
да пьет, ест
да пьет! Только что он мне одними взятками стоит… ах, распостылый! Весь земский
суд, по его милости, на свой счет содержу… смерти на него нет! Умер бы — и
дело бы с концом!
— А что, если начальство проведает,
да под
суд его за такие
дела отдаст?
Да, в наши
дни истинное назначение человека именно в том состоит, чтоб творить
суд и расправу.
И я так думал долго,
да и тогда, когда мое
дело, прошед нижние
суды, достигло до высшего.
Никакой книгопечатник
да не потребуется к
суду за то, что издал в свет примечания, цененея, наблюдения о поступках общего собрания, о разных частях правления, о
делах общих или о поведении служащих, поколику оное касается до исполнения их должностей».
Но нередкий в справедливом негодовании своем скажет нам: тот, кто рачит о устройстве твоих чертогов, тот, кто их нагревает, тот, кто огненную пряность полуденных растений сочетает с хладною вязкостию северных туков для услаждения расслабленного твоего желудка и оцепенелого твоего вкуса; тот, кто воспеняет в сосуде твоем сладкий сок африканского винограда; тот, кто умащает окружие твоей колесницы, кормит и напояет коней твоих; тот, кто во имя твое кровавую битву ведет со зверями дубравными и птицами небесными, — все сии тунеядцы, все сии лелеятели, как и многие другие, твоея надменности высятся надо мною: над источившим потоки кровей на ратном поле, над потерявшим нужнейшие члены тела моего, защищая грады твои и чертоги, в них же сокрытая твоя робость завесою величавости мужеством казалася; над провождающим
дни веселий, юности и утех во сбережении малейшия полушки,
да облегчится, елико то возможно, общее бремя налогов; над не рачившим о имении своем, трудяся деннонощно в снискании средств к достижению блаженств общественных; над попирающим родством, приязнь, союз сердца и крови, вещая правду на
суде во имя твое,
да возлюблен будеши.
— Какое, однако ж, позвольте вас спросить, имели вы право, — провизжал опять Ипполит, но уже чрезвычайно разгорячаясь, — выставлять
дело Бурдовского на
суд ваших друзей?
Да мы, может, и не желаем
суда ваших друзей; слишком понятно, что может значить
суд ваших друзей!..
—
Да… это действительно… Как же быть-то, Акинфий Назарыч? Старик грозился повести
дело судом…
— До начальника губернии, — начал он каким-то размышляющим и несколько лукавым тоном, —
дело это, надо полагать, дошло таким манером: семинарист к нам из самых этих мест, где убийство это произошло, определился в
суд; вот он приходит к нам и рассказывает: «Я, говорит, гулял у себя в селе, в поле… ну, знаете, как обыкновенно молодые семинаристы гуляют… и подошел, говорит, я к пастуху попросить огня в трубку, а в это время к тому подходит другой пастух — из деревни уж Вытегры; сельский-то пастух и спрашивает: «Что ты, говорит, сегодня больно поздно вышел со стадом?» — «
Да нельзя, говорит, было: у нас сегодня ночью у хозяина сын жену убил».
—
Да уж где только эта кляуза заведется — пиши пропало. У нас до Голозадова насчет этого тихо было, а поселился он — того и смотри, не под
суд, так в свидетели попадешь! У всякого, сударь, свое
дело есть, у него у одного нет; вот он и рассчитывает:"Я, мол, на гулянках-то так его доеду, что он последнее отдаст, отвяжись только!"
Этого было достаточно на первый раз, а там пусть
дело гуляет по
судам да палатам.
— Вы, братцы, этого греха и на душу не берите, — говорит бывало, — за такие
дела и под
суд попасть можно. А вы мошенника-то откройте,
да и себя не забывайте.
Да и дело-то оно такое-с, что хоша они (то есть скитницы) и не в уезде, а все словно из уезда порядком в город не водворены, так мы, то есть земский суд-с, по этому самому случаю и не лишаем их своего покровительства…
Уж на что сторож в
суде — и тому житье против нашего не в пример лучше; первое
дело, жалованье он получает не меньше,
да еще квартиру в сторожовской имеет, а второе
дело, никто с него ничего не требует…
Пошел я на другой
день к начальнику, изложил ему все
дело; ну, он хошь и Живоглот прозывается (Живоглот и есть), а моему
делу не препятствовал. «С богом, говорит, крапивное семя размножать — это, значит, отечеству украшение делать». Устроил даже подписку на бедность, и накидали нам в ту пору двугривенными рублей около двадцати. «
Да ты, говорит, смотри, на свадьбу весь
суд позови».
Взял я одно
дело из
суда домой,
да дорогой-то с товарищем и завернули, человек слаб, ну, понимаете… с позволенья сказать, хошь бы в погребок… там я его оставил,
да хмельной-то, должно быть, и забыл.
— Ну так воля твоя, — он решит в его пользу. Граф, говорят, в пятнадцати шагах пулю в пулю так и сажает, а для тебя, как нарочно, и промахнется! Положим даже, что
суд божий и попустил бы такую неловкость и несправедливость: ты бы как-нибудь ненарочно и убил его — что ж толку? разве ты этим воротил бы любовь красавицы? Нет, она бы тебя возненавидела,
да притом тебя бы отдали в солдаты… А главное, ты бы на другой же
день стал рвать на себе волосы с отчаяния и тотчас охладел бы к своей возлюбленной…
— Предел будет-с; решись только
дело в вашу пользу, мы ему сейчас в шею дадим,
да еще и самого к
суду притянем, — умно сообразил Савелий Власьев.
У Маклаковых беда: Фёдоров дядя знахарку Тиунову непосильно зашиб. Она ему утин лечила,
да по старости, а может, по пьяному
делу и урони топор на поясницу ему, он, вскочив с порога, учал её за волосья трепать,
да и ударил о порог затылком, голова у неё треснула, и с того она отдала душу богу. По городу о
суде говорят,
да Маклаковы-то богаты, а Тиуниха выпивала сильно; думать надо, что сойдёт, будто в одночасье старуха померла».
— Ну как, — сказал он, стоя у трапа, когда я начал идти по нему, — правда, «Бегущая по волнам» красива, как «Гентская кружевница»? («Гентская кружевница» было
судно, потопленное лет сто назад пиратом Киддом Вторым за его удивительную красоту, которой все восхищались.)
Да, это многие признают. Если бы я рассказал вам его историю, его стоимость; если бы вы увидели его на ходу и побыли на нем один
день, — вы еще не так просили бы меня взять вас в плавание. У вас губа не дура.
—
Да ты, дедушка, послушай, дело-то какое! — живо подхватил парень. — Они, наши, сосновские-то ребята, сказывали, твой зять-то… Григорьем, что ли, звать?.. Слышь, убежал, сказывают, нонче ночью… Убежал и не знать куда!.. Все, говорят, понятые из Комарева искали его — не нашли… А того, слышь, приятеля-то, работника, Захара, так того захватили, сказывают. Нонче, вишь, ночью обокрали это они гуртовщика какого-то, вот что волы-то прогоняют… А в Комареве
суд, говорят, понаехал — сейчас и доследились…
Еще много спорили, но в конце концов остановились на этом, и Джузеппе Чиротта был очень доволен, что отделался так дешево,
да и всех удовлетворило это:
дело не дошло ни до
суда, ни до ножа, а решилось в своем кругу.
Стали мы рассчитывать. Вышло, что ежели поискуснее кассационные поводы подбирать
да, не балуючи противную сторону, сроки наблюдать, то годика на четыре с хвостиком хватит. Но когда мы вспомнили, что в прежних
судах подобное
дело наверное протянулось бы лет девяносто, то должны были согласиться, что успех все-таки большой.
1-й чиновник. Какой случай был! Писарек у нас, так, дрянненький, какую штуку выкинул! Фальшивую копию с решения написал (что ему в голову пришло!) и подписался за всех присутствующих,
да и снес к истцу. А дело-то интересное, денежное. Только он копию-то не отдал, себе на уме, а только показал. Ну, и деньги взял большие. Тот после пришел в
суд, ан дело-то совсем не так.
Василиса Перегриновна. Я про то вам и докладываю, благодетельница: крестник он вам, ну и кончено
дело, он никаких и разговоров не должен слушать. А то мало ли что говорят! Вот говорят, что он беспутный совсем, что дядя его в
суд определил, а он оттуда скрывается; целую неделю пропадал, говорят, где-то версты за четыре на большой дороге, подле кабака, рыбу ловил.
Да что пьянствует не по летам.
Да кому ж какое
дело; значит, он стоит того, когда вы за него просите!
Вот он-то с своей музыкой был причиной всего. Ведь на
суде было представлено
дело так, что всё случилось из ревности. Ничуть не бывало, т. е. не то, что ничуть не бывало, а то,
да не то. На
суде так и решено было, что я обманутый муж, и что я убил, защищая свою поруганную честь (так ведь это называется по-ихнему). И от этого меня оправдали. Я на
суде старался выяснить смысл
дела, но они понимали так, что я хочу реабилитировать честь жены.
—
Да вы не отказались от наследства, а приняли его, — возразил Грохов. «Конечно… — вертелось было у него на языке, — существуют и другие статьи закона по этому предмету…» Но он не высказал этого из боязни Янсутского, зная, какой тот пройдоха, и очень возможно, что, проведав о советах, которые бы Грохов дал противной стороне, он и его, пожалуй, притянет к
суду. — Обратитесь к какому-нибудь другому адвокату, а я умираю, — мне не до
дел! — заключил он и повернулся к стене.
—
Да стану я ее тревожить? — кричал он презрительно про свою полосу. —
Да нехай она как стояла, так и стоит до самого Господнего
суда. Колоса тронуть не позволю, нет моей воли, пусть сам посмотрит, на чем Еремей сидит! Нет моего родительского благословения, три
дня пил и еще три
дня пить буду! — если деньжонок дадите, Александр Иваныч.
Воевода Полуект Степаныч, проводив дьячка Арефу, отправился в
судную избу производить
суд и расправу, но сегодня
дело у него совсем не клеилось. И жарко было в избе, и дух тяжелый. Старик обругал ни за что любимого писчика Терешку и вообще был не в духе. Зачем он в самом-то
деле выпустил Арефу? Нагонит игумен Моисей и поднимет свару,
да еще пожалуется в Тобольск, — от него все станет.
Сусанна.
Да конечно. Я люблю его, а она — нет; я богаче… Коли у нее нет состояния, какое же она имеет право на такого мужа? Наконец, он страдает, я хочу его освободить; это доброе
дело. Все это на
суде должны принять во внимание.
Плавание так было беспорядочно, что иные
суда, по словам самого Петра, тремя
днями отстали,
да и то в силу пришли.
— Эки мошенники! — произнес он, отряхиваясь и продолжая путь. — Ведь вот говорил же я, что вся семья такая… Недаром не жалел я их, разбойников… Ну, слава богу, насилу-то, наконец, отделался!.. Эк, подумаешь, право, заварили
дело какое… с одним
судом неделю целую, почитай, провозились… Ну,
да ладно… Теперь по крайней мере и в помине их не будет!..
Белинской.
Да что, в самом
деле, кто-нибудь из соседей, или исправник, или городничий не подадут на нее просьбу? На это есть у нас
суд. Вашей госпоже плохо может быть.
— Вы не имеете права отказываться, как порядочный человек. Впрочем, эти
дела до
суда у нас не доходят. Устроим полюбовную. А,
да, кажется, еще новый конкурент!
Да ведь это наипочтеннейший Глеб Клементьевич Агашков… Вот это мило!..
— Ладно она их приклеила… — слышался голос Гаврилы Ивановича. — Диво бы еще Кривополов или Дружков, а то и Глеб Клементич туда же…
Да и наш-то хорош тоже, нечего сказать. Хотели
суды судить с тем, с дьяволом, а заместо того цельный
день проклажаются, и полицейские там же прилипли.