Неточные совпадения
И ношу твою облегчила
судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе раба,
Но мать уже вольного
сына!..
Отец его, провинциальный подьячий старого времени, назначал было
сыну в наследство искусство и опытность хождения по чужим делам и свое ловко пройденное поприще служения в присутственном месте; но
судьба распорядилась иначе. Отец, учившийся сам когда-то по-русски на медные деньги, не хотел, чтоб
сын его отставал от времени, и пожелал поучить чему-нибудь, кроме мудреной науки хождения по делам. Он года три посылал его к священнику учиться по-латыни.
«
Сын мой, — виляет патер, — по неисповедимым
судьбам Провидения все восполняется и видимая беда влечет иногда за собою чрезвычайную, хотя и невидимую выгоду.
Судьба, неотступно терзавшая Недопюскина-отца, принялась и за
сына: видно, разлакомилась.
Затем начинается о
судьбе ее интимный совет между матерью и
сыном.
Он молился, роптал на
судьбу, бранил себя, бранил политику, свою систему, бранил все, чем хвастался и кичился, все, что ставил некогда
сыну в образец; твердил, что ни во что не верит, и молился снова; не выносил ни одного мгновенья одиночества и требовал от своих домашних, чтобы они постоянно, днем и ночью, сидели возле его кресел и занимали его рассказами, которые он то и дело прерывал восклицаниями: «Вы все врете — экая чепуха!»
Фигура
сына, поглощая всех людей одной
судьбы с ним, разрасталась в ее глазах, вызывала созерцательное чувство, невольно и незаметно расширяя думы о Павле, отклоняя их во все стороны.
Мать понимала, что этот шум поднят работой ее
сына. Она видела, как люди стягивались вокруг него, — и опасения за
судьбу Павла сливались с гордостью за него.
— Помер муж, я схватилась за
сына, — а он пошел по этим делам. Вот тут плохо мне стало и жалко его… Пропадет, как я буду жить? Сколько страху, тревоги испытала я, сердце разрывалось, когда думала о его
судьбе…
Вдруг витязь вспрянул; вещий финн
Его зовет и обнимает:
«
Судьба свершилась, о мой
сын!
Узнай, Руслан: твой оскорбитель
Волшебник страшный Черномор,
Красавиц давний похититель,
Полнощных обладатель гор.
Еще ничей в его обитель
Не проникал доныне взор;
Но ты, злых козней истребитель,
В нее ты вступишь, и злодей
Погибнет от руки твоей.
Тебе сказать не должен боле:
Судьба твоих грядущих дней,
Мой
сын, в твоей отныне воле».
Живет какой-нибудь судья, прокурор, правитель и знает, что по его приговору или решению сидят сейчас сотни, тысячи оторванных от семей несчастных в одиночных тюрьмах, на каторгах, сходя с ума и убивая себя стеклом, голодом, знает, что у этих тысяч людей есть еще тысячи матерей, жен, детей, страдающих разлукой, лишенных свиданья, опозоренных, тщетно вымаливающих прощенья или хоть облегченья
судьбы отцов,
сыновей, мужей, братьев, и судья и правитель этот так загрубел в своем лицемерии, что он сам и ему подобные и их жены и домочадцы вполне уверены, что он при этом может быть очень добрый и чувствительный человек.
Вслед за этим провозглашением были основаны Гаррисоном общество непротивления и журнал, называвшийся «Непротивляющимся» («Non-resistant»), в котором проповедовалось учение непротивления во всем его значении и со всеми его последствиями, как оно было выражено в провозглашении. Сведения о дальнейшей
судьбе общества и журнала непротивления получены мною из прекрасной биографии В. Л. Гаррисона, составленной его
сыновьями.
Может быть, оно и в самом деле было бы так, если б его взяли в отставку, продержали с год в деревне, нашли хорошенькую невесту и женили; но старики беспечно обнадеялись настоящим положением
сына: через полгода отправили его опять на службу в тот же Верхний земский суд, опять на житье в ту же Уфу — и
судьба его решилась навсегда.
Судьба Зотушки, любимого
сына Татьяны Власьевны, повторяла собой
судьбу многих других любимых детей — он погиб именно потому, что мать не могла выдержать с ним характера и часто строжила без пути, а еще чаще миловала.
Тетка Анна и
сын ее Ванюша принимали также немалое участие в
судьбе, ожидавшей Гришку.
Что, Ксения? что, милая моя?
В невестах уж печальная вдовица!
Все плачешь ты о мертвом женихе.
Дитя мое!
судьба мне не судила
Виновником быть вашего блаженства.
Я, может быть, прогневал небеса,
Я счастие твое не мог устроить.
Безвинная, зачем же ты страдаешь? —
А ты, мой
сын, чем занят? Это что?
Не мучь меня, прелестная Марина,
Не говори, что сан, а не меня
Избрала ты. Марина! ты не знаешь,
Как больно тем ты сердце мне язвишь —
Как! ежели… о страшное сомненье! —
Скажи: когда б не царское рожденье
Назначила слепая мне
судьба;
Когда б я был не Иоаннов
сын,
Не сей давно забытый миром отрок, —
Тогда б… тогда б любила ль ты меня?..
Несчастный вождь! как ярко просиял
Восход его шумящей, бурной жизни.
Я радуюсь, великородный витязь,
Что кровь его с отечеством мирится.
Вины отцов не должно вспоминать;
Мир гробу их! приближься, Курбский. Руку!
— Не странно ли?
сын Курбского ведет
На трон, кого? да —
сына Иоанна…
Всё за меня: и люди и
судьба. —
Ты кто такой?
— Господи Исусе! — хрипло выговорил Терентий. — Илюша, — ты мне как
сын был… Ведь я… для тебя… для твоей
судьбы на грех решился… Ты возьми деньги!.. А то не простит мне господь…
Три тяжкие доли имела
судьба,
И первая доля: с рабом повенчаться,
Вторая — быть матерью
сына раба,
А третья — до гроба рабу покоряться,
И все эти грозные доли легли
На женщину русской земли.
Дудукин. А вы положитесь на
судьбу! Коли суждено вашему
сыну найтись, так он найдется.
Твое спокойствие мне всего дороже: ты не могла им наслаждаться, пока взоры света были на нас устремлены. Вспомни всё, что ты вытерпела, все оскорбления самолюбия, все мучения боязни; вспомни ужасное рождение нашего
сына. Подумай: должен ли я подвергать тебя долее тем же волнениям и опасностям? Зачем силиться соединить
судьбу столь нежного, столь прекрасного создания с бедственной
судьбою негра, жалкого творения, едва удостоенного названия человека?
Лескова.).] проезжал из Англии через Петербург в Москву для свидания с тамошними раскольниками, которым впоследствии этот визит наделал кучу хлопот, а приютившему Кельсиева московскому купцу, Ивану Ивановичу Шебаеву, стоил даже продолжительной потери свободы, чего старушка мать Шебаева не перенесла и умерла, не дождавшись решения
судьбы арестованного
сына.
Хотя вместе с Петковичами я на один день ездил из Федоровки в имение Романовых Снежково, но окончательно свела нас
судьба в Крылове, куда это семейство переехало по случаю поступления нежно любимого
сына Романовых Владимира в наши юнкера.
И что, если в ту самую минуту, когда она колотила этой рыбой о грязные ступени, пьяная да растрепанная, что, если в ту минуту ей припомнились все ее прежние, чистые годы в отцовском доме, когда еще она в школу ходила, а соседский
сын ее на дороге подстерегал, уверял, что всю жизнь ее любить будет, что
судьбу свою ей положит, и когда они вместе положили любить друг друга навеки и обвенчаться, только что вырастут большие!
На обратном пути с кладбища бабушка и Варвара долго толковали о том, куда теперь деть мальчика. Он, конечно, солдатский
сын, и надо сделать ему определение по закону, куда следует; но как это сделать? К кому надо обратиться? Кто, наконец, станет бегать и хлопотать? На это могли утвердительно ответить только досужие и притом практические люди. Мальчик продолжал жить, треплясь по разным углам и старухам. И неизвестно, чем бы разрешилась
судьба мальчика, если б снова не вступилась прачка Варвара.
Нет; не
судьба нам и на этот раз увидать молодую боярыню в обличениях сердечных ее слабостей. Идут опять длинные годы; прошло снова опять целых пятнадцать лет, а про вдову Марфу Андревну и слухов нет и на славу ее и тень не легла; живет она с
сыном своим хрустальною вдовицею, вся насквозь хрусталем светясь.
Теперь лишь жить он начинает!
Исчез бича всегдашний страх!
Как немощию удрученный,
Весны дыханьем облегченный,
Усмешку кажет на устах,
Усмешкою так растворилось
Угрюмо ратая чело,
Так радостию оживилось
В нем сердце. —
Миновалось зло,
Которо тяжкою
судьбоюВеками видел над главою:
Свободный хлебопашец он,
Свободен в ремесле полезном,
И
сын в отечестве любезном:
Его под кров приял закон.
Фетинья. Не твою, а мою. Узнает Истукарий Лупыч, кого причесывать-то будут? Не тебя, а меня. Так уж вот что! Вы мне не противны, а сам-то, пожалуй, тоже не прочь. Он об своей дочери невысокого мнения, а так надо сказать, что и за человека ее не считает, так много спорить не будет. Конечно, Елеся против нашего звания и приданого жених низменный; да, видно, уж
судьба. Вели ты
сыну одеться почище, да приходите к нам, не мешкая. Какое-нибудь решение нам выдет: либо мне быть битой, либо нам свадьбу пировать…
Но счастья нет и между вами,
Природы бедные
сыны!
И под издранными шатрами
Живут мучительные сны,
И ваши сени кочевые
В пустынях не спаслись от бед,
И всюду страсти роковые,
И от
судеб защиты нет.
Так вот
судьба твоих
сынов,
О Рим, о громкая держава!
Певец любви, певец богов,
Скажи мне: что такое слава?
Могильный гул, хвалебный глас,
Из рода в роды звук бегущий
Или под сенью дымной кущи
Цыгана дикого рассказ?
Мой
сынТобой убит.
Судьба другого
сынаПослала мне — его я принимаю!
Димитрием его зову! Приди,
Приди ко мне, воскресший мой Димитрий!
Приди убийцу свергнуть твоего!
Да, он придет! Он близко, близко — вижу,
Победные его уж блещут стяги —
Он под Москвой — пред именем его
Отверзлися кремлевские ворота —
Без бою он вступает в город свой —
Народный плеск я слышу — льются слезы —
Димитрий царь! И к конскому хвосту
Примкнутого тебя, его убийцу,
Влекут на казнь!
Ноэми! ты оставить хочешь нас!
Ужасная
судьба отца, и дочь, и
сынаВ одну минуту потерять!
«Да, — продолжал он размышлять, — вот она,
судьба будущего человека. Она поставила уже мальчишку на дорогу. Тятька и посельщик… Две координаты будущей жизни… Любовь
сына, послушание отцу — две добродетели, из которых может выработаться целая система пороков. Житейский парадокс, и этот парадокс, быть может, воплотится в какую-нибудь мрачную фигуру, которая возникнет из этого мальчика с такими синими глазами…»
Он стал богатым и знаменитым. Звезда его не меркла до самой его смерти. Одно лишь печалило великого Барнума: это то, что
судьба не послала ему
сына, который впоследствии смог бы взять в крепкие руки отцовские дела и, расширив их, дать новый блеск дому Барнума.
Новый посадник, следуя древнему обыкновению, должен был угостить народ: Марфа приготовила великолепное пиршество, и граждане еще дерзнули веселиться! Еще дух братства оживил сердца! Они веселились на могилах, ибо каждый из них уже оплакал родителя,
сына или брата, убитых на Шелоне и во время осады кровопролитной. Сие минутное счастливое забвение было последним благодеянием
судьбы для новогородцев.
Когда постиг меня судьбины гнев,
Для всех чужой, как сирота бездомный,
Под бурею главой поник я томной
И ждал тебя, вещун пермесских дев,
И ты пришёл,
сын лени вдохновенный,
О Дельвиг мой: твой голос пробудил
Сердечный жар, так долго усыпленный,
И бодро я
судьбу благословил.
Он лежит здесь мертвый, окровавленный. Зачем
судьба пригнала его сюда? Кто он? Быть может, и у него, как у меня, есть старая мать. Долго она будет по вечерам сидеть у дверей своей убогой мазанки да поглядывать на далекий север: не идет ли ее ненаглядный
сын, ее работник и кормилец?..
Зовет он любезного
сына,
Опору в превратной
судьбе;
Ему обещает полмира,
А Францию — только себе.
Этот скверный анекдот случился именно в то самое время, когда началось с такою неудержимою силою и с таким трогательно-наивным порывом возрождение нашего любезного отечества и стремление всех доблестных
сынов его к новым
судьбам и надеждам.
Платонов. Легенький удар… Легенький к его счастью и к несчастью его осленка, которого он по глупости величает
сыном… Домой отвезли… Ни один вечер без скандала не обходится! Такова наша
судьба, знать!
Доронин стосковался по жене, боялся за нее, за
сына и молодую сноху, бросил дела на произвол
судьбы и поехал домой.
Что он был побочный
сын графа Алексея Григорьевича, это не подлежит никакому сомнению, но действительно ли мать его была не кто другая, как «всклепавшая на себя имя» принцесса Владимирская, — утвердительно сказать нельзя, пока не будет извлечено из архивов все относящееся как до истинной дочери императрицы Елизаветы Петровны, так и до самозванки,
судьбу которой мы описываем.
Только полгода спустя, когда пришли к нему прощаться жена и
сын Василий, когда он в тощей, нищенски одетой старушке едва узнал свою когда-то сырую и солидную Елизавету Трофимовну и когда вместо гимназического платья увидел на
сыне куцый, потертый пиджачок и сарпинковые панталоны, он понял, что
судьба его уже решена и что, какое бы еще ни было новое «решение», ему уже не вернуть своего прошлого.
Опять очутился он на том самом месте вала, где на него нашли думы о
судьбах Кладенца, перед посещением монастыря. Поднялся он рано, когда его хозяин еще спал, и долго бродил по селу, дожидался часа идти искать домик вдовы почтмейстера Аршаулова. Может быть,
сын ее уже приехал из губернского города.
Она рассказала ему свою
судьбу, как она осиротела, как ее тетка взяла, как отдали в город, как купеческий
сын ее на глупость подговаривал и как она его осадила.
Когда «райский барин» промотался и сбежал, его каменное село перешло с аукционного торга к двум владельцам, из которых, по воле
судьбы, один был Александр Шкот —
сын того самого Джемса Шкота, который хотел научить пахать землю хорошими орудиями.
— Я тебе говорю не любезность, а правду… Правду буду говорить и дальше… Как отец, ты имеешь право распоряжаться
судьбой твоего
сына, но, как умный человек, ты же должен подчиняться его наклонностям… Как верный
сын отечества и верный слуга царевый, ты обязан способствовать развитию необыкновенных способностей мальчика, хотя бы оно было противно твоим планам и желаниям… Твой
сын будет великим полководцем.
В последних словах слышалась затаенная горечь. Николай Митрофанов, как все отцы, хотел иметь первенца-сына.
Судьба судила иначе, и он примирился с ней, боготворил новорожденную дочь, но то обстоятельство, что это был не мальчик, не будущий сержант, а может, чего не бывает, и генерал, все же минутами омрачало эту радость.