Неточные совпадения
Порою Самгин чувствовал, что он живет накануне открытия новой, своей историко-философской истины, которая пересоздаст его, твердо поставит над действительностью и вне всех старых, книжных истин. Ему постоянно мешали домыслить, дочувствовать себя и свое до конца. Всегда тот или другой человек забегал вперед, формулировал настроение Самгина своими словами. Либеральный профессор писал на
страницах влиятельной
газеты...
— Что такое? — спросил Штольц, посмотрев книгу. — «Путешествие в Африку». И
страница, на которой ты остановился, заплесневела. Ни
газеты не видать… Читаешь ли ты
газеты?
На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги, валялась
газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но
страницы, на которых развернуты были книги, покрылись пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер
газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха.
— Гм. — Он подмигнул и сделал рукой какой-то жест, вероятно долженствовавший обозначать что-то очень торжествующее и победоносное; затем весьма солидно и спокойно вынул из кармана
газету, очевидно только что купленную, развернул и стал читать в последней
странице, по-видимому оставив меня в совершенном покое. Минут пять он не глядел на меня.
Корреспонденция была отослана. Дней через десять старик почталион, сопровождаемый лаем собак, от которых он отбивался коротенькой сабелькой, привес брату номер
газеты и новое письмо со штемпелем редакции. Брат тотчас схватился за
газету и просиял. На третьей
странице, выведенная жирным шрифтом и курсивом, стояла знакомая фраза...
На первой
странице Государственной
Газеты сияло...
С новой типографией увеличился формат
газеты, номера стали выпускаться в 6 и 8
страниц.
— Здесь, вот видите, на первой
странице высочайшие приказы и обязательные постановления напечатаны. Их обязан знать каждый обыватель. Берите
газету, располагайтесь на травке и выучите наизусть пока первую
страницу. Да чтоб без ошибок было! А кто выучит — пусть доложит мне, я проэкзаменую сам.
Я, кажется, был одним из немногих, который входил к нему без доклада даже в то время, когда он пишет свой фельетон с короткими строчками и бесчисленными точками. Видя, что В.М. Дорошевич занят, я молча ложился на диван или читал
газеты. Напишет он
страницу, прочтет мне, позвонит и посылает в набор. У нас была безоблачная дружба, но раз он на меня жестоко обозлился, хотя ненадолго.
Цензура ли проморгала этот грозный призыв «бить по пустым головам», редакция ли недосмотрела, — но «Гусляр» появился в
газете, да еще на первой
странице.
В один из обычных мало веселых редакционных дней бегал по редакции, красный от волнения и вина, В.Н. Бестужев и наконец, выгнав всех сотрудников, остался вдвоем с Нотгафтом. Результатом беседы было то, что в
газете появился, на первой и второй
страницах, большой фельетон: «Пиковая дама». Повесть. «Пиковая дама означает тайную недоброжелательность». «Новейшая гадательная книга…»
Однажды в воскресенье, развернув
газету, Илья увидал на первой её
странице стихотворение: «Прежде и теперь. Посвящается С. П. М — ой», подписанное «П.Грачёв».
Ошеломленный Персиков развернул
газету и прижался к фонарному столбу. На второй
странице в левом углу в смазанной рамке глянул на него лысый, с безумными и незрячими глазами и с повисшею нижнею челюстью человек, плод художественного творчества Альфреда Бронского. «В. И. Персиков, открывший загадочный красный луч», — гласила подпись под рисунком. Ниже, под заголовком «Мировая загадка», начиналась статья словами...
Утром коридорный приносит мне чай и нумер местной
газеты. Машинально я прочитываю объявление на первой
странице, передовую, выдержки из
газет и журналов, хронику… Между прочим в хронике я нахожу такое известие: «Вчера с курьерским поездом прибыл в Харьков наш известный ученый, заслуженный профессор Николай Степанович такой-то и остановился в такой-то гостинице».
Ну, напечатают там в столичной
газете на задней
странице, что вот, мол, так и так, погибли при исполнении служебных обязанностей лекарь такой-то, а равно Пелагея Ивановна с кучером и парою коней.
Страницы этой
газеты так и пестрят заметками редакции в таком роде: «Опять непозволительные опыты!», «Мы решительно не понимаем, как врачи могут позволять себе подобные опыты!», «Не ждать же, в самом деле, чтобы прокуроры взяли на себя труд разъяснить, где кончаются опыты позволительные и начинаются уже преступные!», «Не пора ли врачам сообща восстать против подобных опытов, как бы поучительны сами по себе они ни были?»
Это ведет к конкуренции между врачами, в которой худшие из них не брезгуют никакими средствами, чтоб отбить пациента у соперника: приглашенные к больному, такие врачи первым делом раскритикуют все назначения своего предшественника и заявят, что «так недолго было и уморить больного»; последние
страницы всех
газет кишат рекламами таких врачей, и их фамилии стали известны каждому не менее фамилии вездесущего Генриха Блокка; более ловкие искусно пускают в публику через газетных хроникеров и интервьюеров известия о совершаемых ими блестящих операциях и излечениях и т. п.
Что бы я ни описывал в своих корреспонденциях и фельетонах в две русские
газеты, все это было — по размерам материала, по картинам лондонской жизни — гораздо обширнее, своеобразнее и внушительнее, чем любая
страница из жизни другой"столицы мира" — Парижа.
И в венских
газетах уже и тогда развилась — до степени махровой специальности — сексуальная и порнографическая публичность: обычай читать целые столбцы и
страницы объявлений не только по части брачных предложений, но со всевозможными видами любовной корреспонденции и прямо публичной и тайной проституции, продажности не только со стороны женщин, но и от разных"кавалеров".
Старик перевернул
газету на новую
страницу, дама, молоденькая и красивая, уставилась в окно.
Я вижу, господа, как она развертывает
газеты и с блеском в глазах спешит пробежать их скучные
страницы…
Прочитал передовую и мелкие известия… Пробежал фельетон… Чем более он читал, тем масленистее делались его глазки. Прочитал «Среди
газет и журналов»… Перевалился на третью
страницу…
Как только возьмешь в руки
газеты, сейчас натолкнешься на описание какого-нибудь съезда. Вчера на ночь читал описание съезда лесничих и думал: отчего это ростовщики не устроят съезда? С этою мыслью загасил свечу, уснул и видел довольно странный сон, который заношу на
страницы моего дневника.
Нинка подошла к окну, развернула
газету. На первой
странице была большая статья. Заглавие...
Имея в руках солидные средства, он стал гнаться за известностью, за рекламой и дорого платил, чтобы его имя появлялось на
страницах московских
газет.
Новая
газета долго оставляла его веселиться по своему, как вдруг, в один прекрасный день, на ее
страницах была напечатана обширная заметка об одном из его подвигов.
Как бы гладко и ловко ни оправдывал он себя, она потеряла любимого человека. ЕеГаярин больше не существовал. Она гадливо бросила сложенный в несколько раз лист
газеты на стол, присела к нему, взяла тетрадь дневника и раскрыла его на последней исписанной
странице, где толстая черта виднелась посредине. И с минуту сидела, опустив голову в обе ладони.
Не говоря уже о том, что тотчас после катастрофы заметки о самоубийстве баронессы с фотографическим описанием гнездышка покончившей с собой великосветской красавицы появились на
страницах столичных
газет, подробно были описаны панихиды и похороны, в одной из уличных газеток начался печататься роман «В великосветском омуте», в котором досужий романист, — имя им теперь легион, — не бывший далее швейцарских великосветских домов, с апломбом, достойным лучшего применения, выводил на сцену князей, княгинь, графов и графинь, окружающих его героиню, «красавицу-баронессу», запутывающих ее в сетях интриг и доводящих несчастную до сомоотравления.
На другой день во всех петербургских
газетах на первой
странице, на самом видном месте, появилась следующая публикация, напечатанная жирным шрифтом...
Молодая женщина поняла, что эта деятельность ему неприятна, и молчала, хотя это ей стоило больших усилий, так как уже на второе свидание она принесла ему в кармане вырезки из петербургских
газет, на
страницах которых появились дифирамбы ее таланту и красоте.
— Брань — та же реклама! — изрекал ему в утешение Николай Леопольдович, деятельность которого, как выдающегося адвоката, чуть ли не ежедневно восхвалялась на разные лады на
страницах новой
газеты.