Неточные совпадения
Он забыл ту мрачную сферу, где долго жил, и отвык от ее удушливого воздуха. Тарантьев
в одно мгновение сдернул его будто с неба опять
в болото. Обломов мучительно спрашивал себя: зачем пришел Тарантьев? надолго ли? — терзался предположением, что, пожалуй, он останется обедать и тогда нельзя будет отправиться к Ильинским. Как бы спровадить его, хоть бы это
стоило некоторых издержек, — вот единственная мысль, которая занимала Обломова. Он молча и угрюмо ждал, что скажет Тарантьев.
Этот день мы употребили на переход к знакомой нам грибной фанзе около озера Благодати. Опять нам пришлось мучиться
в болотах, которые после дождей стали еще непроходимее. Чтобы миновать их, мы сделали большой обход, но и это не помогло. Мы рубили деревья, кусты, устраивали гати, и все-таки наши вьючные животные вязли на каждом шагу чуть не по брюхо. Большого труда
стоило нам перейти через зыбуны и только к сумеркам удалось выбраться на твердую почву.
Когда мы возвратились на станцию, был уже вечер.
В теплом весеннем воздухе
стоял неумолкаемый гомон. Со стороны
болот неслись лягушечьи концерты,
в деревне лаяли собаки, где-то
в поле звенел колокольчик.
Почва около берегов более или менее твердая, но
стоит только отойти немного
в сторону, как сразу попадешь
в болото. Среди зарослей скрываются длинные озерки. Эти озерки и кусты ивняков и ольшаников, растущие рядами, свидетельствуют о том, что река Лефу раньше текла иначе и несколько раз меняла свое русло.
Дворец
стоял в вековом парке
в несколько десятин, между Тверской и Козьим
болотом. Парк заканчивался тремя глубокими прудами, память о которых уцелела только
в названии «Трехпрудный переулок».
Еще задолго до ресторана «Эрмитаж»
в нем помещался разгульный трактир «Крым», и перед ним всегда
стояли тройки, лихачи и парные «голубчики» по зимам, а
в дождливое время часть Трубной площади представляла собой непроездное
болото, вода заливала Неглинный проезд, но до Цветного бульвара и до дома Внукова никогда не доходила.
Там, где
в болоте по ночам раздавалось кваканье лягушек и неслись вопли ограбленных завсегдатаями трактира, засверкали огнями окна дворца обжорства, перед которым
стояли день и ночь дорогие дворянские запряжки, иногда еще с выездными лакеями
в ливреях. Все на французский манер
в угоду требовательным клиентам сделал Оливье — только одно русское оставил:
в ресторане не было фрачных лакеев, а служили московские половые, сверкавшие рубашками голландского полотна и шелковыми поясами.
В другой раз они опять отстали от табора и ночью должны были переезжать через
болота по длинной гребле,
в конце которой
стояла мельница.
Река Дуйка, или, как ее иначе называют, Александровка,
в 1881 г., когда ее исследовал зоолог Поляков,
в своем нижнем течении имела до десяти саженей
в ширину, на берега ее были намыты громадные кучи деревьев, обрушившихся
в воду, низина во многих местах была покрыта старым лесом из пихты, лиственницы, ольхи и лесной ивы, и кругом
стояло непроходимое топкое
болото.
Если
в болотах стоит слишком много воды или когда
болот очень мало, бекасы высыпают на лужи, стоящие по жнивью хлебных полей, и на луговые весенние ручьи, о чем я уже и говорил.
Следовательно, приучив сначала молодую собаку к себе, к подаванью поноски, к твердой стойке даже над кормом, одним словом, к совершенному послушанию и исполнению своих приказаний, отдаваемых на каком угодно языке, для чего
в России прежде ломали немецкий, а теперь коверкают французский язык, — охотник может идти с своею ученицей
в поле или
болото, и она, не дрессированная на парфорсе, будет находить дичь,
стоять над ней, не гоняться за живою и бережно подавать убитую или раненую; все это будет делать она сначала неловко, непроворно, неискусно, но
в течение года совершенно привыкнет.
В тех местах, где
болот мало или они бывают залиты полою водою и
стоят сплошными лужами, как большие озера, — дупел и, бекасы и гаршнепы очень любят держаться большими высыпками на широко разлившихся весенних потоках с гор, которые, разбегаясь по отлогим долинам или ровным скатам, едва перебираются по траве, отчего луговина размокает, как
болото.
Вот впереди показался какой-то просвет. Я полагал, что это река; но велико было наше разочарование, когда мы почувствовали под ногами вязкий и влажный мох. Это было
болото, заросшее лиственицей с подлесьем из багульника. Дальше за ним опять стеною
стоял дремучий лес. Мы пересекли
болото в том же юго-восточном направлении и вступили под своды старых елей и пихт. Здесь было еще темнее. Мы шли ощупью, вытянув вперед руки, и часто натыкались на сучья, которые как будто нарочно росли нам навстречу.
Снился ей желтый песчаный курган за
болотом, по дороге
в город. На краю его, над обрывом, спускавшимся к ямам, где брали песок,
стоял Павел и голосом Андрея тихо, звучно пел...
Лес, еловый и березовый,
стоял на
болоте, верстах
в трех от слободы. Обилен сухостоем и валежником, он размахнулся
в одну сторону до Оки,
в другую — шел до шоссейной дороги на Москву, и дальше, за дорогу. Над его мягкой щетиной черным шатром высоко поднималась сосновая чаща — Савелова Грива.
Она. Никогда оно не придет, потому что оно уж ушло, а мы всё как кулик
в болоте стояли: и нос долог и хвост долог: нос вытащим — хвост завязнет, хвост вытащим — нос завязнет. Перекачиваемся да дураков тешим: то поляков нагайками потчуем, то у их хитрых полячек ручки целуем; это грешно и мерзко так людей портить.
— И представь же ты себе, Наташа! — заключил он, заметив, что уже начинает рассветать и его канарейка, проснувшись, стала чистить о жердочку свой носик, — и представь себе, моя добрая старушка, что ведь ни
в чем он меня, Туганов, не опровергал и во всем со мною согласился, находя и сам, что у нас, как покойница Марфа Андревна говорила, и хвост долог, и нос долог, и мы
стоим как кулики на
болоте да перекачиваемся: нос вытащим — хвост завязнет, а хвост вытащим — нос завязнет; но горячности, какой требует такое положение, не обличил…
Дом наполнился нехорошею, сердитой тишиною,
в комнату заглядывали душные тени. День был пёстрый, над Ляховским
болотом стояла сизая, плотная туча, от неё не торопясь отрывались серые пушистые клочья, крадучись, ползли на город, и тени их ощупывали дом, деревья, ползали по двору, безмолвно лезли
в окно, ложились на пол. И казалось, что дом глотал их, наполняясь тьмой и жутью.
Над садом неподвижно
стоит луна, точно приклеилась к мутному небу. Тени коротки и неуклюжи, пыльная листва деревьев вяло опущена, всё вокруг немотно томится
в знойной, мёртвой тишине. Только иногда издали, с
болота, донесётся злой крик выпи или стон сыча, да
в бубновской усадьбе взвоет одичалый кот, точно пьяный слободской парень.
Нужно было уйти из этого леса, и для того были две дороги: одна — назад, — там были сильные и злые враги, другая — вперед, — там
стояли великаны-деревья, плотно обняв друг друга могучими ветвями, опустив узловатые корни глубоко
в цепкий ил
болота.
Возьмешь два шеста, просунешь по пути следования по
болоту один шест, а потом параллельно ему, на аршин расстояния — другой, станешь на четвереньки — ногами на одном шесте, а руками на другом — и ползешь боком вперед, передвигаешь ноги по одному шесту и руки, иногда по локоть
в воде, по другому. Дойдешь до конца шестов — на одном
стоишь, а другой вперед двигаешь. И это был единственный путь
в раскольничьи скиты, где уж очень хорошими пряниками горячими с сотовым медом угощала меня мать Манефа.
Два взвода одиннадцатой роты покойно и скучно
стояли с начала войны на посту Цисквили и болели малярией
в этом
болоте, дышавшем туманами.
Пороховой погреб, порученный его надзору,
стоял в полуверсте от городской заставы, на глухом всполье, заросшем то мелким кустарником, рассыпанным по кочкам давно высохшего
болота, то бурьяном.
Еще реки не вошли
в берега, и полноводными, как озера,
стояли пустынные
болота и вязкие топи; еще не обсохли поля, и
в лесных оврагах дотаивал закрупевший, прокаленный ночными морозами снег; еще не завершила круга своего весна — а уж вышел на волю огонь, полоненный зимою, и бросил
в небо светочи ночных пожаров.
— А потому, что вот видите вы:
стоит любому, даже и не хитрому, крещеному человеку, хоть бы и вам, например, крикнуть чертяке: «Кинь! Это мое!» — он тотчас же и выпустит жида. Затрепыхает крылами, закричит жалобно, как подстреленный шуляк [Коршун.], и полетит себе дальше, оставшись на весь год без поживы. А жид упадет на землю. Хорошо, если не высоко падать или угодит
в болото, на мягкое место. А то все равно, пропадет без всякой пользы… Ни себе, ни чорту.
В кабаке бурлит, бахвалится
Тем же вечером лесник:
«Пейте, пейте, православные!
Я, ребятушки, богат;
Два бекаса ныне славные
Мне попали под заряд!
Много серебра и золотца,
Много всякого добра
Бог послал!» Глядят, у молодца
Точно — куча серебра.
Подзадорили детинушку —
Он почти всю правду бух!
На беду его — скотинушку
Тем
болотом гнал пастух:
Слышал выстрелы ружейные,
Слышал крики… «
Стой! винись...
Под конец он уже перестал кричать и только дышал часто-часто. И когда опять разверзла небо черная молния, ничего не было видно на поверхности
болота. Как я шел по колеблющимся, булькающим, вонючим трясинам, как залезал по пояс
в речонки, как, наконец, добрел до стога и как меня под утро нашел слышавший мои выстрелы бурцевский Иван, не
стоит а говорить…
— У нас обитель небольшая, всей братии семь человек, а я, значит, восьмой, — заговорил брат Павлин уже без смущения. — И обител совсем особенная… совсем
в болоте стоит,
в водополы или осенью недель по шести ни пройти, ни проехать. Даже на лодках нет ходу…
За
болотом на берегу Песчанки, о которой говорил дед,
стояли ивы, а за ивами
в тумане синела господская рига.
Да справившись, выбрал ночку потемнее и пошел сам один
в деревню Поромову, прямо к лохматовской токарне.
Стояла она на речке,
в поле, от деревни одаль. Осень была сухая. Подобрался захребетник к токарне, запалил охапку сушеной лучины да и сунул ее со склянкой скипидара через окно
в груду стружек. Разом занялась токарня… Не переводя духу, во все лопатки пустился бежать Карп Алексеич домой, через поле, через кочки, через
болота… А было то дело накануне постного праздника Воздвиженья Креста Господня.
Середи
болот, середи лесов,
в сторону от проселка, что ведет из Комарова
в Осиповку, на песчаной горке, что желтеет над маловодной, но омутистой речкой,
стоит село Свиблово. Селом только пишется, на самом-то деле «погост» [Населенная местность, где церковь с кладбищем, но домов, кроме принадлежащих духовенству, нет.].
Верстах
в пяти от Осиповки, среди
болот и перелесков,
стоит маленькая, дворов
в десяток, деревушка Поромово. Проживал там удельный крестьянин Трифон Михайлов, прозвищем Лохматый. Исправный мужик был: промысел шел у него ладно, залежные деньжонки водились. По другим местам за богатея пошел бы, но за Волгой много таких.
Солнце
стояло высоко на небе и светило ярко, по-осеннему. Вода
в реке казалась неподвижно гладкой и блестела, как серебро. Несколько длинноносых куликов ходили по песку. Они не выражали ни малейшего страха даже тогда, когда лодки проходили совсем близко. Белая, как первый снег, одинокая чайка мелькала
в синеве неба. С одного из островков, тяжело махая крыльями, снялась серая цапля и с хриплыми криками полетела вдоль протоки и спустилась
в соседнее
болото.
Завидев этих грозных, хотя не воюющих воинов, мужики залегли
в межу и, пропустив жандармов, встали, отряхнулись и пошли
в обход к господским конюшням, чтобы поразведать чего-нибудь от знакомых конюхов, но кончили тем, что только повздыхали за углом на скотном дворе и повернули домой, но тут были поражены новым сюрпризом: по огородам, вокруг села, словно журавли над
болотом,
стояли шагах
в двадцати друг от друга пехотные солдаты с ружьями, а посреди деревни, пред запасным магазином, шел гул: здесь расположился баталион, и прозябшие солдатики поталкивали друг друга, желая согреться.
Алексей Григорьевич Разумовский родился
в один год с нею, то есть
в 1709 году,
в маленьком селе Лемешах [Село Лемеши,
в 10 верстах от Козельца,
стоит на
болоте и
в настоящее время имеет всего 49 дворов с 174 жителями обоего пола.]
Поднялся общий спор. Приводились «факты», соображения. Балуев, положив на стол руку ладонью вниз, медленно и спокойно возражал. И шестеро споривших были слабы перед ним, как будто они
стояли в колеблющемся и уходящем из-под ног
болоте, а он среди них — на твердой кочке.
Ствол потемнел… Оба образка тут. Теркин
постоял, обернувшись
в ту сторону, где подальше шло болотце, считавшееся также святым. Про него осталось предание, что туда провалилась целая обитель и затоплена была водой… Но озерко давно стало высыхать и теперь — топкое
болото, кое-где покрытое жидким тростником.
— А может, я вражеский шпиен, под Суворова подзаделался… Ась? Что же ты, — спорынья
в квашне, сто рублей
в мошне, — как зуй на
болоте, нос вытянул?
Стой не шатайся, говори не заикайся, ври не завирайся!
Чтобы вполне увериться
в твердости почвы, на которой он
стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено
в болоте.