Неточные совпадения
Обрадовались
старому:
«Здорово, дедко! спрыгни-ка,
Да выпей с нами рюмочку,
Да в ложечки ударь!»
— Забраться-то забрался я,
А как сойду, не ведаю:
Ведет! — «Небось до
городаОпять за полной пенцией?
Вспомнили только что выехавшего из
города старого градоначальника и находили, что хотя он тоже был красавчик и умница, но что, за всем тем, новому правителю уже по тому одному должно быть отдано преимущество, что он новый.
Влиянию его содействовало: его богатство и знатность; прекрасное помещение в
городе, которое уступил ему
старый знакомый, Ширков, занимавшийся финансовыми делами и учредивший процветающий банк в Кашине; отличный повар Вронского, привезенный из деревни; дружба с губернатором, который был товарищем, и еще покровительствуемым товарищем, Вронского; а более всего — простые, ровные ко всем отношения, очень скоро заставившие большинство дворян изменить суждение о его мнимой гордости.
Я завернулся в бурку и сел у забора на камень, поглядывая вдаль; передо мной тянулось ночною бурею взволнованное море, и однообразный шум его, подобный ропоту засыпающегося
города, напомнил мне
старые годы, перенес мои мысли на север, в нашу холодную столицу.
Едва только ушел назад
город, как уже пошли писать, по нашему обычаю, чушь и дичь по обеим сторонам дороги: кочки, ельник, низенькие жидкие кусты молодых сосен, обгорелые стволы
старых, дикий вереск и тому подобный вздор.
Теперь уже все хотели в поход, и
старые и молодые; все, с совета всех старшин, куренных, кошевого и с воли всего запорожского войска, положили идти прямо на Польшу, отмстить за все зло и посрамленье веры и козацкой славы, набрать добычи с
городов, зажечь пожар по деревням и хлебам, пустить далеко по степи о себе славу.
— Оттого, что сам
старый пан в
городе. Он уже полтора года как сидит воеводой в Дубне.
— Полагать надо, что в
город. В кабак, — прибавил он презрительно и слегка наклонился к кучеру, как бы ссылаясь на него. Но тот даже не пошевельнулся: это был человек
старого закала, не разделявший новейших воззрений.
Город напоминал
старое, грязноватое и местами изорванное одеяло, пестро покрытое кусками ситцев.
— Какой… бесподобный этот Тимофей Степанович, — сказала Варвара и, отмахнув рукою от лица что-то невидимое, предложила пройтись по
городу. На улице она оживилась; Самгин находил оживление это искусственным, но ему нравилось, что она пытается шутить. Она говорила, что
город очень удобен для стариков,
старых дев, инвалидов.
Через несколько дней он должен был ехать в один из
городов на Волге утверждать Марину в правах на имущество, отказанное ей по завещанию какой-то
старой девой.
Клим смотрел на каменные дома, построенные Варавкой за двадцать пять лет, таких домов было десятка три, в
старом, деревянном
городе они выступали резко, как заплаты на изношенном кафтане, и казалось, что они только уродуют своеобразно красивый городок, обиталище чистенького и влюбленного в прошлое историка Козлова.
— Смешной. Выдумал, что голуби его — самые лучшие в
городе; врет, что какие-то премии получил за них, а премии получил трактирщик Блинов.
Старые охотники говорят, что голубятник он плохой и птицу только портит. Считает себя свободным человеком. Оно, пожалуй, так и есть, если понимать свободу как бесцельность. Вообще же он — не глуп. Но я думаю, что кончит плохо…
Город с утра сердито заворчал и распахнулся, открылись окна домов, двери, ворота, солидные люди поехали куда-то на собственных лошадях, по улицам зашагали пешеходы с тростями, с палками в руках, нахлобучив шляпы и фуражки на глаза, готовые к бою; но к вечеру пронесся слух, что «союзники» собрались на
Старой площади, тяжко избили двух евреев и фельдшерицу Личкус, — улицы снова опустели, окна закрылись,
город уныло притих.
Он прошел мимо многих, покривившихся набок, домишек, вышел из
города и пошел между двумя плетнями, за которыми с обеих сторон расстилались огороды, посматривая на шалаши огородников, на распяленный кое-где
старый, дырявый кафтан или на вздетую на палку шапку — пугать воробьев.
Тушин жил с сестрой,
старой девушкой, Анной Ивановной — и к ней ездили Вера с попадьей. Эту же Анну Ивановну любила и бабушка; и когда она являлась в
город, то Татьяна Марковна была счастлива.
Однажды бабушка велела заложить свою
старую, высокую карету, надела чепчик, серебристое платье, турецкую шаль, лакею велела надеть ливрею и поехала в
город с визитами, показывать внучка, и в лавки, делать закупки.
— Нашел на ком спрашивать! На нее нечего пенять, она смешна, и ей не поверили. А тот
старый сплетник узнал, что Вера уходила, в рожденье Марфеньки, с Тушиным в аллею, долго говорила там, а накануне пропадала до ночи и после слегла, — и переделал рассказ Полины Карповны по-своему. «Не с Райским, говорит, она гуляла ночью и накануне, а с Тушиным!..» От него и пошло по
городу! Да еще там пьяная баба про меня наплела… Тычков все разведал…
Он шел к плетню, тоже не оборачиваясь, злобно, непокорным зверем, уходящим от добычи. Он не лгал, он уважал Веру, но уважал против воли, как в сражении уважают неприятеля, который отлично дерется. Он проклинал «
город мертвецов», «
старые понятия», оковавшие эту живую, свободную душу.
Чай он пил с ромом, за ужином опять пил мадеру, и когда все гости ушли домой, а Вера с Марфенькой по своим комнатам, Опенкин все еще томил Бережкову рассказами о прежнем житье-бытье в
городе, о многих стариках, которых все забыли, кроме его, о разных событиях доброго
старого времени, наконец, о своих домашних несчастиях, и все прихлебывал холодный чай с ромом или просил рюмочку мадеры.
Их казенную квартиру до мелочи помню, и всех этих дам и девиц, которые теперь все так здесь
постарели, и полный дом, и самого Андроникова, как он всю провизию, птиц, судаков и поросят, сам из
города в кульках привозил, а за столом, вместо супруги, которая все чванилась, нам суп разливал, и всегда мы всем столом над этим смеялись, и он первый.
— Вот хорошо-то, что поймал тебя! А то никого в
городе нет. Ну, брат, а ты
постарел, — говорил он, выходя из пролетки и расправляя плечи. — Я только по походке и узнал тебя. Ну, что ж, обедаем вместе? Где у вас тут кормят порядочно?
Этот тон смутил Зосю. Несколько дней она казалась спокойнее, но потом началась
старая история. Привалова удивляло только то, что Половодов совсем перестал бывать у них, и Зося, как казалось, совсем позабыла о нем. Теперь у нее явилось новое развлечение: она часов по шести в сутки каталась в санях по
городу, везде таская за собой Хину. Она сама правила лошадью и даже иногда сама закладывала свой экипаж.
Рим — мировой
город старого человечества и священный памятник для человечества нового.
Мы знаем обаяние Парижа, единственную магию, присущую этому
городу, единственную красоту сочетания в нем самого
старого с самым новым.
Случай этот произвел на него сильное впечатление. Он понял, что в
городе надо жить не так, как хочет он сам, а как этого хотят другие. Чужие люди окружали его со всех сторон и стесняли на каждом шагу. Старик начал задумываться, уединяться; он похудел, осунулся и даже как будто еще более
постарел.
Потап в лесу, а Сидор уехал со
старым Хорем в
город…
В тот же день вернулся я с уложенным чемоданом в
город Л. и поплыл в Кёльн. Помню, пароход уже отчаливал, и я мысленно прощался с этими улицами, со всеми этими местами, которые я уже никогда не должен был позабыть, — я увидел Ганхен. Она сидела возле берега на скамье. Лицо ее было бледно, но не грустно; молодой красивый парень стоял с ней рядом и, смеясь, рассказывал ей что-то; а на другой стороне Рейна маленькая моя мадонна все так же печально выглядывала из темной зелени
старого ясеня.
Отца моего повезли на фельдъегерских по тогдашнему фашиннику. Нам Иловайский достал какую-то
старую колымагу и отправил до ближнего
города с партией французских пленников, под прикрытием казаков; он снабдил деньгами на прогоны до Ярославля и вообще сделал все, что мог, в суете и тревоге военного времени.
— Нисколько не шучу. Намеднись в
городе судья мне рассказывал: проявился в Париже фокусник, который новые глаза делает. Не понравились, например, тебе твои глаза, сейчас к нему: пожалуйста, мусье, севуплей! Живым манером он тебе
старые глаза выковыряет, а новые вставит!
Тогда в центре
города был только один «ресторан» — «Славянский базар», а остальные назывались «трактиры», потому что главным посетителем был
старый русский купец.
Вскоре Басина внучка уехала навсегда из нашего
города к знаменитой родне своего высокоученого супруга; сама Бася еще оставалась. Когда мать порой спрашивала, как живет Ита, —
старая еврейка делала важное лицо и отвечала...
Клубок пыли исчез. Я повернулся к
городу. Он лежал в своей лощине, тихий, сонный и… ненавистный. Над ним носилась та же легкая пелена из пыли, дыма и тумана, местами сверкали клочки заросшего пруда, и
старый инвалид дремал в обычной позе, когда я проходил через заставу. Вдобавок, около пруда, на узкой деревянной кладочке, передо мной вдруг выросла огромная фигура Степана Яковлевича, ставшего уже директором. Он посмотрел на меня с высоты своего роста и сказал сурово...
Мой приятель не тратил много времени на учение, зато все закоулки
города знал в совершенстве. Он повел меня по совершенно новым для меня местам и привел в какой-то длинный, узкий переулок на окраине. Переулок этот прихотливо тянулся несколькими поворотами, и его обрамляли
старые заборы. Но заборы были ниже тех, какие я видел во сне, и из-за них свешивались густые ветки уже распустившихся садов.
Дом в
городе строили они же, и всем распоряжался умный
старый мужик…
С этих пор патриотическое возбуждение и демонстрации разлились широким потоком. В
городе с барабанным боем было объявлено военное положение. В один день наш переулок был занят отрядом солдат. Ходили из дома в дом и отбирали оружие. Не обошли и нашу квартиру: у отца над кроватью, на ковре, висел
старый турецкий пистолет и кривая сабля. Их тоже отобрали… Это был первый обыск, при котором я присутствовал. Процедура показалась мне тяжелой и страшной.
По
городу грянула весть, что крест посадили в кутузку. У полиции весь день собирались толпы народа. В костеле женщины составили совет, не допустили туда полицмейстера, и после полудня женская толпа, все в глубоком трауре, двинулась к губернатору. Небольшой одноэтажный губернаторский дом на Киевской улице оказался в осаде. Отец, проезжая мимо, видел эту толпу и седого
старого полицмейстера, стоявшего на ступенях крыльца и уговаривавшего дам разойтись.
В общем
город получил новенький вид и, пожалуй, был красивее
старого.
Весь
город сбежался смотреть на новый суд и
старого грешника, так что не хватало места и для десятой доли желающих.
Неблагоприятно отзывается на росте каждого селения также еще пестрота иного рода: в колонию поступает много
старых, слабых, больных физически и психически, преступных, неспособных к труду, практически не подготовленных, которые на родине жили в
городе и не занимались сельским хозяйством.
Старая церковка принаряжалась к своему празднику первою зеленью и первыми весенними цветами, над
городом стоял радостный звон колокола, грохотали «брички» панов, и богомольцы располагались густыми толпами по улицам, на площадях и даже далеко в поле.
Месяц тому назад получил он место в частной конторе богатого откупщика, верст за триста от
города О…, и, узнав о возвращении Лаврецкого из-за границы, свернул с дороги, чтобы повидаться с
старым приятелем.
Петр Васильич остался, а Матюшка пошел к конторе. Он шел медленно, развалистым мужицким шагом, приглядывая новые работы. Семеныч теперь у своей машины руководствует, а Марья управляется в конторе бабьим делом одна. Самое подходящее время, если бы еще
старый черт не вернулся. Под новеньким навесом у самой конторы стоял новенький тарантас, в котором ездил Кишкин в
город сдавать золото, рядом новенькие конюшни, новенький амбар — все с иголочки, все как только что облупленное яичко.
С Кишкиным действительно случилась большая перемена. Первое время своего богатства он ходил в своем
старом рваном пальто и ни за что не хотел менять на новое. Знакомые даже стыдили его. А потом вдруг поехал в
город и вернулся оттуда щеголем, во всем новом, и первым делом к баушке Лукерье.
— Ключик добудь, Марьюшка… — шептал Петр Васильич. — Вызнай, высмотри, куды он его прячет… С собой носит? Ну, это еще лучше… Хитер
старый пес. А денег у него неочерпаемо… Мне в
городу сказывали, Марьюшка. Полтора пуда уж сдал он золота-то, а ведь это тридцать тысяч голеньких денежек. Некуда ему их девать. Выждать, когда у него большая получка будет, и накрыть… Да ты-то чего боишься, дура?
Из Иркутска имел письмо от 25 марта — все по-старому, только Марья Казимировна поехала с женой Руперта лечиться от рюматизма на Туринские воды. Алексей Петрович живет в Жилкинской волости, в юрте; в
городе не позволили остаться. Якубович ходил говеть в монастырь и взял с собой только мешок сухарей — узнаете ли в этом нашего драгуна? Он вообще там действует — задает обеды чиновникам и пр. и пр. Мне об этом говорит Вадковской.
Мы живем розно — я остался на
старой известной вам квартире; теперь у меня такой простор, что в
городе поговаривают уже о новой женитьбе, но вы этому не верьте.
Пришло известие, что Роберт Блюм расстрелян. Семья Райнеров впала в ужас. Старушка мать Ульриха Райнера, переехавшая было к сыну, отпросилась у него опять в тихую иезуитскую Женеву.
Старая француженка везде ждала гренадеров Сюррирье и просила отпустить с нею и внука в ее безмятежно-молитвенный
город.
В ряду московских особенностей не последнее место должны занимать пустые домы. Такие домы еще в наше время изредка встречаются в некоторых
старых губернских
городах. В Петербурге таких домов вовсе не видно, но в Москве они есть, и их хорошо знают многие, а осебенно люди известного закала.
— А у нас-то теперь, — говорила бахаревская птичница, — у нас скука престрашенная… Прямо сказать, настоящая Сибирь, как есть Сибирь. Мы словно как в гробу живем. Окна в доме заперты, сугробов нанесло, что и не вылезешь: живем
старые да кволые. Все-то наши в
городе, и таково-то нам часом бывает скучно-скучно, а тут как еще псы-то ночью завоют, так инда даже будто как и жутко станет.