Неточные совпадения
Они все
сидели наверху, в моем «гробе». В гостиной же нашей, внизу, лежал на столе Макар Иванович, а над ним какой-то старик мерно читал Псалтирь. Я теперь ничего уже не буду описывать из не прямо касающегося к делу, но замечу лишь, что гроб, который уже успели сделать, стоявший тут же в комнате, был не простой, хотя и черный, но обитый бархатом, а покров на покойнике был из дорогих — пышность не по
старцу и не по убеждениям его; но таково было настоятельное желание мамы и Татьяны Павловны вкупе.
Праздничный день. Екатерина Ивановна кончила свои длинные, томительные экзерсисы на рояле. Потом долго
сидели в столовой и пили чай, и Иван Петрович рассказывал что-то смешное. Но вот звонок; нужно было идти в переднюю встречать какого-то гостя;
Старцев воспользовался минутой замешательства и сказал Екатерине Ивановне шепотом, сильно волнуясь...
Старцев поехал домой, но скоро вернулся. Одетый в чужой фрак и белый жесткий галстук, который как-то все топорщился и хотел сползти с воротничка, он в полночь
сидел в клубе в гостиной и говорил Екатерине Ивановне с увлечением...
— Так умер
старец Зосима! — воскликнула Грушенька. — Господи, а я того и не знала! — Она набожно перекрестилась. — Господи, да что же я, а я-то у него на коленках теперь
сижу! — вскинулась она вдруг как в испуге, мигом соскочила с колен и пересела на диван. Алеша длинно с удивлением поглядел на нее, и на лице его как будто что засветилось.
— Что ты, подожди оплакивать, — улыбнулся
старец, положив правую руку свою на его голову, — видишь,
сижу и беседую, может, и двадцать лет еще проживу, как пожелала мне вчера та добрая, милая, из Вышегорья, с девочкой Лизаветой на руках. Помяни, Господи, и мать, и девочку Лизавету! (Он перекрестился.) Порфирий, дар-то ее снес, куда я сказал?
В ожидании выхода
старца мамаша
сидела на стуле, подле кресел дочери, а в двух шагах от нее стоял старик монах, не из здешнего монастыря, а захожий из одной дальней северной малоизвестной обители.
Одиноко
сидел в своей пещере перед лампадою схимник и не сводил очей с святой книги. Уже много лет, как он затворился в своей пещере. Уже сделал себе и дощатый гроб, в который ложился спать вместо постели. Закрыл святой
старец свою книгу и стал молиться… Вдруг вбежал человек чудного, страшного вида. Изумился святой схимник в первый раз и отступил, увидев такого человека. Весь дрожал он, как осиновый лист; очи дико косились; страшный огонь пугливо сыпался из очей; дрожь наводило на душу уродливое его лицо.
Михей Зотыч, наоборот, нисколько не удивился возвращению Галактиона. Скитский
старец попрежнему
сидел в углу, и Галактион обрадовался, что он здесь, как живой посредник между ним и отцом.
Когда
старцы уже подъезжали к Жулановскому плесу, их нагнал Ермилыч, кативший на паре своих собственных лошадей. Дорожная кошевка и вся упряжка были сделаны на купеческую руку, а сам Ермилыч
сидел в енотовой шубе и бобровой шапке. Он что-то крикнул старикам и махнул рукой, обгоняя их.
В другом месте скитники встретили еще более ужасную картину. На дороге
сидели двое башкир и прямо выли от голодных колик. Страшно было смотреть на их искаженные лица, на дикие глаза. Один погнался за проезжавшими мимо пошевнями на четвереньках, как дикий зверь, — не было сил подняться на ноги.
Старец Анфим струсил и погнал лошадь. Михей Зотыч закрыл глаза и молился вслух.
Старец Кирилл опять упал на траву и зарыдал «истошным голосом». Аглаида
сидела неподвижно, точно прислушиваясь к тому, что у ней самой делалось на душе. Ведь и она то же самое думала про себя, что говорил ей сейчас плакавший инок.
Не малое-таки время и искал-то я его, потому что лес большой и заплутанный, а тропок никаких нету; только вот проходимши довольно, вдруг вижу:
сидит около кучи валежника
старец, видом чуден и сединами благолепными украшен;
сидит, сударь, и лопотиночку ветхую чинит.
И точно, вышел я от нее не один, а с новым
старцем, тоже мне неизвестным; молодой такой, крепкий парень. Уехали мы с ним в ночь на переменных. Под утро встречаем мы это тройку, а в санях человек с шесть
сидят.
Соберемся мы, бывало, в кружок, поставит нам жена браги, и пошел разговор,
старцы эти были народ хошь не больно грамотный, однако из этих цветников да азбуков понабрались кой-чего;
сидит себе, знай пьет, да кажный глоток изречением из святого писания будто закусывает, особливо один — отцом Никитой прозывался.
Даже два
старца (с претензией на государственность), ехавшие вместе с нами, — и те не интересовались своим отечеством, но считали его лишь местом для получения присвоенных по штатам окладов. По-видимому, они ничего не ждали, ни на что не роптали, и даже ничего не мыслили, но в государственном безмолвии
сидели друг против друга, спесиво хлопая глазами на прочих пассажиров и как бы говоря: мы на счет казны нагуливать животы едем!
Прежде, бывало, председатель
сидит за зерцалом:
старец маститый, орденами и сединами украшенный; а нынче, что это, боже ты мой!
Это всё то же, что происходило последние года в воинских присутствиях:
сидят за столом за зерцалом, на первых местах, под портретом во весь рост императора, старые, важные, в регалиях чиновники и свободно, развязно беседуют, записывают, приказывают и вызывают. Тут же в наперсном кресте и шелковой рясе с выпростанными седыми волосами на эпитрахили благообразный
старец священник перед аналоем, на котором лежит золотой крест с кованным в золоте Евангелием.
«Пожалуй — верно!» — соображал Матвей. Ему рисовалась милая картина, как он, седой и благообразный, полный мира и тихой любви к людям,
сидит, подобно
старцу Иоанну, на крылечке, источая из души своей ласковые, смиряющие людей слова. Осторожно, ничего не тревожа, приходила грустно укоряющая мысль...
— Совсем с ума сошел
старец.
Сидит по целым дням у своей Августины Христиановны, скучает страшно, а
сидит. Глазеют друг на друга, так глупо… Даже противно смотреть. Вот поди ты! Каким семейством Бог благословил этого человека: нет, подай ему Августину Христиановну! Я ничего не знаю гнуснее ее утиной физиономии! На днях я вылепил ее карикатуру, в дантовском вкусе. Очень вышло недурно. Я тебе покажу.
Утро; старик
сидит за чайным столом и кушает чай с сдобными булками; Анна Ивановна усердно намазывает маслом тартинки, которые незабвенный проглатывает тем с большею готовностью, что, со времени выхода в отставку, он совершенно утратил инстинкт плотоядности. Но мысль его блуждает инде; глаза, обращенные к окошкам, прилежно испытуют пространство, не покажется ли вдали пара саврасок, влекущая старинного друга и собеседника. Наконец
старец оживляется, наскоро выпивает остатки молока и бежит к дверям.
На полянке, с которой был виден другой конец пруда, стоял мольберт, за ним
сидел в белом пиджаке высокий, величественный
старец, с седой бородой, и писал картину. Я видел только часть его профиля.
— Все так же? — сказал
старец, покачав с неудовольствием головою. — Кажется, давно бы пора тебе оправиться. Жаль, Юрий Дмитрич, если ты еще так слаб, что не можешь
сидеть на коне: мы завтра входим в Кремль.
Перед столом на скамье
сидел старец в простой черной ряске и рассматривал с большим вниманием толстую тетрадь, которая лежала перед ним на столе.
Утих аул; на солнце спят
У саклей псы сторожевые.
Младенцы смуглые, нагие
В свободной резвости шумят;
Их прадеды в кругу
сидят,
Из трубок дым виясь синеет.
Они безмолвно юных дев
Знакомый слушают припев,
И
старцев сердце молодеет.
И теперь вам не скажу, все это было во сне или не во сне, но только я потом еще долго спал и, наконец, просыпаюсь и вижу: утро, совсем светло, и оный
старец, хозяин наш, анахорит,
сидит и свайкою лыковый лаптток на коленях ковыряет.
— Граждане, гонимые тоскою из домов своих, нередко видали по ночам, при свете луны,
старца Феодосия, стоящего на коленях пред храмом Софийским; юная Ксения вместе с ним молилась, но мать ее, во время тишины и мрака, любила уединяться на кладбище Борецких, окруженном древними соснами: там, облокотясь на могилу супруга, она
сидела в глубокой задумчивости, беседовала с его тению и давала ему отчет в делах своих.
За первым столом и в первом месте
сидел древнейший из новогородских
старцев, которого отец помнил еще Александра Невского: внук с седою брадою принес его на пир народный.
На краю града, сказывал паренек, стоит монастырь, вошел он туда,
сидят старцы, трапе́зуют, дело-то пóд вечер было…
В сенат даже просьбы писывала, сам уездный судья ей говорил: «Тебе бы, мать Феозва, не в скиту богомольничать, а в суде б за зерцалом
сидеть!» Юдифа привезла дворянского рода
старца Иосифа и его крепостного игумна Галактиона.
Тебе в могилу тихую привет,
Мой старый друг, я,
старец, посылаю.
Ты был у нас деканом много лет,
К тебе, бывало, еду и читаю
Я грешные стихи, пускаясь в свет,
И за полночь мы за стаканом чаю
Сидим, вникаем в римского певца…
Тебя любил и чтил я как отца!
Высокий, плотный из себя
старец, с красным, как переспелая малина, лицом, с сизым объемистым носом,
сидел на диване за самоваром и потускневшими глазами глядел на другого, сидевшего против него тучного, краснолицего и сильно рябого монаха. Это были сам игумен и казначей, отец Анатолий.
Вечером долго
сидели за чайным столом. Шли разговоры веселые, велась беседа шутливая, задушевная. Зашла речь про скиты, и Патап Максимыч на свой конек попал — ни конца, ни краю не было его затейным рассказам про матерей, про белиц, про «леших пустынников», про бродячих и сидячих
старцев и про их похожденья с бабами да с девками. До упаду хохотал Сергей Андреич, слушая россказни крестного; молчала Аграфена Петровна, а Марфа Михайловна сказала детям...
Мир там совсем другой. Люди не извиваются, как перерезанные заступом земляные черви. Не слышно воплей и проклятий. Медленно и благообразно движутся безжизненные силуэты святых
старцев Макара Ивановича и Зосимы,
сидит на террасе своей дачи святой эпилептик Мышкин. Трепетные, нежнейшие мечты Достоевского о невозможном и недостижимом носятся над этими образами. Нездешние отсветы падают на них и озаряют весь мир вокруг. И от нездешнего этого света слабо начинает оживать мертвая здешняя жизнь.
Молитвенная хата, занятая под
старца Малафея, до настоящего найма имела другие назначения: она была когда-то банею, потом птичною, «индеечной — разводкою», то есть в ней
сиживали на гнездах индейки-наседки, а теперь, наконец, в ней поселился святой муж и учредилась «моленна», в знак чего над притолками ее дощатых сеней и утвержден был медный «корсунчик».
Сидеть бы ему на завалинке около села или жить у ворот монастыря, — в хибарочке «
старцем»; молиться, думать, говорить — не с «гостями», а с прохожими, со странниками, — и самому быть странником.
Самый этот слепец, который, видишь,
сидит под вязом, неразлучный спутник мой, исполняющий мои желания, будто очами сердечными прозирает в моем сердце, готовый жертвовать для меня своею жизнью, почитающий меня своим благодетелем, сыном, другом, заключающий во мне все, что осталось ему дорогого на немногие дни его жизни, — поверишь ли? — святой этот
старец есть только темное орудие моих действий.
Воеводы
сидели в кружке. Один только из них, маститый
старец, отделившись от прочих, стоял, скрестив руки на груди, против Новгорода и, казалось, силился своими взорами пробить ночную темноту.
На высоком кресле в черном камлотовом подряснике
сидел почтенный
старец, перебирая правой рукой надетые на левой кипарисовые четки.
Всех почти, кого встретили они в первых рядах партера, они знали, если не лично, то по фамилиям — это были сливки мужской половины петербургского общества, почтенные отцы семейств рядом с едва оперившимися птенцами, тщетно теребя свои верхние губы с чуть заметным пушком, заслуженные
старцы рядом с людьми сомнительных профессий, блестящие гвардейские мундиры перемешивались скромными представителями армии, находившимися в Петербурге в отпуску или командировке, изящные франты
сидели рядом с неотесанными провинциалами, платья которых, видимо, шил пресловутый гоголевский «портной Иванов из Парижа и Лондона»; армяне, евреи, немцы, французы, итальянцы, финны, латыши, татары и даже китайцы — все это разноплеменное население Петербурга имело здесь своих представителей.
Багратион вошел в комнату больного Суворова в сопровождении графини Натальи Александровны Зубовой. Весенние солнечные лучи с трудом пробивались сквозь опущенные шторы и занавеси комнат и полуосвещали постель, на которой лежал больной
старец. У постели молча
сидели Аркадий Суворов и доктор.
Сидит, бывало, Гриша пришипившись в каморке,
сидит, а сам в щелочку смотрит, с трудников глаз не спускает, глядит, сколь добрым подвигом иной
старец в тиши ночной подвизается.
Гнев овладел Фебуфисом в такой степени, что он не заботился о последствиях и
сидел в своей мастерской, когда к нему опять вошли герцог-incognito с его молодым провожатым и
старцем со звездою.
Это были два так называемые
старца, которые
сидели на сходах лестницы с чашками, прося подаяния.