Неточные совпадения
Он после этого
стал носить мне мелко переписанные и очень затертые тетрадки стихов Пушкина «Ода на свободу», «
Кинжал», «Думы» Рылеева; я их переписывал тайком… (а теперь печатаю явно!).
У каторжного Черношея, убийцы лавочника Никитина, когда перед казнью вели его из Александровска в Дуэ, сделались спазмы мочевого пузыря, и он то и дело останавливался; его товарищ по преступлению
Кинжалов стал заговариваться.
— Э, азиатки! — подхватил полковник. — На другое что у них ума и толку не
станет, а на это — пырнуть кого-нибудь
кинжалом — каждая из них, бестия, сумеет.
— Что с ним
станешь делать, — сказал пристав. — Пырнет
кинжалом, вот и все. С этими чертями не сговоришь. Я вижу, он беситься начинает.
Хаджи-Мурат, недоумевая, покачал головой и, раздевшись,
стал на молитву. Окончив ее, он велел принести себе серебряный
кинжал и, одевшись и подпоясавшись, сел с ногами на тахту, дожидаясь того, что будет.
Элдар взял золотые и тотчас же, выйдя на светлое место, достал из-под
кинжала ножичек и
стал пороть подкладку бешмета. Гамзало приподнялся и сидел, скрестив ноги.
Перед рассветом Хаджи-Мурат опять вышел в сени, чтобы взять воды для омовения. В сенях еще громче и чаще, чем с вечера, слышны были заливавшиеся перед светом соловьи. В комнате же нукеров слышно было равномерное шипение и свистение железа по камню оттачиваемого
кинжала. Хаджи-Мурат зачерпнул воды из кадки и подошел уже к своей двери, когда услыхал в комнате мюридов, кроме звука точения, еще и тонкий голос Ханефи, певшего знакомую Хаджи-Мурату песню. Хаджи-Мурат остановился и
стал слушать.
— Он прелестен, твой разбойник, — по-французски сказала Марья Васильевна мужу. — Булька
стал любоваться его
кинжалом — он подарил его ему.
На имаме была покрытая коричневым сукном шуба с видневшимся около шеи и рукавов черным мехом, стянутая на тонком и длинном
стане черным ремнем с
кинжалом.
— Не нужно, еще сочтемся. Ведь я не
стану же давать тебе деньги за
кинжал.
— Не! Спасибо отдарил его
кинжалом, а то коня было просить
стал, — сказал Лукашка, слезая с лошади и отдавая ее Назарке.
Когда Марьяна подошла к углу, он ровным, неторопливым движением приподнял шапку, посторонился и снова
стал против нее, слегка отставив ногу, заложив большие пальцы за пояс и поигрывая
кинжалом.
Через неделю и я
стал оборванцем благодаря колючкам, этому отвратительному кустарнику с острыми шипами, которым все леса кругом переплетены: одно спасение от него —
кинжал.
Тогда кого-то слышно
стало,
Мелькнуло девы покрывало,
И вот — печальна и бледна —
К нему приближилась она.
Уста прекрасной ищут речи;
Глаза исполнены тоской,
И черной падают волной
Ее власы на грудь и плечи.
В одной руке блестит пила,
В другой
кинжал ее булатный;
Казалось, будто дева шла
На тайный бой, на подвиг ратный.
— Не лги, мерзавка! — завопил я и левой рукой схватил ее за руку, но она вырвалась. Тогда всё-таки я, не выпуская
кинжала, схватил ее левой рукой за горло, опрокинул навзничь и
стал душить. Какая жесткая шея была… Она схватилась обеими руками за мои руки, отдирая их от горла, и я как будто этого-то и ждал, изо всех сил ударил ее
кинжалом в левый бок, ниже ребер.
— Не дурачься, Шамбюр, — подхватил Розенган, заметя, что вспыльчивый гусар схватился левой рукой за рукоятку своего
кинжала. Папилью и Мильсан подошли также к Шамбюру и
стали его уговаривать.
Глаза Nicolas прежде всего впились в стену, увешанную оружием. Он ринулся вперед и
стал один за другим вынимать из ножен
кинжалы и ятаганы.
Через порог передней Селиван перешагнуть не решался ни в каком виде, как мне казалось, потому, что он кое-что знал о моем
кинжале. И мне это было и лестно и досадно, потому что, собственно говоря, мне уже
стали утомительны одни толки и слухи и во мне разгоралось страстное желание встретиться с Селиваном лицом к лицу.
Оставь
кинжал, а ты свой стул и
станьте,
Как должно в поединке — шпаги выньте,
А секундантов будет уж довольно.
— Так вы,
стало быть, можете сделать и оправу, например к
кинжалу или другим вещам?
Бургмейер(один). И этот обманул меня!.. У каждого из поденщиков моих есть, вероятно, кто-нибудь, кто его не продаст и не обокрадет, а около меня все враги!.. Все мои изменники и предатели! Мне страшно, наконец,
становится жить! На
кинжалах спокойно спать невозможно. Мне один богом ангел-хранитель был дан — жена моя, но я и той не сберег!.. Хоть бы, как гору сдвинуть, трудно было это, а я возвращу ее себе… (Громко кричит.) Кто там есть!.. Введите ко мне опять этого Симху.
Я предался отчаянью: тут были,
Я
стану правду говорить,
И слезы и мольбы… они в нем возбудили
Один холодный смех — о! лучше бы пронзить
Меня
кинжалом!
Тогда Магуль-Мегери, узнав его голос, бросила яд в одну сторону, а
кинжал в другую. «Так-то ты сдержала свою клятву, — сказали ее подруги, —
стало быть, сегодня ночью ты будешь женою Куршуд-бека».
Один татарин подошел к лошади,
стал седло снимать. Она все бьется, — он вынул
кинжал, прорезал ей глотку. Засвистело из горла, трепанулась, и пар вон.
Красный татарин вошел, проговорил что-то, точно ругается, и
стал; облокотился на притолку,
кинжалом пошевеливает, как волк исподлобья косится на Жилина. А черноватый, — быстрый, живой, так весь на пружинах и ходит, — подошел прямо к Жилину, сел на корточки, оскаливается, потрепал его по плечу, что-то начал часто-часто по-своему лопотать, глазами подмигивает, языком прищелкивает, все приговаривает: «корошо урус! корошо урус!»
Наутро видит Жилин — ведет красный кобылу за деревню, а за ним трое татар идут. Вышли за деревню, снял рыжий бешмет, засучил рукава, — ручищи здоровые, — вынул
кинжал, поточил на бруске. Задрали татары кобыле голову кверху, подошел рыжий, перерезал глотку, повалил кобылу и начал свежевать — кулачищами шкуру подпарывает. Пришли бабы, девки,
стали мыть кишки и нутро. Разрубили потом кобылу, стащили в избу. И вся деревня собралась к рыжему поминать покойника.
Осмотрел я свои два ружья, взвел курки и
стал раздумывать, где бы мне получше
стать. Сзади меня в трех шагах большая сосна. «Дай
стану у сосны и ружье другое к ней прислоню». Полез я к сосне, провалился выше колен, обтоптал у сосны площадку аршина в полтора и на ней устроился. Одно ружье взял в руки, а другое с взведенными курками прислонил к сосне.
Кинжал я вынул и вложил, чтобы знать, что в случае нужды он легко вынимается.
Счастливое выражение разом сбежало с лица бека-Мешедзе, и это лицо снова
стало суровым и хмурым, как грозовая ночь. Рука его привычно взялась за рукоятку дамасского
кинжала, с которым он никогда не разлучался. Заметив это движение, дедушка Магомет, в свою очередь, выхватил
кинжал из-за пояса и, грозно потрясая им в воздухе, воскликнул...
Через три часа после мщения я был у дверей ее квартиры.
Кинжал, друг смерти, помог мне по трупам добраться до ее дверей. Я
стал прислушиваться. Она не спала. Она мечтала. Я слушал. Она молчала. Молчание длилось часа четыре. Четыре часа для влюбленного — четыре девятнадцатых столетия! Наконец она позвала горничную. Горничная прошла мимо меня. Я демонически взглянул на нее. Она уловила мой взгляд. Рассудок оставил ее. Я убил ее. Лучше умереть, чем жить без рассудка.
Описание оперы в «Войне и мире». «Во втором акте были картины, изображающие монументы, и была дыра в полотне, изображающая луну, и абажуры на рампе подняли, и справа и слева вышло много людей в черных мантиях. Люди
стали махать руками, и в руках у них было что-то вроде
кинжалов; потом прибежали еще какие-то люди и
стали тащить прочь девицу… Они не утащили ее сразу, а долго с ней пели, а потом уже ее утащили, и за кулисами ударили три раза во что-то металлическое, и все
стали на колени и запели молитву».
Карлик подбежал к ней с другой стороны, схватил за свободную руку и повис на ней. Теркин
стал выхватывать у Серафимы
кинжал, вырвал с усилием и поранил себя в промежутке между большим и указательным пальцами.
Он блеснул
кинжалом, который вынул из ножен. На
стали не было ни одного пятна, он не употребил его в кровавое дело с простыми смертными, приберегая для высшего назначения.
Прибыли за Лизой лошади и дворовая ее свита. Кирилл подал ей письмо своего пана. Оно не тревожило ее. Напротив того ее одушевляла мысль пожить несколько часов между заговорщиками, как бы в
стане их, и испытать мучительное чувство, какое испытывает человек, около сердца которого шевелится холодное острие
кинжала. Дрожь пробегает по всему телу, захватывает дух, смерть на одну линию, но
кинжал исторгнут из руки врага и нанесен на него самого.
Они в коротеньких кафтанах из немецкого сукна; под низенькими шапочками, которые щегольски заломились на один бок, сказываются буйные головушки; ремень, отороченный серебром, стягивает их
стан; у боку длинный нож и
кинжал в ножнах, описанных на злате, сзади — ослоп, только что молодцу на подъем.
Глаза Малюты злобно сверкнули. Он подскочил к княжне, схватил ее в свои объятия и
стал покрывать страстными поцелуями. Напрасно она делала усилия, чтобы освободиться, он все крепче и крепче сжимал ее. Вдруг в голове ее мелькнула счастливая мысль, и она, высвободив одну руку, с быстротою молнии выхватила из ножен висевший на его поясе
кинжал.
— Этого мало, — повторил он и бросился к стене, на которой висел
кинжал. Он схватил его, вынул из ножен и, засучив рукав своего сюртука до локтя, как исполнитель des hautes oeuvres перед совершением казни, мощною рукой воткнул оружие в стол. Гибкая
сталь задрожала и жалобно заныла.
Волк обнял Владислава. Лишь только бросился он к
кинжалу и задел этим движением стол, гибкая
сталь еще жалобнее прежнего заныла. Вынув мускулистой рукой глубоко засевший клинок, он поцеловал его.
Он вынул еще по дороге к трупу из ножен висевший у него на поясе
кинжал и, подойдя к мертвецу,
стал спокойно и осторожно разрезать на нем одежду, чтобы не тратить времени не раздевание трупа. Шинель на покойном была только накинута, Талицкий разрезал пальто, сюртук и остальное. Для того, чтобы снять разрезанные лоскутки одежды, ему приходилось осторожно приподнимать труп, поворачивать его и даже иногда ставить прямо на ноги.
Такое твердое и ловкое упражнение оружием весьма заняло людей, знакомых с трудностию этих смелых эволюций
кинжалами, и вот офицеры, собравшись однажды там, где было им за обычай пить и закусывать кусочками сыра, наструганного наподобие выветрелых остриженных ногтей,
стали говорить о метаниях
кинжала, и когда сделались уже пьяны, то одному из них пришло в голову, что и он может проделать то же самое.
Все было прекрасно, но в компанию замешался черт, и все дело испортилось: офицеры до того запьянели, что
стали метать вилки в портрет, рассчитывая, что могут окружить его так же ловко, как жонглер окружал
кинжалами голову живого человека.
Люди
стали махать руками, и в руках у них было что-то в роде
кинжалов; потом прибежали еще какие-то люди и
стали тащить прочь ту девицу, которая была прежде в белом, а теперь в голубом платье.
Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и
кинжалом и
стал петь и разводить руками.