Неточные совпадения
Она вертела в пальцах тонкий стебелек полевого цветка, легкая мантилья
спустилась ей
на локти, и широкие серые ленты шляпы прильнули к ее
груди.
Сверху
спускалась Лидия. Она садилась в угол, за роялью, и чужими глазами смотрела оттуда, кутая, по привычке,
грудь свою газовым шарфом. Шарф был синий, от него
на нижнюю часть лица ее ложились неприятные тени. Клим был доволен, что она молчит, чувствуя, что, если б она заговорила, он стал бы возражать ей. Днем и при людях он не любил ее.
Самгин
спустился вниз к продавцу каталогов и фотографий. Желтолицый человечек, в шелковой шапочке, не отрывая правый глаз от газеты, сказал, что у него нет монографии о Босхе, но возможно, что они имеются в книжных магазинах. В книжном магазине нашлась монография
на французском языке. Дома, после того, как фрау Бальц накормила его жареным гусем, картофельным салатом и карпом, Самгин закурил, лег
на диван и, поставив
на грудь себе тяжелую книгу, стал рассматривать репродукции.
Там караулила Ольга Андрея, когда он уезжал из дома по делам, и, завидя его,
спускалась вниз, пробегала великолепный цветник, длинную тополевую аллею и бросалась
на грудь к мужу, всегда с пылающими от радости щеками, с блещущим взглядом, всегда с одинаким жаром нетерпеливого счастья, несмотря
на то, что уже пошел не первый и не второй год ее замужества.
Чистая белая рубаха, застегнутая у горла и кистей, ложилась короткими, мягкими складками около ее стана; крупные желтые бусы в два ряда
спускались с шеи
на грудь.
Из первых учеников я давно
спустился к середине и нахожу это наиболее для себя подходящим: честолюбие меня не мучит, тройки не огорчают… А зато
на пруду в эти лунные ночи
грудь дышит так полно, и под свободные движения так хорошо работает воображение… Луна подымается, заглядывает в пустые окна мертвого замка, выхватывает золотой карниз, приводит в таинственное осторожное движение какие-то неясные тени… Что-то шевелится, что-то дышит, что-то оживает…
Они сначала проехали одну улицу, другую, потом взобрались
на какую-то гору. Вихров видел, что проехали мимо какой-то церкви,
спустились потом по косогору в овраг и остановились перед лачугой. Живин хоть был и не в нормальном состоянии, но шел, однако, привычным шагом. Вихров чувствовал только, что его ноги ступали по каким-то доскам, потом его кто-то стукнул дверью в
грудь, — потом они несколько времени были в совершенном мраке.
На их игру глядел, сидя
на подоконнике, штабс-капитан Лещенко, унылый человек сорока пяти лет, способный одним своим видом навести тоску; все у него в лице и фигуре висело вниз с видом самой безнадежной меланхолии: висел вниз, точно стручок перца, длинный, мясистый, красный и дряблый нос; свисали до подбородка двумя тонкими бурыми нитками усы; брови
спускались от переносья вниз к вискам, придавая его глазам вечно плаксивое выражение; даже старенький сюртук болтался
на его покатых плечах и впалой
груди, как
на вешалке.
Медленно раскрылись большие черные глаза. Они глядели еще тупо, но уже улыбались — слабо; та же слабая улыбка
спустилась на бледные губы. Потом он двинул повислой рукою — и с размаху положил ее себе
на грудь.
Иногда я заставал ее перед зеркалом, — она сидела
на низеньком кресле, причесывая волосы; концы их лежали
на коленях ее,
на ручках кресла,
спускались через спинку его почти до полу, — волосы у нее были так же длинны и густы, как у бабушки. Я видел в зеркале ее смуглые, крепкие
груди, она надевала при мне лиф, чулки, но ее чистая нагота не будила у меня ощущений стыдных, а только радостное чувство гордости за нее. Всегда от нее исходил запах цветов, защищавший ее от дурных мыслей о ней.
Мне незачем и не надо было идти вместе, но, сам растерявшись, я остановился у лестницы, смотря, как она медленно
спускается, слегка наклонив голову и перебирая бахрому
на груди.
Прелесть весеннего утра, невозмутимая тишина окрестности, пение птиц — все это, конечно, мало действовало
на Глеба; со всем тем, благодаря, вероятно, ветерку, который пахнул ему в лицо и освежил разгоряченную его голову,
грудь старика стала дышать свободнее; шаг его сделался тверже, когда он начал
спускаться по площадке.
Он помолчал, потом
спустился с ларя, лег, положил горячую голову
на грудь ко мне и заговорил тихонько, как сквозь сон...
В убежище он явился совершенно пьяный. Глаза у него остекленели, нижняя челюсть отвисла, из-под сидевшей
на затылке шляпы
спускались на лоб мокрыми сосульками волосы. Войдя в общую комнату, он скрестил руки, свесил низко
на грудь голову и, глядя вперед из-под грозно нахмуренных бровей, так что вместо глаз виднелись одни только белки, начал неистовым голосом гамлетовский монолог...
Ситцевая кофточка, не застегнутая
на груди,
спустилась с одного плеча, а плечо было такое белое, вкусное.
На нем была рубаха, расстегнутая
на груди, и высокие сапоги со шпорами, и с плеч
спускался черный плащ, тащившийся по земле, как шлейф.
Черная тень,
спускаясь от сухого подбородка прямо
на середину
груди, скользила по ней угловатою, глубокою извилиной и выказывала еще резче ее худобу и впадины; но, несмотря
на некоторую резкость, придаваемую чертам этого человека его чрезмерною худобою и грубыми пятнами света и тени, лицо его сохраняло выражение самое кроткое и тихое; даже запекшиеся, побелевшие губы дышали тем невыразимым добродушием, которое как бы просвечивалось во всей его наружности.
На его сухом, но плечистом туловище подержанный дорожный сюртук сидел мешковато.
Грудь прикрывала не первой чистоты рубашка, и крест
спускался ниже, чем его обыкновенно носят.
Спускался он с высокой паперти совсем разбитый, не от телесной усталости, не от ходьбы, а от расстройства чисто душевного. Оно точно кол стояло у него в
груди… Вся эта поездка к «Троице-Сергию» вставала перед ним печальной нравственной недоимкой, перешла в тяжкое недовольство и собою, и всем этим монастырем, с его базарной сутолокой и полным отсутствием,
на его взгляд, смиряющих, сладостных веяний, способных всякого настроить
на неземные помыслы.
Но заснуть его сестре мешали два видения: то
спустится ей
на грудь пакет с цветными бумагами, то выплывет, точно из облака, красивая борода с светлым пробором
на подбородке.
Белая атласная юбка была покрыта второй юбкой из крепдешина, слегка подобранной и отделанной крупными, величиной в орех, золотыми шариками. По обоим бокам, от самого лифа,
спускались углами атласные полотнища золотистого цвета; лиф из крепдешина, с золотыми же шариками, был низко вырезан
на стане и
на груди окаймлен белым тюлевым рюшем, красиво оттенявшим розовато-белое тело молоденькой женщины.
Длинная, седая, библейская борода в беспорядке
спускалась на широкую
грудь этого,
на вид для его лет далеко не старого, человека, несколько мешковатого и неуклюжего, представителя типа именно тех русских людей, о которых сложилась народная поговорка: «Не ладно скроен, да крепко сшит».
Таня вышла из ее комнаты и через девичью, не заходя в свою каморку, вышла
на заднее крыльцо,
спустилась с него и, быстро пробежав двор, очутилась в поле. Она вздохнула полною
грудью.
Из него приподнялась женщина, одетая в одну белую рубашку с высоким воротом и длинными рукавами. Черные как смоль волосы, заплетенные в густую косу,
спускались через левое плечо
на высокую
грудь, колыхавшуюся под холстиной, казалось, от прерывистого дыхания. Лицо ее, с правильными, красивыми чертами, было снежной белизны, и
на нем рельефно выдавались черные дугой брови, длинные ресницы, раздувающиеся ноздри и губы, — красные, кровавые губы. Глаза были закрыты.
Вдруг зашумело что-то вверху; поднял голову Яков Потапович и видит — коршун громадный из поднебесья круги задает и прямо
на княжну Евпраксию
спускается. Выступил вперед Яков Потапович, заслонил собою дорогую спутницу и ждет врага, прямо
на него глядючи. Как камень падает коршун сверху к нему
на грудь, клювом ударяет в самое сердце, да не успел глубоко острого клюва запустить, как схватил его добрый молодец за самую шею и сжал, что есть силы, правой рукой.
Татьяна Петровна сладко спала, раскинувшись
на постели. Мягкое одеяло прикрывало ее только до пояса. Тонкая ткань белоснежной сорочки поднималась ровными движениями
на не менее белрснежной
груди. Одна миниатюрная ручка
спустилась с кровати, а другая была закинута под голову. Раскрытые розовые губки как бы искали поцелуя. Видимо, сладкие грезы, грезы будущего счастья с Борисом, витали над ее хорошенькой головкой.