Неточные совпадения
— С Алексеем, — сказала Анна, — я знаю, что вы говорили. Но я хотела
спросить тебя прямо, что ты думаешь
обо мне, о моей жизни?
Долли просто удивлялась невиданному ею до сих пор и, желая всё понять,
обо всем подробно
спрашивала, что доставляло очевидное удовольствие Вронскому.
— О, прекрасно! Mariette говорит, что он был мил очень и… я должен тебя огорчить… не скучал о тебе, не так, как твой муж. Но еще раз merci, мой друг, что подарила мне день. Наш милый самовар будет в восторге. (Самоваром он называл знаменитую графиню Лидию Ивановну, за то что она всегда и
обо всем волновалась и горячилась.) Она о тебе
спрашивала. И знаешь, если я смею советовать, ты бы съездила к ней нынче. Ведь у ней
обо всем болит сердце. Теперь она, кроме всех своих хлопот, занята примирением Облонских.
— Теперь ваша очередь торжествовать! — сказал я, — только я на вас надеюсь: вы мне не измените. Я ее не видал еще, но уверен, узнаю в вашем портрете одну женщину, которую любил в старину… Не говорите ей
обо мне ни слова; если она
спросит, отнеситесь
обо мне дурно.
— Маменька, что бы ни случилось, что бы вы
обо мне ни услышали, что бы вам
обо мне ни сказали, будете ли вы любить меня так, как теперь? —
спросил он вдруг от полноты сердца, как бы не думая о своих словах и не взвешивая их.
Ну-с, если вас когда кто будет
спрашивать, — ну завтра или послезавтра, —
обо мне или насчет меня (а вас-то будут
спрашивать), то вы о том, что я теперь к вам заходил, не упоминайте и деньги отнюдь не показывайте и не сказывайте, что я вам дал, никому.
— Что говорят
обо мне в Оренбурге? —
спросил Пугачев, помолчав немного.
Клим искоса взглянул на мать, сидевшую у окна; хотелось
спросить: почему не подают завтрак? Но мать смотрела в окно. Тогда, опасаясь сконфузиться, он сообщил дяде, что во флигеле живет писатель, который может рассказать о толстовцах и
обо всем лучше, чем он, он же так занят науками, что…
— Лидия Тимофеевна, за что-то рассердясь на него,
спросила: «Почему вы не застрелитесь?» Он ответил: «Не хочу, чтобы
обо мне писали в «Биржевых ведомостях».
Он стал перечислять боевые выступления рабочих в провинции, факты террора, схватки с черной сотней, взрывы аграрного движения; он говорил
обо всем этом, как бы напоминая себе самому, и тихонько постукивал кулаком по столу, ставя точки. Самгин хотел
спросить: к чему приведет все это? Но вдруг с полной ясностью почувствовал, что
спросил бы равнодушно, только по обязанности здравомыслящего человека. Каких-либо иных оснований для этого вопроса он не находил в себе.
Не меняя позы, он все сидел, а ведь он уже
спросил обо всем и мог бы уйти. Он вздохнул.
— Кто не сволочь? — вдруг, не своим голосом,
спросил Дронов, приподняв кресло и стукнув ножками его в пол. — Сначала ей нравилось это. Приходят разные люди,
обо всем говорят…
— Ничего. Вышла дорога, потом какая-то толпа, и везде блондин, везде… Я вся покраснела, когда она при Кате вдруг сказала, что
обо мне думает бубновый король. Когда она хотела говорить, о ком я думаю, я смешала карты и убежала. Ты думаешь
обо мне? — вдруг
спросила она.
Вера была бледна, лицо у ней как камень; ничего не прочтешь на нем. Жизнь точно замерзла, хотя она и говорит с Марьей Егоровной
обо всем, и с Марфенькой и с Викентьевым. Она заботливо
спросила у сестры, запаслась ли она теплой обувью, советовала надеть плотное шерстяное платье, предложила свой плед и просила, при переправе чрез Волгу, сидеть в карете, чтоб не продуло.
— Да. Скажите, Вера, вспоминали вы иногда
обо мне? —
спросил он.
«Милый и дорогой доктор! Когда вы получите это письмо, я буду уже далеко… Вы — единственный человек, которого я когда-нибудь любила, поэтому и пишу вам. Мне больше не о ком жалеть в Узле, как, вероятно, и
обо мне не особенно будут плакать. Вы
спросите, что меня гонит отсюда: тоска, тоска и тоска… Письма мне адресуйте poste restante [до востребования (фр.).] до рождества на Вену, а после — в Париж. Жму в последний раз вашу честную руку.
— Вы
обо всем нас можете
спрашивать, — с холодным и строгим видом ответил прокурор, —
обо всем, что касается фактической стороны дела, а мы, повторяю это, даже обязаны удовлетворять вас на каждый вопрос. Мы нашли слугу Смердякова, о котором вы
спрашиваете, лежащим без памяти на своей постеле в чрезвычайно сильном, может быть, в десятый раз сряду повторявшемся припадке падучей болезни. Медик, бывший с нами, освидетельствовав больного, сказал даже нам, что он не доживет, может быть, и до утра.
— Как вам это не стыдно допускать такой беспорядок? сколько раз вам говорил? уважение к месту теряется, — шваль всякая станет после этого содом делать. Вы потакаете слишком этим мошенникам. Это что за человек? —
спросил он
обо мне.
Лопахин(смеется). Позвольте вас
спросить, как вы
обо мне понимаете?
— Стой еще! Я, Парфен, еще хочу тебя
спросить… я много буду тебя
спрашивать,
обо всем… но ты лучше мне сначала скажи, с первого начала, чтоб я знал: хотел ты убить ее перед моей свадьбой, перед венцом, на паперти, ножом? Хотел или нет?
Слушай, Парфен, ты давеча
спросил меня, вот мой ответ: сущность религиозного чувства ни под какие рассуждения, ни под какие проступки и преступления и ни под какие атеизмы не подходит; тут что-то не то, и вечно будет не то; тут что-то такое,
обо что вечно будут скользить атеизмы и вечно будут не про то говорить.
— Кто же доложит
обо мне? —
спросил доктор. — Надо доложить, что Розанов, за которым Александр Павлович присылал нынче утром.
Я рассуждал
обо всем с Евсеичем, но он даже не мог понять, о чем я говорю, что желаю узнать и о чем
спрашиваю; он частехонько говорил мне...
— Что вы подумали
обо мне вчера, мсьё Вольдемар? —
спросила она погодя немного. — Вы, наверно, осудили меня?
— Сейчас я сварю! — отозвалась мать и, доставая кофейный прибор из шкафа, тихонько
спросила: — А разве Паша говорил
обо мне?
— А он говорил
обо мне? —
спросила Настенька, взглянув на Калиновича.
— Что ж тебе говорили
обо мне? —
спросил он.
— Ошибки такого рода, — отвечал, не изменяя тона, Забоков, — я теперь удален от должности, предан суду. Дело мое, по обсуждении в уголовной палате, поступило на решение правительствующего сената, и вдруг теперь министерство делает распоряжение о производстве нового
обо мне исследования и подвергает меня казематному заключению… На каком это основании сделано? — позвольте вас
спросить.
— Что будет думать
обо мне дядюшка? —
спросил Александр, помолчав.
— Вот и все, — произнес, надменно улыбаясь, Желтков. — Вы
обо мне более не услышите и, конечно, больше никогда меня не увидите. Княгиня Вера Николаевна совсем не хотела со мной говорить. Когда я ее
спросил, можно ли мне остаться в городе, чтобы хотя изредка ее видеть, конечно не показываясь ей на глаза, она ответила: «Ах, если бы вы знали, как мне надоела вся эта история. Пожалуйста, прекратите ее как можно скорее». И вот я прекращаю всю эту историю. Кажется, я сделал все, что мог?
— Убивалась она очень, когда вы ушли! Весь зимовник прямо с ума сошел. Ездили по степи,
спрашивали у всех. Полковнику другой же день
обо всем рассказали, — а он в ответ: «Поглядите, не обокрал ли! Должно быть, из беглых!» Очень Женя убивалась! Вы ей портмонетик дорогой подарили, так она его на шее носила. Чуть что — в слезы, а потом женихи стали свататься, она всех отгоняла.
— Вы говорите, что
обо мне мысли переменили? —
спросил он.
— Ты можешь им доложить
обо мне? —
спросил прибывший.
— Что вы думаете
обо всех этих обещаниях и угрозах? —
спросила Катрин.
Вознамерившись последнее обстоятельство разузнать поподробнее, Крапчик решил мысленно, что
обо все этом пока нечего много беспокоиться; но между тем прошел день, два, три, Катрин все сидела у себя наверху и не сходила вниз ни чай пить, ни обедать, так что Крапчик
спросил, наконец, ее горничную: «Что такое с барышней?» Та отвечала, что барышня больна.
Я молча удивляюсь: разве можно
спрашивать, о чем человек думает? И нельзя ответить на этот вопрос, — всегда думается сразу о многом:
обо всем, что есть перед глазами, о том, что видели они вчера и год тому назад; все это спутано, неуловимо, все движется, изменяется.
Было странно, что
обо всём, что творилось в городе, доктор почти не говорил, а когда его
спрашивали о чём-нибудь, он отвечал так неохотно и коротко, точно язык его брезговал словами, которые произносил.
— Что же вы подумали
обо мне? —
спросил он ее вдруг.
На эту тему я много раз говорил с Филатром. Но этот симпатичный человек не был еще тронут прощальной рукой Несбывшегося, а потому мои объяснения не волновали его. Он
спрашивал меня
обо всем этом и слушал довольно спокойно, но с глубоким вниманием, признавая мою тревогу и пытаясь ее усвоить.
— Следовательно, вы рассчитывали встретить меня? —
спросила она. — О, действительно это сложно! Да, но еще — Гез. Конечно, он вам говорил
обо мне?!
«Извольте, говорю, Василий Иванович, если дело идет о решительности, я берусь за это дело, и школы вам будут, но только уж смотрите, Василий Иванович!» — «Что,
спрашивает, такое?» — «А чтобы мои руки были развязаны, чтоб я был свободен, чтобы мне никто не препятствовал действовать самостоятельно!» Им было круто, он и согласился, говорит: «Господи! да Бог тебе в помощь, Ильюша, что хочешь с ними делай, только действуй!» Я человек аккуратный, вперед
обо всем условился: «смотрите же, говорю, чур-чура: я ведь разойдусь, могу и против земства ударить, так вы и там меня не предайте».
— Ну что, старый товарищ, —
спросил Кирша, — как поживаешь? Да скажи, пожалуйста, кто этот молодой боярин, вон тот, с которым ты ходил и который меня так
обо всем расспрашивал?
— Почему вы вспомнили именно
обо мне? —
спросил ее Потугин.
Все молчали, никто ни о чем не
спрашивал ее, хотя, быть может, многим хотелось поздравить ее — она освободилась от рабства, — сказать ей утешительное слово — она потеряла сына, но — все молчали. Иногда люди понимают, что не
обо всем можно говорить до конца.
«Если бы она знала столяра, — медленно соображал Климков, — я бы научил её — пусть
спросит его
обо мне. Тогда бы…»
Уроки же, или лекции его отличались необыкновенною простотою и тем, что мы могли его
обо всем
спрашивать и прямо, ничего не боясь, высказывать ему все наши сомнения и беседовать.
— Что ж такое угодно ему писать
обо мне? —
спросила Домна Осиповна, стараясь придать насмешливый оттенок своему вопросу.
Васса. Ну вот… Если Федор плох — дождешься конца. Впрочем, после поговорим об этом,
обо всем. А теперь — вот что; пойдешь в жандармское управление,
спросишь полковника Попова. Обязательно его найди! Чтобы вызвали. Скажи — спешное и важное дело.
Я осведомился о Берте Ивановне, о ее муже и даже о Германе Вермане
спросил и
обо всех об них получил самые спокойные известия; но
спросить о Мане никак не решался. Я все ждал, что Маня дома, что вот-вот она сама вдруг покажется в какой-нибудь двери и разом сдунет все мои подозрения.
— Позвольте еще вас, Антон Антонович, нижайше
спросить: известны ли
обо всем этом деле его превосходительство?