Неточные совпадения
Им овладело беспокойство,
Охота к перемене мест
(Весьма мучительное свойство,
Немногих добровольный крест).
Оставил он свое селенье,
Лесов и нив уединенье,
Где окровавленная тень
Ему являлась каждый день,
И начал странствия без цели,
Доступный
чувству одному;
И путешествия ему,
Как всё на свете, надоели;
Он возвратился и
попал,
Как Чацкий,
с корабля на бал.
Ей нужно было обвинять кого-нибудь в своем несчастии, и она говорила страшные слова, грозила кому-то
с необыкновенной силой, вскакивала
с кресел, скорыми, большими шагами ходила по комнате и потом
падала без
чувств.
Это был господин немолодых уже лет, чопорный, осанистый,
с осторожною и брюзгливою физиономией, который начал тем, что остановился в дверях, озираясь кругом
с обидно-нескрываемым удивлением и как будто спрашивал взглядами: «Куда ж это я
попал?» Недоверчиво и даже
с аффектацией [
С аффектацией —
с неестественным, подчеркнутым выражением
чувств (от фр. affecter — делать что-либо искусственным).] некоторого испуга, чуть ли даже не оскорбления, озирал он тесную и низкую «морскую каюту» Раскольникова.
Швабрин
упал на колени… В эту минуту презрение заглушило во мне все
чувства ненависти и гнева.
С омерзением глядел я на дворянина, валяющегося в ногах беглого казака. Пугачев смягчился. «Милую тебя на сей раз, — сказал он Швабрину, — но знай, что при первой вине тебе припомнится и эта». Потом обратился к Марье Ивановне и сказал ей ласково: «Выходи, красная девица; дарую тебе волю. Я государь».
В этой тревоге он прожил несколько дней, чувствуя, что тупеет, подчиняется меланхолии и — боится встречи
с Мариной. Она не являлась к нему и не звала его, — сам он идти к ней не решался. Он плохо
спал, утратил аппетит и непрерывно прислушивался к замедленному течению вязких воспоминаний, к бессвязной смене однообразных мыслей и
чувств.
А если закипит еще у него воображение, восстанут забытые воспоминания, неисполненные мечты, если в совести зашевелятся упреки за прожитую так, а не иначе жизнь — он
спит непокойно, просыпается, вскакивает
с постели, иногда плачет холодными слезами безнадежности по светлом, навсегда угаснувшем идеале жизни, как плачут по дорогом усопшем,
с горьким
чувством сознания, что недовольно сделали для него при жизни.
— Великодушный друг… «рыцарь»… — прошептала она и вздохнула
с трудом, как от боли, и тут только заметив другой букет на столе, назначенный Марфеньке, взяла его, машинально поднесла к лицу, но букет выпал у ней из рук, и она сама
упала без
чувств на ковер.
— Ни
с места! — завопил он, рассвирепев от плевка, схватив ее за плечо и показывая револьвер, — разумеется для одной лишь острастки. — Она вскрикнула и опустилась на диван. Я ринулся в комнату; но в ту же минуту из двери в коридор выбежал и Версилов. (Он там стоял и выжидал.) Не успел я мигнуть, как он выхватил револьвер у Ламберта и из всей силы ударил его револьвером по голове. Ламберт зашатался и
упал без
чувств; кровь хлынула из его головы на ковер.
«Если ты действительно любишь ее, — шептал ему внутренний голос, — то полюбишь и его, потому что она счастлива
с ним, потому что она любит его…» Гнетущее
чувство смертной тоски сжимало его сердце, и он подолгу не
спал по ночам, тысячу раз передумывая одно и то же.
Митя болезненно нахмурился: что, в самом деле, он прилетит…
с такими
чувствами… а они
спят…
спит и она, может быть, тут же… Злое
чувство закипело в его сердце.
Больной, однако, в
чувство не входил: припадки хоть и прекращались на время, но зато возобновлялись опять, и все заключили, что произойдет то же самое, что и в прошлом году, когда он тоже
упал нечаянно
с чердака.
Между мертвецами поднялся ропот негодования; все вступились за честь своего товарища, пристали к Адриану
с бранью и угрозами, и бедный хозяин, оглушенный их криком и почти задавленный, потерял присутствие духа, сам
упал на кости отставного сержанта гвардии и лишился
чувств.
Но вместе
с тем было
чувство, что я
попаду в более свободный мир и смогу дышать более свободным воздухом.
Галактион
попал в Суслон совершенно случайно. Он со Штоффом отправился на новый винокуренный завод Стабровского, совсем уже готовый к открытию, и здесь услыхал, что отец болен. Прямо на мельницу в Прорыв он не поехал, а остановился в Суслоне у писаря. Отца он не видал уже около года и боялся встречи
с ним. К отцу у Галактиона еще сохранилось какое-то детское
чувство страха, хотя сейчас он совершенно не зависел от него.
Он
упал наконец в самом деле без
чувств. Его унесли в кабинет князя, и Лебедев, совсем отрезвившийся, послал немедленно за доктором, а сам вместе
с дочерью, сыном, Бурдовским и генералом остался у постели больного. Когда вынесли бесчувственного Ипполита, Келлер стал среди комнаты и провозгласил во всеуслышание, разделяя и отчеканивая каждое слово, в решительном вдохновении...
Она
упала без
чувств ему на руки. Он поднял ее, внес в комнату, положил в кресла и стал над ней в тупом ожидании. На столике стоял стакан
с водой; воротившийся Рогожин схватил его и брызнул ей в лицо воды; она открыла глаза и
с минуту ничего не понимала; но вдруг осмотрелась, вздрогнула, вскрикнула и бросилась к князю.
В минуту его отсутствия Ивашев привстал, спустил
с кровати ноги и
упал без
чувств.
Будучи плохо одет, он так озяб, что
упал без
чувств с лошади; его оттерли и довезли благополучно до ближайшей деревни.
Веселенький деревенский домик полковника, освещенный солнцем, кажется, еще более обыкновенного повеселел. Сам Михайло Поликарпыч,
с сияющим лицом, в своем домашнем нанковом сюртуке, ходил по зале: к нему вчера только приехал сын его, и теперь, пока тот
спал еще, потому что всего было семь часов утра, полковник разговаривал
с Ванькой, у которого от последней, вероятно, любви его появилось даже некоторое выражение
чувств в лице.
Павел
попал прямо в цель. Приставша действительно любила очень близкого к ней человека — молодого письмоводителя мужа, но только о
чувствах с ним не говорила, а больше водкой его поила.
При этом ему невольно припомнилось, как его самого, — мальчишку лет пятнадцати, — ни в чем не виновного, поставили в полку под ранцы
с песком, и как он терпел, терпел эти мученья, наконец,
упал, кровь хлынула у него из гортани; и как он потом сам, уже в чине капитана, нагрубившего ему солдата велел наказать; солдат продолжал грубить; он велел его наказывать больше, больше; наконец, того на шинели снесли без
чувств в лазарет; как потом, проходя по лазарету, он видел этого солдата
с впалыми глазами,
с искаженным лицом, и затем солдат этот через несколько дней умер, явно им засеченный…
Когда же, бывало, натянет он на себя свой кавалерийский мундир, а на голову наденет медную, как жар горящую, каску
с какими-то чудодейственными орлами на вершине да войдет этаким чудаком в мамашину комнату, то Марья Петровна едва удерживалась, чтоб не
упасть в обморок от полноты
чувств.
Благородные твои
чувства, в письме выраженные, очень меня утешили, а сестрица Анюта даже прослезилась, читая философические твои размышления насчет человеческой закоренелости. Сохрани этот пламень, мой друг! сохрани его навсегда. Это единственная наша отрада в жизни, где, как тебе известно, все мы странники, и ни один волос
с головы нашей не
упадет без воли того, который заранее все знает и определяет!
Посредник обиделся (перед ним действительно как будто фига вдруг выросла) и уехал, а Конон Лукич остался дома и продолжал «колотиться» по-старому. Зайдет в лес — бабу поймает, лукошко
с грибами отнимет; заглянет в поле — скотину выгонит и штраф возьмет.
С утра до вечера все в маете да в маете. Только в праздник к обедне сходит, и как ударят к «Достойно», непременно
падет на колени, вынет платок и от избытка
чувств сморкнется.
— Нет, не строгий, а дельный человек, — возразил князь, — по благородству
чувств своих — это рыцарь нашего времени, — продолжал он, садясь около судьи и ударяя его по коленке, — я его знаю
с прапорщичьего чина; мы
с ним вместе делали кампанию двадцать восьмого года, и только что не
спали под одной шинелью. Я когда услышал, что его назначили сюда губернатором, так от души порадовался. Это приобретение для губернии.
И поверьте, брак есть могила этого рода любви: мужа и жену связывает более прочное
чувство — дружба, которая, честью моею заверяю, гораздо скорее может возникнуть между людьми, женившимися совершенно холодно, чем между страстными любовниками, потому что они по крайней мере не
падают через месяц после свадьбы
с неба на землю…
— «Ты! — закричал я в безумии, — так это все ты, — говорю, — жестокая, стало быть, совсем хочешь так раздавить меня благостию своей!» И тут грудь мне перехватило, виски заныли, в глазах по всему свету замелькали лампады, и я без
чувств упал у отцовских возов
с тою отпускной.
Маленький тёмный домик, где жила Горюшина, пригласительно высунулся из ряда других домов, покачнувшись вперёд, точно кланяясь и прося о чём-то. Две ставни были сорваны, одна висела косо, а на крыше, поросшей мхом, торчала выщербленная,
с вывалившимися кирпичами, чёрная труба. Убогий вид дома вызвал у Кожемякина скучное
чувство, а силы всё более
падали, дышать было трудно, и решение идти к Горюшиной таяло.
Но здравые идеи восторжествовали; Франция подписала унизительный мир, а затем
пала и Парижская коммуна. Феденька, который
с минуты на минуту ждал взрыва, как-то опешил. Ни земская управа, ни окружной суд даже не шевельнулись. Это до того сконфузило его, что он бродил по улицам и придирался ко всякому встречному, испытывая, обладает ли он надлежащею теплотою
чувств. Однако
чувства были у всех не только в исправности, но, по-видимому, последние события даже поддали им жару…
На третий, рано поутру, Алексей Степаныч, дожидался своей невесты в гостиной; тихо отворилась дверь, и явилась Софья Николавна прекраснее, очаровательнее, чем когда-нибудь,
с легкой улыбкою и
с выражением в глазах такого нежного
чувства, что, взглянув на нее и увидя ласково протянутую руку, Алексей Степаныч от избытка сильного
чувства обезумел, на мгновение потерял употребление языка… но вдруг опомнившись, не принимая протянутой руки, он
упал к ногам своей невесты, и поток горячего сердечного красноречия, сопровождаемый слезами, полился из его груди.
Душевное просветление Маркушки не в силах было переступить через эту грань: еще допустить в Царство Небесное Кайло и Пестеря, пожалуй, можно, но чтобы впустить туда Оксю
с Лапухой… Нет, этого не могло быть! В Маркушке протестовало какое-то физическое
чувство против такого применения христианского принципа всепрощения. Он готов был поручиться чем угодно, что Окся и Лапуха не
попадут в селения праведных…
Юрий, желая скорее узнать, чего хочет от них этот безотвязный прохожий, пошел вместе
с Алексеем прямо к нему навстречу; но лишь только они приблизились друг к другу и Алексей успел закричать: «Берегись, боярин, это разбойник Омляш!..» — незнакомый свистнул, четверо его товарищей выбежали из церкви, и почти в ту ж минуту Алексей, проколотый в двух местах ножом,
упал без
чувств на землю.
В ту самую минуту как Милославский, подле которого бились
с отчаянием Алексей и человек пять стрельцов,
упал без
чувств от сильного сабельного удара, раздался дикий крик казаков, которые, под командою атаманов, подоспели наконец на помощь к Пожарскому.
Юрий почти без
чувств упал на грудь отца Авраамия, а Митя, утирая рукавом текущие из глаз слезы, тихо склонился над гробом угодника божия, и через несколько минут, когда Милославский, уходя вместе
с Палицыным из храма, подошли
с ним проститься, Мити уже не было: он возвратился на свою родину!
Юрий сидел против самых дверей: он видел, что пышно одетая девица, покрытая
с головы до ног богатой фатою,
упала без
чувств на руки к старухе, которая шла позади ее.
С каждым днем худела она и
падала духом, к великому удивлению тетки Анны и скорбному
чувству преклонного отца, который, глядя на дочку, не переставал щурить подслеповатые глаза свои и тоскливо качал белою старческою головою.
— Уйду. Что куражишься! Не больно испужались… не на таковского
напал. Уйду, не заплачу… Дай пожитки взять! — промолвил Захар
с чувством достоинства.
Вихрь ужаса охватил людей,
с криком и воплями все бросились к выходу, многие
упали без
чувств на кафли пола, многие плакали, как дети, а Серафина стояла
с топором в руке над беднягой Донато и бесчувственной дочерью своей, как Немезида деревни, богиня правосудия людей
с прямою душой.
Всё чаще она указывала ему разницу между ним, мужиком, и ею, женщиной образованной, и нередко эти указания обижали Илью. Живя
с Олимпиадой, он иногда чувствовал, что эта женщина близка ему как товарищ. Татьяна Власьевна никогда не вызывала в нём товарищеского
чувства; он видел, что она интереснее Олимпиады, но совершенно утратил уважение к ней. Живя на квартире у Автономовых, он иногда слышал, как Татьяна Власьевна, перед тем как лечь
спать, молилась богу...
Оттого ли, что я не воровал вместе
с нею, или не изъявлял никакого желания стать ее любовником, что, вероятно, оскорбляло ее, или, быть может, оттого, что она чуяла во мне чужого человека, она возненавидела меня
с первого же дня. Моя неумелость, нелакейская наружность и моя болезнь представлялись ей жалкими и вызывали в ней
чувство гадливости. Я тогда сильно кашлял, и случалось, по ночам мешал ей
спать, так как ее и мою комнату отделяла одна только деревянная перегородка, и каждое утро она говорила мне...
До обеда уже не стоило идти на работу. Я отправился домой
спать, но не мог уснуть от неприятного, болезненного
чувства, навеянного на меня бойней и разговором
с губернатором, и, дождавшись вечера, расстроенный, мрачный, пошел к Марии Викторовне. Я рассказывал ей о том, как я был у губернатора, а она смотрела на меня
с недоумением, точно не верила, и вдруг захохотала весело, громко, задорно, как умеют хохотать только добродушные, смешливые люди.
С вашей стороны прошу быть совершенно откровенною, и если вам не благоугодно будет дать благоприятный на мое письмо ответ, за получением которого не премину я сам прийти, то вы просто велите вашим лакеям прогнать меня: „не смей-де, этакая демократическая шваль, питать такие
чувства к нам, белокостным!“ Все же сие будет легче для меня, чем сидеть веки-веченские в холодном и почтительном положении перед вами, тогда как душа требует
пасть перед вами ниц и молить вас хоть о маленькой взаимности».
Князь же не
спал и по временам сердито и насмешливо взглядывал на барона. Его, по преимуществу, бесила мысль, что подобный человек, столь невежественный, лишенный всякого
чувства национальности, вылезет, пожалуй, в государственные люди, — и князю ужасно захотелось вышвырнуть барона на мостовую и расшибить ему об нее голову, именно
с тою целию, чтобы из него не вышел со временем государственный человек.
Полина начала читать письмо. Грудь ее сильно волновалась, руки дрожали; но, несмотря на это, казалось, она готова была перенести
с твердостию ужасное известие, которое должно было разлучить ее
с женихом. Она дочитывала уже письмо, как вдруг вся помертвела; невольное восклицание замерло на посиневших устах ее, глаза сомкнулись, и она
упала без
чувств в объятия своей сестры.
Не знаю сам, какое
чувство было во мне сильнее: радость ли, что я
попал к добрым людям вместо разбойников, или стыд, что ошибся таким глупым и смешным образом. Я от всей души согласился на желание пана Селявы; весь этот день пропировал
с ним вместе и не забуду никогда его хлебосольства и ласкового обхождения. На другой день…
Потом красавица жена, ему преданная и постоянно удивляющаяся его героизму и возвышенным
чувствам; мимоходом под шумок, — внимание какой-нибудь графини из «высшего общества», в которое он непременно
попадет через брак свой
с Зиной, вдовой князя К., вице-губернаторское место, денежки, — одним словом, все, так красноречиво расписанное Марьей Александровной, еще раз перешло через его вседовольную душу, лаская, привлекая ее и, главное, льстя его самолюбию.
Мутные и огромные волны хлестали через нас и окачивали
с головой; по несчастью, Борисов, идя впереди, сбился
с того броду, по которому прошел два раза, и
попал на более глубокое место; вдруг он нырнул в воду, лошадь моя поплыла, и Евсеич отстал от меня; тут-то я почувствовал такой страх близкой смерти, которого я не забыл до сих пор; каждую минуту я готов был лишиться
чувств и едва не захлебнулся; по счастью, глубина продолжалась не более двух или трех сажен.
Засыпаю я скоро, но во втором часу просыпаюсь, и
с таким
чувством, как будто совсем не
спал.
Она схватила его за руку и повлекла в комнату, где хрустальная лампада горела перед образами, и луч ее сливался
с лучом заходящего солнца на золотых окладах, усыпанных жемчугом и каменьями; — перед иконой богоматери
упала Ольга на колени, спина и плечи ее отделяемы были бледнеющим светом зари от темных стен; а красноватый блеск дрожащей лампады озарял ее лицо, вдохновенное, прекрасное, слишком прекрасное для
чувств, которые бунтовали в груди ее...
Артамонов очень подружился
с Утешителем. Время от времени на него снова стала
нападать скука, вызывая в нём непобедимое желание пить. Напиваться у брата было стыдно, там всегда торчали чужие люди, а он особенно не хотел показать себя пьяным Поповой. Дома Наталья в такие дни уныло сгибалась, угнетённо молчала; было бы лучше, если б она ругалась, тогда и самому можно бы ругать её. А так она была похожа на ограбленную и, не возбуждая злобы, возбуждала
чувство, близкое жалости к ней; Артамонов шёл к Серафиму.