Неточные совпадения
— У меня хозяйство простое, — сказал Михаил Петрович. — Благодарю Бога. Мое хозяйство всё, чтобы денежки к осенним податям были готовы.
Приходят мужички: батюшка, отец, вызволь! Ну, свои всё
соседи мужики, жалко. Ну, дашь на первую треть, только скажешь: помнить, ребята, я вам помог, и вы помогите, когда нужда — посев ли овсяный, уборка сена, жнитво, ну и выговоришь, по скольку с тягла. Тоже есть бессовестные и из них, это правда.
Богат, хорош собою, Ленский
Везде был принят как жених;
Таков обычай деревенский;
Все дочек прочили своих
За полурусского
соседа;
Взойдет ли он, тотчас беседа
Заводит слово стороной
О скуке жизни холостой;
Зовут
соседа к самовару,
А Дуня разливает чай,
Ей шепчут: «Дуня, примечай!»
Потом приносят и гитару;
И запищит она (Бог мой!):
Приди в чертог ко мне златой!..
«Подожду еще; авось письмо
придет завтра или послезавтра». И он принимался рассчитывать, когда должно
прийти в деревню его письмо, сколько времени может промедлить
сосед и какой срок понадобится для присылки ответа.
От
соседа за прошлый месяц
пришлют все газеты разом, и целый дом запасается новостями надолго.
Но все на свете кончается; наступил конец и тревожному времени. В 1856 году Федор Васильич съездил в Москву. Там уже носились слухи о предстоящих реформах, но он, конечно, не поверил им. Целый год после этого просидел он спокойно в Словущенском, упитывая свое тело, прикармливая
соседей и строго наблюдая, чтоб никто «об этом» даже заикнуться не смел. Как вдруг
пришло достоверное известие, что «оно» уже решено и подписано.
Под влиянием этой отравы мурья
приходила в движение; всякий начинал отыскивать свое;возникали разбирательства и постепенно втягивали в себя всех
соседей.
Произнося свои угрозы, матушка была, однако ж, в недоумении. Племянник ли Федос или беглый солдат — в сущности, ей было все равно; но если он вправду племянник, то как же не принять его? Прогонишь его — он, пожалуй, в канаве замерзнет; в земский суд отправить его — назад оттуда
пришлют… А дело между тем разгласится,
соседи будут говорить: вот Анна Павловна какова, мужнину племяннику в угле отказала.
Пришел, положим, мужик свой последний полушубок продавать. Его сразу окружает шайка барышников. Каждый торгуется, каждый дает свою цену. Наконец, сходятся в цене. Покупающий неторопливо лезет в карман, будто за деньгами, и передает купленную вещь
соседу. Вдруг сзади мужика шум, и все глядят туда, и он тоже туда оглядывается. А полушубок в единый миг, с рук на руки, и исчезает.
Из разговоров старших я узнал, что это
приходили крепостные Коляновской из отдаленной деревни Сколубова просить, чтобы их оставили по — старому — «мы ваши, а вы наши». Коляновская была барыня добрая. У мужиков земли было довольно, а по зимам почти все работники расходились на разные работы. Жилось им, очевидно, тоже лучше
соседей, и «щось буде» рождало в них тревогу — как бы это грядущее неизвестное их «не поровняло».
К себе Нагибин не принимал и жил в обществе какой-то глухой старухи кухарки.
Соседи видели, как к нему приезжал несколько раз Ечкин, потом
приходил Полуянов, и, наконец, видели раз, как рано утром от Нагибина выходил Лиодор. Дальнейшие известия о Нагибине прекратились окончательно. Он перестал показываться даже на улице.
На вопрос, сколько ее сожителю лет, баба, глядя вяло и лениво в сторону, отвечает обыкновенно: «А чёрт его знает!» Пока сожитель на работе или играет где-нибудь в карты, сожительница валяется в постели, праздная, голодная; если кто-нибудь из
соседей войдет в избу, то она нехотя приподнимется и расскажет, зевая, что она «за мужа
пришла», невинно пострадала: «Его, чёрта, хлопцы убили, а меня в каторгу».
Феномен этот — мой
сосед по деревне, отставной полковник Вихров, добрый и в то же врем» бешеный, исполненный высокой житейской мудрости и вместе с тем необразованный, как простой солдат!» Александра Григорьевна, по самолюбию своему, не только сама себя всегда расхваливала, но даже всех других людей, которые
приходили с ней в какое-либо соприкосновение.
— Идет волнение в народе, — беспорядок поднимается с земли, да! Вчера ночью в
соседях у нас
пришли жандармы, хлопотали чего-то вплоть до утра, а утром забрали с собой кузнеца одного и увели. Говорят, отведут его ночью на реку и тайно утопят. А кузнец — ничего человек был…
— А как любит русских, если б вы знали! — рассказывал мне
сосед по креслу, — представьте себе,
прихожу я на днях к ней. — Так и так, говорю, позвольте поблагодарить за наслаждение… В Петербурге, говорю, изволили в семьдесят четвертом году побывать… — Так вы, говорит, русский? Скажите, говорит, русским, что они — душки! Все, все русские — душки! а немцы — фи! И еще скажите русским, что они (
сосед наклонился к моему уху и шепнул что-то, чего я, признаюсь, не разобрал)… Это, говорит, меня один кирасир научил!
Во все время, покуда кутит муж, Экзархатова убегала к
соседям; но когда он
приходил в себя, принималась его, как ржа железо, есть, и достаточно было ему сказать одно слово — она пустит в него чем ни попало, растреплет на себе волосы, платье и побежит к Петру Михайлычу жаловаться, прямо ворвется в смотрительскую и кричит...
Так, часто в промежутках между танцами играли в petits jeux, в фанты, в свои
соседи, в почту, в жмурки, в «барыня
прислала», в «здравствуйте, король» и в прочие.
— А кто может знать, какие у
соседа мысли? — строго округляя глаза, говорит старик веским баском. — Мысли — как воши, их не сочтеши, — сказывают старики. Может, человек,
придя домой-то, падет на колени да и заплачет, бога умоляя: «Прости, Господи, согрешил во святой день твой!» Может, дом-от для него — монастырь и живет он там только с богом одним? Так-то вот! Каждый паучок знай свой уголок, плети паутину да умей понять свой вес, чтобы выдержала тебя…
Мерзость доброты на чужой счет и эта дрянная ловушка мне — все вместе вызывало у меня чувство негодования, отвращения к себе и ко всем. Несколько дней я жестоко мучился, ожидая, когда
придут короба с книгами; наконец они
пришли, я разбираю их в кладовой, ко мне подходит приказчик
соседа и просит дать ему псалтырь.
[Да будет позволено сказать (лат.).] оператор врачебной управы вполголоса объясняет своему
соседу: «timeo — боюсь, а не опасаюсь; et dona ferentes — и дары приносящих, а не „даже тогда, когда они
приходят с дарами“; следственно, „боюсь данайцев и дары приносящих“ — вот как по-настоящему перевести следует».
— Уйде, уйде, уйде! Дома, заходи! — закричал старик. —
Сосед Марка, Лука Марка, что к дяде
пришел? Аль на кордон?
— Да-с; я очень просто это делал: жалуется общество на помещика или
соседей. «Хорошо, говорю, прежде школу постройте!» В ногах валяются, плачут… Ничего: сказал: «школу постройте и тогда
приходите!» Так на своем стою. Повертятся, повертятся мужичонки и выстроят, и вот вам лучшее доказательство: у меня уже весь, буквально весь участок обстроен школами. Конечно, в этих школах нет почти еще книг и учителей, но я уж начинаю второй круг, и уж дело пошло и на учителей. Это, спросите, как?
Оба его
соседа, казалось, слушали его с большим вниманием и с почтением отодвигались каждый раз, когда оратор,
приходя в восторг, начинал размахивать руками.
— Дуняша! — сказал дедушка Кондратий мягким, колеблющимся голосом. — Гости дорогие
пришли! Собирай-ка обед. А что,
сосед, я чай, взаправду, не пора ли поснедать? Вишь, солнышко-то как высоко!
Дальше в коротких словах он рассказал, что к ним в «малину» под ночлежкой Бардадыма
пришел один «фартовый» и сказал, что к писакам богатые гости
пришли. Болдоха из «Каторги» сразу шепчет
соседу — Дылдой звать: «Ты, Дылда, как мы войдем и я тебе мигну, лампу загаси, и мы „темную“ накроем».
У
соседей кузнеца была слепая девочка Таня. Евсей подружился с нею, водил её гулять по селу, бережно помогал ей спускаться в овраг и тихим голосом рассказывал о чём-то, пугливо расширяя свои водянистые глаза. Эта дружба была замечена в селе и всем понравилась, но однажды мать слепой
пришла к дяде Петру с жалобой, заявила, что Евсей напугал Таню своими разговорами, теперь девочка не может оставаться одна, плачет, спать стала плохо, во сне мечется, вскакивает и кричит.
Но что это был за
сосед, с которым ни пойти, ни поехать, ни посидеть вместе, который не позовет ни к себе, ни сам не
придет поболтать?
— Мы
пришли к вам, любезный
сосед, сломать с вами пост. Рады вы нам? — прощебетала m-lle Augustine.
Вспомнил, как целых четыре года копил шкуры, закалывая овец, своих, доморощенных, перед Рождеством, и продавал мясо кабатчику; вспомнил он, как в Кубинском ему выдубили шкуры, как потом
пришел бродячий портной Николка Косой и целых две недели кормился у него в избе, спал на столе с своими кривыми ногами, пока полушубок не был справлен, и как потом на сходе долго бедняки-соседи завидовали, любуясь шубой, а кабатчик Федот Митрич обещал два ведра за шубу…
Будучи вынужден, по неприятностям, оставить службу и проживая в своей чухломской усадьбе, я имел возможность много о сем предмете рассуждать и даже меняться мыслями с некоторыми уважаемыми
соседями, и все мы
пришли к заключению: Токевиль прав.
Воспользовавшись этой царской грамотой, Строгановы к своей казацкой вольнице присоединили разных охочих людей, недостатка в которых в то смутное время не было, и двинули эту орду вверх по реке Чусовой, чтобы в свою очередь учинить нападение на «недоброжелательных
соседей», то есть на тех вогуличей и остяков, которые
приходили с Махметкулом.
Лыняев. Вот и хорошо,
соседи будем. (Жмет руку Мурзавецкого.) Прошу любить да жаловать. А теперь вам пора домой! Вон это не ваш ли экипаж? Вероятно, Меропа Давыдовна за вами
прислала.
Дня через четыре граф
прислал человека с письмом, в котором в тот же день приглашал их к себе и уведомлял, что он весь день будет один. Часу в двенадцатом Анна Павловна, к соблазну всех
соседей, выехала с Эльчаниновым, как бы с мужем, в одной коляске.
Тентетников даже, — уж на что смирный, — и тот,
пришедши в департамент, почувствовал, что «как будто его за проступок перевели из верхнего класса в нижний»; а приехавши в деревню, скоро постарался, подобно Онегину и Обломову, раззнакомиться со всеми
соседями, которые поспешили с ним познакомиться.
Затем
приходит один приказный и показывает, как вывел он родословную какого-то Елисея, который уступает пустошь
соседу Аггею, и доказал, что Елисей, «по мужескому колену двоюродного его брата внучатный племянник».
— Ах ты, старый дуралей! — сказал барин, сердито топнув ногою. — Если уж сирота, так, по-твоему, ей и в девках оставаться, а для олуха твоего сына искать невест у
соседей… Что ты мне белендрясы-то
пришел плесть?.. А?.. Староста! Девка эта дурного поведения, что ли?
Мне
приходило на мысль пригласить к себе соседей-помещиков и предложить им организовать у меня в доме что-нибудь вроде комитета или центра, куда бы стекались все пожертвования и откуда по всему уезду давались бы пособия и распоряжения; такая организация, допускавшая частные совещания и широкий свободный контроль, вполне отвечала моим взглядам; но я воображал закуски, обеды, ужины и тот шум, праздность, говорливость и дурной тон, какие неминуемо внесла бы в мой дом эта пестрая уездная компания, и спешил отказаться от своей мысли.
Он пользовался репутацией самого отчаянного головореза и ловчайшего вора. Я долго не хотел верить этому. Он был нашим ближайшим
соседом и нередко оказывал мне и моим товарищам соседские услуги. При этом в глазах его светилось такое простодушное расположение, что я не мог примирить с этим молву об его подвигах. Только однажды, после какого-то нового двусмысленного происшествия с Марьей, он сильно пил несколько дней и
пришел ко мне под вечер возбужденный и несколько дикий.
Ехал я в первом классе, но там сидят по трое на одном диване, двойных рам нет, наружная дверь отворяется прямо в купе, — и я чувствовал себя, как в колодках, стиснутым, брошенным, жалким, и ноги страшно зябли, и, в то же время, то и дело
приходило на память, как обольстительна она была сегодня в своей блузе и с распущенными волосами, и такая сильная ревность вдруг овладевала мной, что я вскакивал от душевной боли, и
соседи мои смотрели на меня с удивлением и даже страхом.
Дрейяку удалось завернуть под самым суетным предлогом в переулок, вылучив счастливую минуту, когда все внимание его
соседей обратилось на аббата, которого толкали вперед три торговки; он дал оттуда стречка и
пришел домой полумертвый, с потухшими глазами и с изорванным кафтаном.
Пришел портной — тощий, хромой человек, надел на меня черный коленкоровый длинный саван с рукавами и заметал его сверху донизу. Потом
пришел парикмахер. Я в нем узнал того самого подмастерья от Теодора, который только что меня брил, и мы дружелюбно улыбнулись друг другу. Парикмахер надел на мою голову черный парик с пейсами. Духовской вбежал в уборную и крикнул: «Васильев, гримируйтесь же!» Я сунул палец в какую-то краску, но
сосед слева, суровый мужчина с глубокомысленным лбом, оборвал меня...
— Пошто с дымом пустил? Огонь съел, спасибо не сказал. Мы тебе
соседи.
Пришел бы к нам… Возьмите, дескать, что осталось. Сбруя, телега, два хомута, дуга хорошая, стол, четыре лавки… Вот и добро было бы. Ты бы до нас, мы до тебя…
— Помню я, — рассказывала она, — как к
соседям нашим за сорок верст Пугачев
приходил и как он барина на воротах повесил, а детей всех перебил.
На другое утро
пришел к визирю лавочник. Визирь спросил, что ему надо. Лавочник говорит: «Я
пришел выдать тебе того самого человека, который тебя обидел вчера. Я его знаю — это мой
сосед, его звать Нагим; пошли за ним и накажи его!»
И что ведь досадно, знаете: все это делалось, по моему наблюдению, не от доброты: гостеприимства и радушья в нем совершенно не было; в деревне
соседей, которые победнее, не принимал даже; из маленьких чиновников тоже —
придут к нему, рюмки водки не подаст, не посадит; а зато уж кто немного повыше, ничего не пожалеет.
— Вот, слухи между ними пошли, что «енарал с Питеру» приедет им «волю заправскую читать»… Полковник вынужден вчера эстафетой потребовать войско, а они, уж Бог знает как и откуда, прослышали о войске и думают, что это войско и
придет к ним с настоящею волею, — ну, и ждут вот, да еще и соседних мутят, и
соседи тоже поприходили.
Висленев назвал своего «
соседа по имению», Феоктиста Меридианова, который
пришел в своих кимрских туфлях и все терпеливо прослушал, и потом, по своему обыкновению, подражая простонародному говору, сказал, что как все это не при нем писано, то он не хочет и лезть с суконным рылом в калачный ряд, чтобы судить о такой политичной материи, а думает лишь только одно, что в старину за это
В приеме те, к которым
приходили родные, целовали как-то продолжительно и нежно сестер, матерей, отцов и братьев. После обеда ходили просить прощения к старшим и соседям-шестым, с которыми вели непримиримую «войну Алой и Белой розы», как, смеясь, уверяли насмешницы пятые, принявшиеся уже за изучение истории. Гостинцы, принесенные в этот день в прием, разделили на два разряда: на скоромные и постные, причем скоромные запихивались за обе щеки, а постные откладывались на завтра.
Я передал дальше. Через пять минут монета опять
пришла ко мне. Гимназисты от скуки забавлялись тем, что не давали этим трем копейкам достигнуть своего Назначения. Я в это время собирал на что-то деньги и опускал их в копилку. Зажал монету в руке и стал ждать, скажет ли мой
сосед: «Что ж не передаешь дальше?» Никто ничего не заметил. Я спустил деньгу в карман, а дома бросил в копилку.
Потягиваясь и нежась в постели, она вспомнила вчерашнюю встречу с доктором и все те мысли, с какими вчера она уснула; вспомнила, что она несчастна. Потом
пришли ей на память ее муж, живущий в Петербурге, управляющие, доктора,
соседи, знакомые чиновники… Длинный ряд знакомых мужских лиц пронесся в ее воображении. Она улыбнулась и подумала, что если бы эти люди сумели проникнуть в ее душу и понять ее, то все они были бы у ее ног…
Жил у князя на хлебах из мелкопоместного шляхетства Кондратий Сергеич Белоусов. Деревню у него
сосед оттягал, он и пошел на княжие харчи. Человек немолодой, совсем богом убитый: еле душа в нем держалась, кроткий был и смиренный, вина капли в рот не бирал, во Святом Писании силу знал, все, бывало, над божественными книгами сидит и ни единой службы господней не пропустит, прежде попа в церковь
придет, после всех выйдет. И велела ему княгиня Марфа Петровна при себе быть, сама читать не могла, его заставляла.