Неточные совпадения
Смотритель подумал с минуту и
отвечал, что в истории многое покрыто мраком; но что был, однако же, некто Карл Простодушный, который имел на плечах хотя и не порожний, но все равно как бы порожний сосуд, а войны вел и трактаты заключал.
Между тем наступила ночь. Я велел подать что-нибудь к ужину, к которому пригласил и
смотрителя. «Всего один рябчик остался», — сердито шепнул мне человек. «Где же прочие? — сказал я, — ведь у якута куплено их несколько пар». — «Вчера с проезжим скушали», — еще сердитее
отвечал он. «Ну разогревай английский презервный суп», — сказал я. «Вчера последний вышел», — заметил он и поставил на очаг разогревать единственного рябчика.
«Трое», —
отвечал смотритель.
У юрты встретил меня старик лет шестидесяти пяти в мундире станционного
смотрителя со шпагой. Я думал, что он тут живет, но не понимал, отчего он встречает меня так торжественно, в шпаге, руку под козырек, и глаз с меня не сводит. «Вы
смотритель?» — кланяясь, спросил я его. «Точно так, из дворян», —
отвечал он. Я еще поклонился. Так вот отчего он при шпаге! Оставалось узнать, зачем он встречает меня с таким почетом: не принимает ли за кого-нибудь из своих начальников?
«За воровство, как и большая часть арестантов», —
отвечал смотритель.
— «Нельзя сказать, —
отвечал смотритель, — они дики и нелюдимы, потому что живут в своих землянках посемейно, но они очень смышлены, особенно мастера слукавить и стащить что-нибудь.
— Да, третьего дня она была приговорена, — покорно
отвечал Нехлюдов, боясь как-нибудь попортить настроение
смотрителя, как будто принявшего в нем участие.
Нехлюдов ничего не
отвечал и попросил допустить его к свиданию.
Смотритель послал надзирателя, и Нехлюдов вошел за ним в пустую женскую посетительскую.
Смотритель, тот самый, который направил Нехлюдова в женское отделение, очевидно заинтересованный им, пришел в это отделение и, увидав Нехлюдова не у решетки, спросил его, почему он не говорит с той, с кем ему нужно. Нехлюдов высморкался и, встряхнувшись, стараясь иметь спокойный вид,
отвечал...
В конторе в этот раз никого не было.
Смотритель сел за стол, перебирая лежавшие на нем бумаги, очевидно намереваясь присутствовать сам при свидании. Когда Нехлюдов спросил его, не может ли он видеть политическую Богодуховскую, то
смотритель коротко
ответил, что этого нельзя.
Никто не
отвечал, и он вопросительно смотрел то на меня, то на
смотрителя.
— Не могу вам
отвечать, — сказал
смотритель, пожимая плечами. — А вот и Богодуховская.
Смотритель не
отвечал и повел в следующую камеру. Опять отперли двери, и опять все встали и затихли, и опять англичанин раздавал Евангелия; то же было и в пятой, и в шестой, и направо, и налево, и по обе стороны.
Смотритель, человек уже старый, угрюмый, с волосами, нависшими над самым носом, с маленькими заспанными глазами, на все мои жалобы и просьбы
отвечал отрывистым ворчаньем, в сердцах хлопал дверью, как будто сам проклинал свою должность, и, выходя на крыльцо, бранил ямщиков, которые медленно брели по грязи с пудовыми дугами на руках или сидели на лавке, позевывая и почесываясь, и не обращали особенного внимания на гневные восклицания своего начальника.
«Здесь, —
отвечала молодая служанка, — зачем тебе ее надобно?»
Смотритель, не
отвечая, вошел в залу.
В сени (где некогда поцеловала меня бедная Дуня) вышла толстая баба и на вопросы мои
отвечала, что старый
смотритель с год как помер, что в доме его поселился пивовар, а что она жена пивоварова.
— Прекрасная барыня, —
отвечал мальчишка, — ехала она в карете в шесть лошадей, с тремя маленькими барчатами и с кормилицей, и с черной моською; и как ей сказали, что старый
смотритель умер, так она заплакала и сказала детям: «Сидите смирно, а я схожу на кладбище». А я было вызвался довести ее. А барыня сказала: «Я сама дорогу знаю». И дала мне пятак серебром — такая добрая барыня!..
— Сейчас, —
отвечал офицер, — выдьте вон на минуту. —
Смотритель и слуга вышли. — Я не шучу, — продолжал он по-французски, — десять тысяч могу я вам дать, мне нужно только ваше отсутствие и ваши бумаги. — При сих словах он отпер шкатулку и вынул несколько кип ассигнаций.
— Сейчас, —
отвечал смотритель. — Пожалуйте подорожную.
— В ближний город, —
отвечал француз, — оттуда отправляюсь к одному помещику, который нанял меня за глаза в учители. Я думал сегодня быть уже на месте, но господин
смотритель, кажется, судил иначе. В этой земле трудно достать лошадей, господин офицер.
Скорчившаяся, с поношенным и вылинялым лицом старушонка, вдова какого-то
смотрителя в Кременчуге, постоянно и сильно пахнувшая каким-то пластырем,
отвечала, унижаясь глазами и пальцами...
— Вот-с эти трое, —
отвечал смотритель, показывая на двух довольно молодцеватых арестантов и на третьего — еще молодого малого, но совсем седого.
— А потому-с… —
отвечал смотритель и, как видно, не решался доканчивать своего обвинения.
— Курят. Никак не могу их отбить от этого, —
отвечал смотритель.
— Не надивлюсь на него, —
отвечал смотритель, довольный тем, что Степан похвалил обращение с ним. — Второй месяц он у нас, примерного поведения. Только боюсь, не задумывает ли чего. Человек отважный и силы непомерной.
—
Смотритель, мамаша! —
отвечала Полина.
— Вчера.
Смотритель тут добрый; пускает меня, —
отвечала Четверикова, закрывая лицо руками.
Калинович
отвечал тоже по-французски, что он слышал о болезни генеральши и потому не смел беспокоить. Князь и Полина переглянулись: им обоим понравилась ловко составленная молодым
смотрителем французская фраза. Старуха продолжала хлопать глазами, переводя их без всякого выражения с дочери на князя, с князя на Калиновича.
— Нет-с: да что же… тут если все взыскивать, так и служить бы невозможно, —
отвечал смотритель. — Это большая особа: тайный советник и сенатор (
смотритель назвал одну из важных в тогдашнее время фамилий). От такого, по правде сказать, оно даже и не обидно; а вот как другой раз прапорщик какой набежит или корнет, да тоже к рылу лезет, так вот это уж очень противно.
— Было это, ваше превосходительство, раза четыре это было! —
отвечал смотритель.
— Чтобы не было у меня вперед этого! Никогда не было! — закричал вдруг генерал и погрозил даже пальцем
смотрителю. — Я теперь ее выгоняю вон!.. Но она… все еще, может быть, проживет тут… день и два… чтобы совсем у ней не было в эти дни огня… совсем!.. Я с вас спрошу, — вы мне за то
ответите!
— Позовите этих —
смотрителя, горничную и сторожа, расспросите их… —
отвечал он тем же неохотливым тоном.
—
Ответивши таким манером
смотрителю, покойный улыбнулся этак и говорит солдатикам:"А что, ребята, к пяти часам будем в Рахине?"Ну, разумеется: ради стараться! Сейчас — барабаны! Песенники вперед! на приступ! гора к черту! — и к пяти часам у нас уж кипел горячий бой под Рахиным! К шести часам гидра была при последнем издыхании, а в девять полковник уж был в Яжелбицах и говорил мне: ну, теперь я надеюсь, что и ты не скажешь, что я ухи не заслужил? И скушал разом целых три тарелки!
Смотритель пожал плечами и не
отвечал ни слова.
— У нас никуда лошадей нет, —
отвечал смотритель. — А вы куда едете?
Он спросил у меня, не пересылал ли я Фомину денег, и предупредил, что Ефремов человек ненадежный. «Общество» ему не доверяет, и староста боится, что он украдет деньги, назначенные Фомину. Я, конечно, не имел тогда оснований особенно доверять и этому своему собеседнику, который легко мог быть подослан не «обществом», охранявшим интересы одиночного узника, а
смотрителем. Поэтому я холодно
ответил, что это дело мое, и мы расстались не особенно дружелюбно.
— Как ты смеешь так
отвечать? — набросился
смотритель. — Я тебя, сукина сына, сгною!.. Мерзавец ты этакой!
Смотритель не
ответил ничего; поверка ушла.
Смотритель не
ответил ничего, а двое служителей уже взяли мои вещи. Я увидел, что здесь никто не расположен обсуждать со мной этот вопрос, и последовал за надзирателями.
Он, видимо, обрадовался звукам родного языка и
отвечал, что
смотрителя нет, что он был, да давно куда-то ушел.
Смотритель поехал в штаб дивизии спросить, можно ли продать лошадей. Генерал
ответил уклончиво...
— Вот вам претензии! Вот вам «дальше»! —
ответил смотритель и нагайкою избил жалобщиков.
— Что делаем? Записываем проезжающих раненых, — с усмешкою
отвечали врачи. — То и дело телеграммы: «Немедленно всех эвакуировать»… Записанные ставятся на довольствие. А на довольствие каждого нижнего чина полагается шестьдесят копеек в сутки, на довольствие офицера — рубль двадцать копеек.
Смотрители ходят и потирают руки.
Посоветовался Сметанников с сестрами и решил ехать. Через полтора суток к ним, наконец, присоединились главный врач и
смотритель. Сестры боялись, как бы Сметанникову не пришлось
отвечать за самовольный уход. Они сказали главному врачу...
Смотритель резко изменился. Прежде самодовольный, наглый и веселый, он теперь молчаливо сидел и сосредоточенно думал. Приходил за распоряжением фельдфебель, —
смотритель вяло махал рукой и
отвечал...
— Не знаю, —
отвечал помощник
смотрителя, — таково распоряжение градоначальника.
— Это я так, к слову… Устроим, устроим… —
отвечал смотритель.
Когда
смотритель ушел, Светлогуб переговорился стуками с соседями о том, что был
смотритель и ничего не сказал нового, а только принес Евангелие, и сосед
ответил, что и ему тоже.
— Благодарю всех и вас, —
отвечает смотритель и, махнув головой Амалии Ивановне, говорит: — Иди, жена, принеси, что ты сама знаешь, собственными твоими руками.
Смотритель к нему на рысях подлетает, наливной живот на ходу придерживает, циферблат белый, будто головой тесто месил… Он за все
отвечает, как не обробеть. К тому ж со дня на день ревизии они ожидали, писаря из штаб-фронта по знакомству шепнули, что, мол, главный санитарный генерал к им собирается: госпиталь уж больно образцовый.