Неточные совпадения
А тот… но после всё расскажем,
Не правда ль? Всей ее родне
Мы Таню завтра же покажем.
Жаль, разъезжать нет мочи мне:
Едва, едва таскаю ноги.
Но вы замучены с дороги;
Пойдемте вместе отдохнуть…
Ох, силы нет… устала грудь…
Мне тяжела теперь и радость,
Не только
грусть… душа моя,
Уж никуда не годна я…
Под старость жизнь такая гадость…»
И тут, совсем утомлена,
В
слезах раскашлялась она.
Прошла любовь, явилась муза,
И прояснился темный ум.
Свободен, вновь ищу союза
Волшебных звуков, чувств и дум;
Пишу, и сердце не тоскует,
Перо, забывшись, не рисует
Близ неоконченных стихов
Ни женских ножек, ни голов;
Погасший пепел уж не вспыхнет,
Я всё
грущу; но
слез уж нет,
И скоро, скоро бури след
В душе моей совсем утихнет:
Тогда-то я начну писать
Поэму песен в двадцать пять.
И глаза ее вдруг наполнились
слезами; быстро она схватила платок, шитый шелками, набросила себе на лицо его, и он в минуту стал весь влажен; и долго сидела, забросив назад свою прекрасную голову, сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю губу, — как бы внезапно почувствовав какое укушение ядовитого гада, — и не снимая с лица платка, чтобы он не видел ее сокрушительной
грусти.
И когда затихла она, безнадежное, безнадежное чувство отразилось в лице ее; ноющею
грустью заговорила всякая черта его, и все, от печально поникшего лба и опустившихся очей до
слез, застывших и засохнувших по тихо пламеневшим щекам ее, — все, казалось, говорило: «Нет счастья на лице сем!»
Скорби-то сколько,
грусти, проклятий, слез-то, скрываемых ото всех, сколько, потому что не Марфа же вы Петровна?
Бывали дни, когда она смотрела на всех людей не своими глазами, мягко, участливо и с такой
грустью, что Клим тревожно думал: вот сейчас она начнет каяться, нелепо расскажет о своем романе с ним и заплачет черными
слезами.
— Что:
грустит, плачет неутешными
слезами и проклинает тебя…
Другой бы прибавил: пишу и обливаюсь
слезами, но я не рисуюсь перед вами, не драпируюсь в свою печаль, потому что не хочу усиливать боль, растравлять сожаление,
грусть.
Он никогда не хотел видеть трепета в ней, слышать горячей мечты, внезапных
слез, томления, изнеможения и потом бешеного перехода к радости. Не надо ни луны, ни
грусти. Она не должна внезапно бледнеть, падать в обморок, испытывать потрясающие взрывы…
Один короткий, быстротечный месяц!
И башмаков еще не износила,
В которых шла, в
слезах,
За бедным прахом моего отца!
О небо! Зверь без разума, без слова
Грустил бы долее…
Мало-помалу
слезы ее становились реже, улыбка светилась по временам из-за них; отчаянье ее превращалось в томную
грусть; скоро ей сделалось страшно за прошедшее, она боролась с собой и отстаивала его против настоящего из сердечного point d'honneur'a, [собственного понятия о чести (фр.).] как воин отстаивает знамя, понимая, что сражение потеряно.
Когда я возвратился, в маленьком доме царила мертвая тишина, покойник, по русскому обычаю, лежал на столе в зале, поодаль сидел живописец Рабус, его приятель, и карандашом, сквозь
слезы снимал его портрет; возле покойника молча, сложа руки, с выражением бесконечной
грусти, стояла высокая женская фигура; ни один артист не сумел бы изваять такую благородную и глубокую «Скорбь».
Голос ее, который вдруг было возвысился, остановился. Ручьи
слез покатились по бледному лицу. Какое-то тяжелое, полное жалости и
грусти чувство сперлось в груди парубка.
Прихожу к тому ручью,
С милой где гулял я.
Он бежит, я
слезы лью,
Счастье убежало.
Томно ручеек журчит,
Делит
грусть со мною
И как будто говорит:
Нет ее с тобою.
Она все плакала,
грустила, а он ее, как водится, все еще усерднее да усерднее за эти
слезы поколачивать стал.
Когда мать выглянула из окошка и увидала Багрово, я заметил, что глаза ее наполнились
слезами и на лице выразилась
грусть; хотя и прежде, вслушиваясь в разговоры отца с матерью, я догадывался, что мать не любит Багрова и что ей неприятно туда ехать, но я оставлял эти слова без понимания и даже без внимания и только в эту минуту понял, что есть какие-нибудь важные причины, которые огорчают мою мать.
В которых шла за гробам мужа,
Как бедная вдова в
слезах, —
И вот она жена другого;
Зверь без разума, без чувств
Грустил бы долее...
Сижу себе,
грущу, да и плачу-плачу,
слез удержать не могу.
Я гулял — то в саду нашей дачи, то по Нескучному, то за заставой; брал с собою какую-нибудь книгу — курс Кайданова, например, — но редко ее развертывал, а больше вслух читал стихи, которых знал очень много на память; кровь бродила во мне, и сердце ныло — так сладко и смешно: я все ждал, робел чего-то и всему дивился и весь был наготове; фантазия играла и носилась быстро вокруг одних и тех же представлений, как на заре стрижи вокруг колокольни; я задумывался,
грустил и даже плакал; но и сквозь
слезы и сквозь
грусть, навеянную то певучим стихом, то красотою вечера, проступало, как весенняя травка, радостное чувство молодой, закипающей жизни.
« — Не кажется, но точно так я мыслю. Ни черные одежды и ни вздохи, ни
слезы и ни
грусть, ни скорбь, ничто не выразит души смятенных чувств, какими горестно терзаюсь я. Простите!» — проговорил молодой человек, пожав плечами и обращаясь к немцу. — Хорошо? — прибавил он своим уже голосом.
Оба стали смотреть, как она загорится, Петр Иваныч, по-видимому, с удовольствием, Александр с
грустью, почти со
слезами. Вот верхний лист зашевелился и поднялся, как будто невидимая рука перевертывала его; края его загнулись, он почернел, потом скоробился и вдруг вспыхнул; за ним быстро вспыхнул другой, третий, а там вдруг несколько поднялись и загорелись кучей, но следующая под ними страница еще белелась и через две секунды тоже начала чернеть по краям.
На ветвях кедра иль березы
Скрываясь по ночам, она
Минутного искала сна —
Но только проливала
слезы,
Звала супруга и покой,
Томилась
грустью и зевотой,
И редко, редко пред зарей,
Склонясь ко древу головой,
Дремала тонкою дремотой...
И вдруг неведомая сила
Нежней, чем вешний ветерок,
Ее на воздух поднимает,
Несет по воздуху в чертог
И осторожно опускает
Сквозь фимиам вечерних роз
На ложе
грусти, ложе
слез.
В тихой
грусти, двое бездетные, сели мы за чай, но был то не чай, а
слезы наши растворялись нам в питие, и незаметно для себя мы оба заплакали, и оборучь пали мы ниц пред образом Спаса и много и жарко молились Ему об утехе Израилевой.
Нервная раздражительность поддерживала его беспрерывно в каком-то восторженно-меланхолическом состоянии; он всегда готов был плакать,
грустить — он любил в тихие вечера долго-долго смотреть на небо, и кто знает, какие видения чудились ему в этой тишине; он часто жал руку своей жене и смотрел на нее с невыразимым восторгом; но к этому восторгу примешивалась такая глубокая
грусть, что Любовь Александровна сама не могла удержаться от
слез.
Оставь же мне мои железы,
Уединенные мечты,
Воспоминанья,
грусть и
слезы:
Их разделить не можешь ты.
Ты сердца слышала признанье;
Прости… дай руку — на прощанье.
Недолго женскую любовь
Печалит хладная разлука:
Пройдет любовь, настанет скука,
Красавица полюбит вновь».
С
грустью на лице прошелся он несколько раз взад и вперед по комнате, сел на кресло перед окном, подперся рукою;
слеза тихо выступила на его ресницы…
Лето провел я в таком же детском упоении и ничего не подозревал, но осенью, когда я стал больше сидеть дома, больше слушать и больше смотреть на мою мать, то стал примечать в ней какую-то перемену: прекрасные глаза ее устремлялись иногда на меня с особенным выражением тайной
грусти; я подглядел даже
слезы, старательно от меня скрываемые.
Анна Павловна очень
грустила об отце, считая себя виновницею его смерти; но старалась это скрыть, и, когда
слезы одолевали ее, она поспешно уходила и плакала иногда по целым часам не переставая.
— Бедная моя, — говорил граф, — не плачьте, ради бога, не плачьте! Я не могу видеть ваших
слез; чем бесполезно
грустить, лучше обратиться к вашим друзьям. Хотите ли, я разорву ваш брак? Выхлопочу вам развод, обеспечу ваше состояние, если только вы нуждаетесь в этом.
Конечно,
грустила, только
слез как-то не было: не плакала…
Увы! Дворец Бахчисарая
Скрывает юную княжну.
В неволе тихой увядая,
Мария плачет и
грустит.
Гирей несчастную щадит:
Ее унынье,
слезы, стоны
Тревожат хана краткий сон,
И для нее смягчает он
Гарема строгие законы.
Угрюмый сторож ханских жен
Ни днем, ни ночью к ней не входит;
Рукой заботливой не он
На ложе сна ее возводит;
Не смеет устремиться к ней
Обидный взор его очей...
Какое-то томительно сладкое чувство
грусти сдавило ей грудь, и
слезы чистой широкой любви, жаждущей удовлетворения, хорошие, утешительные
слезы налились в глаза ее.
Он весь сиял, как будто от луны;
Малейшие подробности одежды,
Черты лица все были мне видны,
И томно так приподымались вежды,
И так глаза казалися полны
Любви и
слез, и
грусти и надежды,
Таким горели сдержанным огнем,
Как я еще не видывал их днем.
Еленино платье, строгое и черное, лежало на ней печально, — как будто, облекая Елену в день скорби, не могла равнодушная одежда не отражать ее омраченной души. Елена вспоминала покойную мать, — и знала, что прежняя жизнь, мирная, ясная и строгая, умерла навсегда. Прежде чем начнется иное, Елена холодными
слезами и неподвижной
грустью поминала прошлое.
Патап Максимыч поднял голову. Лицо его было ясно, радостно, а на глазах сверкала
слеза. Не то
грусть, не то сердечная забота виднелась на крутом высоком челе его.
— Да полно ж, матушка, — наклоняясь головой на плечо игуменьи, сквозь
слезы молвила Фленушка, — что о том поминать?.. Осталась жива, сохранил Господь… ну и слава Богу. Зачем
грустить да печалиться?.. Прошли беды, минули печали, Бога благодарить надо, а не горевать.
И слышит незлобные речи, видит, с какой кротостью переносит этот крутой человек свое горе… Не мстить собирается, благодеянье хочет оказать погубителю своей дочери… Размягчилось сердце Алексеево, а как сведал он, что в последние часы своей жизни Настя умолила отца не делать зла своему соблазнителю, такая на него
грусть напала, что не мог он
слез сдержать и разразился у ног Патапа Максимыча громкими рыданьями. Не вовсе еще очерствел он тогда.
Вероятно, мои ласковые слова были так непривычны и странны, что отец невольно поддался их влиянию… Перед его внутренним взором, должно быть, воскресла другая девочка, нежная, как ласточка, кроткая и любящая, как голубка… Глаза его затуманились
слезами, он затих и оставался неподвижен, с низко опущенной головой. Наконец, он обратил ко мне лицо, исполненное ласки и невыразимой
грусти.
Я ласкалась к отцу, и сердце мое уже не разрывалось тоскою по покойной маме, — оно было полно тихой
грусти… Я плакала, но уже не острыми и больными
слезами, а какими-то тоскливыми и сладкими, облегчающими мою наболевшую детскую душу…
Жаль мне было Парижа, почти до
слез жаль. Помню, как последний вечер я до поздней ночи бродил по улицам и бульварам, усталый, очутился около церкви Мадлены, сел на скамью и глубоко
загрустил. Но ехать было надо. И я поехал.
Катя любила сильно, но вынуждена была признать основательность этих замечаний и с глубокой
грустью, с тайными
слезами исполнила волю отца.
Возле постели мужчина, лет за сорок, низенький, лысый, тщедушный, на козьих ножках. Должен быть хозяин дома, потому что челядь, стоящая около него в изумлении и
грусти, дает ему почет. Глаза его красны и распухли от
слез. Ему бы действовать, подавать какую-нибудь помощь, а он плачет, он хныкает, как старая баба.
Изредка печальные думы перебегают по этому лицу; чаще проникнуто оно
грустью, и вы, не видя на нем
слез, сказали бы, что душа ее вся в
слезах.
Анастасия, имея теперь возможность отнести вину своей
грусти к походу, разлучавшему ее с братом, и к страшному поединку, не удерживала себя более, не таила более
слез в груди.
Суров с вида был отец, но и на пасмурном его лице мальчик угадывал иногда
грусть нежной, любящей натуры; среди редких его ласк замечал на глазах его невольную
слезу, которую старый воин тотчас старался скрыть от сына.
Когда один из карауливших тело крестьян сдернул покрывало с трупа, Егор Никифоров вместо того, чтобы отступить при виде жертвы своего преступления, подошел близко к столу, на котором лежал покойный, и с выражением неподдельной
грусти несколько минут смотрел на него, истово осеняя себя крестным знамением. Из глаз его брызнули
слезы, и он чуть слышно прошептал...
И если при отце неприятно плакать, а капризничать даже опасно, то с нею
слезы приобретают необыкновенно приятный вкус и наполняют душу такою светлою
грустью, какой нет ни в игре, ни в смехе, ни даже в чтении самых страшных сказок.
О сладость тайныя мечты!
Там, там за синей далью
Твой ангел, дева красоты;
Одна с своей печалью,
Грустит, о друге
слёзы льёт;
Душа её в молитве,
Боится вести, вести ждёт:
«Увы! не пал ли в битве?»
И мыслит: «Скоро ль, дружний глас,
Твои мне слышать звуки?
Лети, лети, свиданья час,
Сменить тоску разлуки».
Глазами, полными
слез, она глядит на его косматую голову, глядит и с
грустью и с восторгом.