Неточные совпадения
— Ну, про это единомыслие еще другое можно сказать, — сказал
князь. — Вот у меня зятек, Степан Аркадьич, вы его знаете. Он теперь получает место члена от комитета комиссии и еще что-то, я не помню. Только делать там нечего — что ж, Долли, это не секрет! — а 8000 жалованья. Попробуйте, спросите у него, полезна ли его
служба, — он вам докажет, что самая нужная. И он правдивый человек, но нельзя же не верить в пользу восьми тысяч.
Сам же он во всю жизнь свою не ходил по другой улице, кроме той, которая вела к месту его
службы, где не было никаких публичных красивых зданий; не замечал никого из встречных, был ли он генерал или
князь; в глаза не знал прихотей, какие дразнят в столицах людей, падких на невоздержанье, и даже отроду не был в театре.
— Я, конечно, не нахожу унизительного, но мы вовсе не в таком соглашении, а, напротив, даже в разногласии, потому что я на днях, завтра, оставляю ходить к
князю, не видя там ни малейшей
службы…
Баклагой, как мне потом сказали, прозывался молодой, красивый и чрезвычайно избалованный ямщик;
князь его любил, дарил ему лошадей, гонялся с ним, проводил с ним целые ночи… Этого самого
князя, бывшего шалуна и мота, вы бы теперь не узнали… Как он раздушен, затянут, горд! Как занят
службой, а главное — как рассудителен!
Падение
князя А. Н. Голицына увлекло Витберга; все опрокидывается на него, комиссия жалуется, митрополит огорчен, генерал-губернатор недоволен. Его ответы «дерзки» (в его деле дерзость поставлена в одно из главных обвинений); его подчиненные воруют, — как будто кто-нибудь находящийся на
службе в России не ворует. Впрочем, вероятно, что у Витберга воровали больше, чем у других: он не имел никакой привычки заведовать смирительными домами и классными ворами.
Года через два или три, раз вечером сидели у моего отца два товарища по полку: П. К. Эссен, оренбургский генерал-губернатор, и А. Н. Бахметев, бывший наместником в Бессарабии, генерал, которому под Бородином оторвало ногу. Комната моя была возле залы, в которой они уселись. Между прочим, мой отец сказал им, что он говорил с
князем Юсуповым насчет определения меня на
службу.
Несмотря на зловещие пророчества хромого генерала, отец мой определил-таки меня на
службу к
князю Н. Б. Юсупову в Кремлевскую экспедицию.
Мало-помалу, разгорячившись, она прибавила даже, что
князь вовсе не «дурачок» и никогда таким не был, а насчет значения, — то ведь еще бог знает, в чем будет полагаться, через несколько лет, значение порядочного человека у нас в России: в прежних ли обязательных успехах по
службе или в чем другом?
Был уже двенадцатый час.
Князь знал, что у Епанчиных в городе он может застать теперь одного только генерала, по
службе, да и то навряд. Ему подумалось, что генерал, пожалуй, еще возьмет его и тотчас же отвезет в Павловск, а ему до того времени очень хотелось сделать один визит. На риск опоздать к Епанчиным и отложить свою поездку в Павловск до завтра,
князь решился идти разыскивать дом, в который ему так хотелось зайти.
— Вот что,
князь, — сказал генерал с веселою улыбкой, — если вы в самом деле такой, каким кажетесь, то с вами, пожалуй, и приятно будет познакомиться; только видите, я человек занятой, и вот тотчас же опять сяду кой-что просмотреть и подписать, а потом отправлюсь к его сиятельству, а потом на
службу, так и выходит, что я хоть и рад людям… хорошим, то есть… но… Впрочем, я так убежден, что вы превосходно воспитаны, что… А сколько вам лет,
князь?
Многие из его потомков числились в разных
службах, сидели под
князьями и людьми именитыми на отдаленных воеводствах, но ни один из них не поднялся выше стольника и не приобрел значительного достояния.
Князь Чебылкин (Разбитному). Mais il nest pas bête cet homme! [А он не глуп, этот человек! (франц.)] (Живновскому.) Отчего же вы так долго собирались вступить на
службу?
Князь Чебылкин. Вот видите, любезный друг, стало быть, в вас строптивость есть, а в
службе первое дело дисциплина! Очень жаль, очень жаль, мой любезный, а вы мне по наружности понравились…
Я, разумеется, по долгу
службы, обязан вынести все эти неприятности, ну, а
князь…
«Пти-ком-пё», — говорю, и сказать больше нечего, а она в эту минуту вдруг как вскрикнет: «А меня с красоты продадут, продадут», да как швырнет гитару далеко с колен, а с головы сорвала косынку и пала ничком на диван, лицо в ладони уткнула и плачет, и я, глядя на нее, плачу, и
князь… тоже и он заплакал, но взял гитару и точно не пел, а, как будто
службу служа, застонал: «Если б знала ты весь огонь любви, всю тоску души моей пламенной», — да и ну рыдать.
Благодаря их ходатайствам, Капотт был зачислен на
службу разом по трем ведомствам: у старого
князя Букиазба по части изобретения пристойных законов, у маркиза де Сангло — по части распространения пристойного просвещения и у генерала Белокурова — по какой-то не вполне ясной части, в титуле которой можно было, однако ж, разобрать:"строгость и притом быстрота".
Отъявленного мерзавца, известного вам
князя Ивана, я посадил за уголовное преступление в острог и, может быть, еще каких-нибудь пять или шесть взяточников выгнал из
службы.
— О, помилуйте! Я знаю, как трудна ваша
служба, — подхватил
князь.
Обстоятельству этому были очень рады в обществе, и все, кто только не очень зависел по
службе от губернатора, поехали на другой же день к
князю поздравить его.
— Я, ваше превосходительство, — говорил он губернскому предводителю, заклятому врагу Калиновича по делу
князя, — я старше его летами,
службой, чином, наконец, потому что он пока еще вчера только испеченный действительный статский, а я генерал-майор государя моего императора, и, как начальнику губернии, я всегда и везде уступлю ему первое место; но если он, во всеуслышание, при общем собрании, говорит, что все мы взяточники, я не могу этого перенесть!
Кружок этот составляли четыре офицера: адъютант Калугин, знакомый Михайлова, адъютант
князь Гальцин, бывший даже немножко аристократом для самого Калугина, подполковник Нефердов, один из так называемых 122-х светских людей, поступивших на
службу из отставки под влиянием отчасти патриотизма, отчасти честолюбия и, главное, того, что все это делали; старый клубный московский холостяк, здесь присоединившийся к партии недовольных, ничего не делающих, ничего не понимающих и осуждающих все распоряжения начальства, и ротмистр Праскухин, тоже один из 122-х героев.
— А вы на вашу
службу? — сказал ему ласково
князь.
— Но в таком случае зачем же Дмитрий Николаич [Дмитрий Николаевич — Блудов (1785—1864), государственный деятель, с 1832 года управлявший министерством внутренних дел.] терпит на
службе такого губернатора? — произнес с удивлением
князь.
— Особа он пока еще неважная — член этой здешней Управы благочиния, а некогда был цирюльником
князя, брил его, забавляя рассказами, за что был им определен на
службу; а теперь уж коллежский асессор и скоро, говорят, будет сделан советником губернского правления… Словом, маленький Оливье нашего доброго Людовика Одиннадцатого… Этот Оливье, в присутствии нашего родственника, весьма горячо говорил
князю в пользу Тулузова и обвинял вас за донос.
— Да что ж в маскараде? Я опять тут тоже прав… Великий
князь встретил меня и говорит: «Ты, Углаков,
службой совсем не занимаешься! Я тебя всюду встречаю!» Что ж я мог ему на это сказать?.. Я говорю: «Мне тоже, ваше высочество, удивительно, что я всюду с вами встречаюсь!»
— Великий государь, — ответил Кольцо, собирая все свое присутствие духа, — не заслужил я еще тогда твоей великой милости. Совестно мне было тебе на глаза показаться; а когда
князь Никита Романыч повел к тебе товарищей, я вернулся опять на Волгу, к Ермаку Тимофеичу, не приведет ли бог какую новую
службу тебе сослужить!
— К тебе, батюшка, к тебе. Ступай, говорит, к атаману, отдай от меня поклон, скажи, чтобы во что б ни стало выручил
князя. Я-де, говорит, уж вижу, что ему от этого будет корысть богатая, по приметам, дескать, вижу. Пусть, во что б ни стало, выручит
князя! Я-де, говорит, этой
службы не забуду. А не выручит атаман
князя, всякая, говорит, будет напасть на него; исчахнет, говорит, словно былинка; совсем, говорит, пропадет!
— А знаешь ли, — продолжал строго царевич, — что таким
князьям, как ты, высокие хоромы на площади ставят и что ты сам своего зипуна не стоишь? Не сослужи ты мне
службы сегодня, я велел бы тем ратникам всех вас перехватать да к Слободе привести. Но ради сегодняшнего дела я твое прежнее воровство на милость кладу и батюшке-царю за тебя слово замолвлю, коли ты ему повинную принесешь!
— Бьем тебе челом ото всего православного мира, — сказал Годунов с низким поклоном, — а в твоем лице и Ермаку Тимофеевичу, ото всех
князей и бояр, ото всех торговых людей, ото всего люда русского! Приими ото всей земли великое челобитие, что сослужили вы ей
службу великую!
— Ничего,
князь: не вздыхайте. Я вам что тогда сказал в Москве на Садовой, когда держал вас за пуговицу и когда вы от меня удирали, то и сейчас скажу: не тужите и не охайте, что на вас напал Термосесов. Измаил Термосесов вам большую
службу сослужит. Вы вон там с вашею нынешнею партией, где нет таких плутов, как Термосесов, а есть другие почище его, газеты заводите и стремитесь к тому, чтобы не тем, так другим способом над народишком инспекцию получить.
Десять дней, которые Хаджи-Мурат провел здесь, он, впрочем, жил в одном доме с подполковником
князем Тархановым, начальником Шушинского уезда, находящимся здесь по делам
службы; это истинно достойный человек, и я ему вполне доверяю.
Иван Иванович Михельсон, генерал от кавалерии и главнокомандующий Молдавскою армиею, родился около 1735 года, умер в 1809. Под его начальством находился в начале славной
службы своей
князь Варшавский. Михельсон в глубокой старости сохранял юношескую живость, любил воинские опасности и еще посещал передовые перестрелки.
После Коренной ярмарки
князь увлекся театром, бросил придворную
службу, переехал в Москву и неожиданно для «высочайшего двора», с которым он порвал все отношения, стал играть в любительских кружках.
Барон еще на школьной скамейке подружился с
князем Григоровым, познакомился через него с Бахтуловым, поступил к тому прямо на
службу по выходе из заведения и был теперь один из самых близких домашних людей Михайла Борисовича. Служебная карьера через это открывалась барону великолепнейшая.
— Но зачем же погибать, друг мой милый? Вдумайтесь вы хорошенько и поспокойней в ваше положение, — начал
князь сколь возможно убедительным голосом. — На что вам
служба?.. Зачем она вам?.. Неужели я по своим чувствам и по своим средствам, наконец, — у меня ведь, Елена, больше семидесяти тысяч годового дохода, — неужели я не могу обеспечить вас и вашу матушку?
Анна Юрьевна ушла сначала к княгине, а через несколько времени и совсем уехала в своем кабриолете из Останкина.
Князь же и барон пошли через большой сад проводить Елену домой. Ночь была лунная и теплая.
Князь вел под руку Елену, а барон нарочно стал поотставать от них. По поводу сегодняшнего вечера барон был не совсем доволен собой и смутно сознавал, что в этой проклятой
службе, отнимавшей у него все его время, он сильно поотстал от века.
Князь и Елена между тем почти шепотом разговаривали друг с другом.
— Вот эта ж самая
служба родине, — заговорил он немножко нараспев и вкрадчивым голосом, — я думаю, и нуждалась бы, чтобы вы не расходились с
князем: он — человек богатый ж и влиятельный, и добрый! Мы ж поляки, по нашему несчастному политическому положению, не должны ничем пренебрегать, и нам извинительны все средства, даже обман, кокетство и лукавство женщин…
«Этот Петербург, товарищи мои по
службе, даже комнаты и мебель, словом, все, что напоминает мне моего богоподобного Михайла Борисовича, все это еще более раскрывает раны сердца моего», — заключал барон свое письмо, на каковое
князь в тот же день послал ему телеграфическую депешу, которою уведомлял барона, что он ждет его с распростертыми объятиями и что для него уже готово помещение, именно в том самом флигеле, где и
князь жил.
К счастью Миклакова, он после посещения
князя удержался и не пил целый вечер, на другой день поутру отправился даже на
службу, по возвращению с которой он и получил благодатную весточку от г-жи Петицкой.
M-r Оглоблин приходился тоже кузеном и
князю Григорову, который, впрочем, так строго и сурово обращался с ним, что m-r Николя почти не осмеливался бывать у Григоровых; но, услышав последнее время в доме у отца разговор об Елене, где, между прочим, пояснено было, что она любовница
князя, и узнав потом, что ее выгнали даже за это из
службы, Николя воспылал нестерпимым желанием, что бы там после с ним ни было, рассказать обо всем этом княгине.
— Вперед, сударь, вперед! — кричал Рославлев, понукая нагайкою лошадь несчастного
князя, который, бледный как полотно, тянул изо всей силы за мундштук. — Прошу не отставать; вот и наша цепь. Эй,
служба! — продолжал он, подзывая к себе солдата, который заряжал ружье, — где капитан Зарядьев?
Что представления Петру разных лиц были делом обыкновенным и что за ними зорко следили приверженцы обеих партий, видно из следующей выписки из письма Шакловитого к Голицыну во время первого крымского похода: «Сего ж числа, после часов, были у государя у руки новгородцы, которые едут на
службу; и как их изволил жаловать государь царь Петр Алексеевич, в то время, подступя, нарочно встав с лавки, Черкасский объявил тихим голосом
князь Василья Путятина: прикажи, государь мой, в полку присмотреть, каков он там будет?» (Устрялов, том I, приложение VII, стр. 356).
Фермор хотел сейчас же оставить инженерную
службу, боясь, что далее он еще хуже не сумеет поладить с господствовавшим в ведомстве направлением, но переменить
службу ему не удалось. Великий
князь Михаил Павлович знавший Николая Федоровича в училище, оставил его в Петербурге при здешней инженерной команде.
На
службе он в таком состояни невозможен, но его любит великий
князь, и если вы согласитесь сказать об этом генералу Дену, то он, вероятно, напишет в Петербург и исходатайствует ему у великого
князя продолжительный отпуск и средства для излечения.
Это было уже после смерти его, и Екатерина, на доклад Державина, «извинив, что
князь многие надобности имел по
службе и нередко издерживал свои деньги, приказала принять на счет свой государственному казначейству» (стр. 337).
Князь, который был мысленно занят своим делом, подумал, что ему не худо будет познакомиться с человеком, который всех знает и докладывает сам министру. Он завел с ним разговор о политике, о
службе, потом о своем деле, которое состояло в тяжбе с казною о 20 т<ысячах> десятин лесу. Наконец
князь спросил у Горшенки, не знает ли он одного чиновника Красинского, у которого в столе разбираются его дела.
Многие из тех, кому он читал свою пиесу, очень ее хвалили; но молодой автор не мог иметь доверенности к своим судьям; а потому по приезде своем в Петербург, в самом начале 1815 года, где он поступил опять на
службу в тот же Департамент горных и соляных дел, тем же помощником столоначальника — Загоскин решился отдать на суд свою комедию известному комическому писателю,
князю Шаховскому, хотя и не был с ним знаком.
Полно,
князь, душа моя,
Не печалься; рада
службуОказать тебе я в дружбу».
Они занялись исключительно волокитством; от боярских палат до швеи иностранного происхождения и до отечественных охтенок — ничего не ускользало от наших молодых людей. К тому же
князь успел раза два проиграться в пух, надавать векселей за страстную любовь, побить каких-то соперников, упасть из саней мертво пьяный, словом, сделать все, что в те счастливые времена называлось
службой в гвардии.
— „Светлейший, мол,
князь, жизнь свою предпочитаю положить за
службу“.